Битва за «рожай!». Ограничение доступа к аборту в России не решит демографические проблемы, а создаст новые


В России принимают всё новые меры по ограничению доступа к абортам. Среди последних нововведений — ужесточение контроля за препаратами медикаментозного аборта на федеральном уровне, принятие закона об ответственности за склонение к аборту в Мордовии и Тверской области и отказ от проведения абортов части негосударственных клиник в отдельных регионах. Новый виток наступления на репродуктивные права женщин происходит в контексте демографической ямы и насаждаемых сверху «традиционных ценностей». ВОЗ предупреждает: ограничение доступа к искусственному прерыванию беременности не приводит к снижению количества абортов, но делает процедуру менее безопасной. Уже вступившие в силу изменения и пока лишь обсуждаемые дальнейшие меры могут привести к самым печальным последствиям: от обнищания семей и ухудшения здоровья женщин до увеличения числа детоубийств.

История абортов в СССР и России: от криминализации к легализации и обратно

На сегодняшний день абортное законодательство в России по-прежнему остается одним из самых либеральных в мире. В соответствии со статьей 56 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», «каждая женщина самостоятельно решает вопрос о материнстве» и имеет доступ к аборту по желанию при сроке беременности до 12 недель. Либеральный закон об аборте в России сегодня — это, в первую очередь, наследство советского законодательства и позднесоветских практик.

Сто с лишним лет назад Советская Россия стала первым государством в мире, легализовавшим аборт. В 1936 году последовала его повторная криминализация; окончательно аборт в СССР был легализован в 1955 году. В условиях отсутствия секс-просвета и недостатка качественных и доступных средств предохранения аборт был фактически главным «средством контрацепции» в Советском Союзе. СССР занимал лидирующее место в мире по количеству абортов: в среднем на каждую женщину приходилось 3–4 аборта.

По мнению исследователей, в постсоветской России политика в области контроля рождаемости была непоследовательной. В 1990-е годы государство осуществляло программу «Планирование семьи», одной из целей которой было «рождение только желанных и здоровых детей». Однако уже в конце 90-х депутаты проголосовали за закрытие программы, так как видели в доступной контрацепции угрозу депопуляции. Одним из результатов новой антиабортной политики стало сокращение перечня социальных показаний для аборта с 12 до 4 пунктов в 2003 году. Но настоящий поворот в сторону архаизации абортной политики последовал в 2006-м, когда Владимир Путин заявил о демографической проблеме.

Тогда же, в 2007 году, при женских консультациях было решено создать кабинеты медико-социальной помощи, одна из целей которых — формирование у решивших сделать аборт женщин «сознания необходимости вынашивать беременность». Одновременно с этим был сокращен перечень медицинских показаний для аборта. В 2011 году в связи с обсуждением законопроекта «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» депутаты предложили целый ряд ограничительных мер, среди которых в том числе и хорошо известные нам сегодня инициативы о выводе аборта из ОМС и запрет на проведение процедуры в частных клиниках.

В итоге своего рода компромиссом между Минздравом и противниками аборта стало введение так называемой «недели тишины» — специального периода времени, отведенного на то, чтобы женщина после обращения за абортом могла еще раз обдумать свое решение — и «психологического» консультирования, истинная цель которого — попытка повлиять на решение об аборте.

В последние годы дискуссия о необходимости ограничения доступа к аборту во многом сводилась к уже ранее озвученным требованиям РПЦ и депутатов Госдумы вывести аборт из системы обязательного медицинского страхования, а также проводить процедуру исключительно в государственных учреждениях. Однако на фоне демографической ямы и войны России в Украине за этот год количество антиабортных инициатив заметно увеличилось, что вызывает беспокойство в активистском и профессиональном сообществах.

Радикализация антиабортной политики

Среди главных нововведений лета-осени 2023 года — ограничение на проведение аборта в частных клиниках в отдельных регионах, принятие закона о запрете склонения к аборту в Республике Мордовия и в Тверской области, а также усиление контроля за препаратами для медикаментозного прерывания беременности на федеральном уровне. Однако есть опасения, что уже принятые меры — лишь первые шаги к реализации нового, более радикального курса, направленного на принуждение женщин к повышению рождаемости.

В начале ноября частные клиники Крыма отказались от проведения абортов. В то же время от проведения медикаментозных абортов отказались частные медучреждения Курской области. Ранее часть клиник в Мордовии, Татарстане, Челябинской области уже прекратили предоставлять услуги прерывания беременности. Подобные изменения планируют ввести и в Калининградской области. За инициативой о запрете на проведение абортов в частных клиниках, скорее всего, стоит Русская Православная Церковь.

Так, о необходимости вывести аборт из ОМС и запретить проведение процедуры в негосударственных клиниках патриарх Кирилл заявлял в мае 2022 года и в январе 2023-го. В августе председатель Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства иерей Фёдор Лукьянов назвал эти условия необходимыми для «перелома в демографической ситуации».

Официальная позиция Российской Православной Церкви сегодня заключается в том, что аборт — это «произвольное лишение жизни человеческого существа, то есть убийство». Церковь считает эмбрион человеком, который обладает правом на человеческую идентичность, жизнь и развитие, и в течение уже многих лет требует закрепления этих прав в законодательстве. Есть основания полагать, что сегодня РПЦ как никогда раньше близка к реформированию закона об аборте.

Так, в конце октября думский комитет по охране здоровья провел круглый стол по вопросам прерывания беременности, на котором обсуждались предложения РПЦ по внесению изменений в законодательство. Среди инициатив — сокращение срока для прерывания беременности с 12 до 8 недель (в случае изнасилования с 22 до 12 недель) и наделение супруга или родителя (опекуна) в случае несовершеннолетия беременной правом принимать решение об аборте. Предлагается также проводить аборт только после УЗИ с демонстрацией беременной пульса плода. Комитет проанализирует комментарии участников дискуссии и предложит изменения к статье 56 закона «Об основах охраны здоровья» к концу ноября.

В августе депутаты Мордовии приняли закон «О запрещении склонения к искусственному прерыванию беременности». В соответствии с его текстом, принуждение к аборту «путем уговоров, предложений, подкупа, обмана» и «выдвижения иных требований» будет караться штрафом. Не является склонением к аборту «информирование врачом беременной женщины <…> о наличии медицинских показаний к искусственному прерыванию беременности».

В ноябре подобный закон был принят и в Тверской области. Текст этого закона исключает из определения склонения к аборту информирование о медицинских и социальных показаниях. Патриарх Кирилл уже поддержал распространение этих законов на федеральный уровень.

Как показывает исследование Феминистского Антивоенного Сопротивления, за продвижением этой и других антиабортных инициатив стоит благотворительный фонд «Женщины за жизнь» под руководством Натальи Москвитиной. Фонд поддерживает демографические программы России с 2016 года, а с 2021 года имеет статус «Партнера национальных проектов». По мнению Москвитиной, закон действует в интересах беременных и призван защитить женщин от угроз и манипуляций. Однако инициаторы закона не скрывают и его прямой связи с демографической проблемой.

Так, председатель Общественной палаты республики Мордовия Иван Капитонов объяснил необходимость принятия закона тем, что «демографическая проблема в XXI веке является одним из основных вызовов для нашей страны». Москвитина же указала на глобальный характер демографической проблемы и опасность замещения коренного населения «массированной миграцией» во всём мире.

Кроме того, в сентябре Минздрав включил препараты для медикаментозного аборта мизопростол и мифепристон в перечень предметно-количественного учета (ПКУ) с целью их более жесткого контроля. Приказ вступит в силу 1 сентября 2024 года. По словам первого зампреда комитета по делам семьи, женщин и детей Татьяны Буцкой, усиление контроля необходимо для того, чтобы иметь возможность проследить, «в какой аптеке [препарат] продавали, в какой клинике [его] выдали», «соблюдены ли все правила поддержки женщины в состоянии репродуктивного выбора, включая неделю тишины, консультацию психолога, юриста, соцработника».

Нововведение также затрагивает некоторые препараты экстренной контрацепции (ЭК), в которых мифепристон содержится в малых дозах. На сегодняшний день препараты ЭК продаются по рецепту, однако фактически его часто не спрашивают в аптеках. В ответ на новость о возможном нововведении в июле группой фем-активисток, которые занимаются борьбой за репродуктивные права женщин в России, был создан «Фонд хранения экстренной контрацепции» с сетью участниц в разных регионах страны. Однако в Минздраве уверяют, что внесение препаратов в ПКУ не снизит доступность средств экстренной контрацепции.

Поиск решения демографической проблемы

«Чтобы Россия была суверенной и сильной, нас должно быть больше», — заявил Владимир Путин в ежегодном послании Федеральному Собранию в 2012 году. Численность населения России снижается с 2018 года, одна из главных проблем — низкая рождаемость. Ее причина, с одной стороны, — демографическая яма 1990-х; репродуктивного возраста достигло малочисленное поколение, и это отражается на уровне числа рождений.

Другая вероятная причина — продолжающийся в России уже третье десятилетие второй демографический переход, для которого характерны более ответственный подход к последствиям сексуальных отношений, более эффективное планирование деторождения, более позднее вступление в брак и увеличение среднего возраста материнства.

Как считают эксперты, сделать точный вывод об истинном уровне рождаемости сегодня можно будет лишь тогда, когда поколение, которое сейчас находится в активном репродуктивном возрасте, достигнет 40–50 лет. Кроме того, эксперты отмечают возможную роль, которую в этом процессе сыграл материнский капитал. Финансовое стимулирование рождаемости спровоцировало календарный сдвиг деторождения, который привел к изначальному росту количества рождений и последующему логическому спаду.

Решение проблемы демографии сегодня власти видят не только в последовательном финансовом стимулировании рождаемости, но и в дальнейшем ограничении доступа к абортам. Однако парадокс ситуации с усложнением доступа к искусственному прерыванию беременности заключается в том, что в последние три десятилетия уровень абортов в России и так неуклонно снижается.

Исследования показывают, что частота абортов в стране начала уменьшаться уже в конце 1980-х годов. Эта тенденция ускорилась в середине 1990-х и с тех пор ни разу не прерывалась. В 2015 году число абортов на 100 родов было более чем в 5 раз ниже, чем в 1993 году.

В 2021 году замминистра здравоохранения заявил, что с 2016 года количество абортов сократилось примерно на треть. С 2021 по 2022 год уровень абортов снизился на 3,9%, а число медицинских абортов по желанию женщины снизилось на 5,3%. Россия уже давно не возглавляет рейтинг стран с самым большим количеством абортов на душу населения и даже, по словам демографа Алексея Ракши, уступает в нем таким странам, как Швеция и США. При этом важно уточнить, что российская статистика включает не только искусственные, но и самопроизвольные аборты (выкидыши), что завышает показатели России относительно других стран.

Эти изменения стали возможны благодаря продолжающейся контрацептивной революции в постсоветской России. Российские женщины всё более серьезно подходят к вопросу планирования деторождения и всё больше полагаются на современные средства контрацепции.

Главный же аргумент, на который указывают специалисты, но который игнорируют власти, заключается в том, что ограничение доступа к аборту с целью повышения рождаемости — неэффективная и опасная стратегия. На это, в частности, указывает ВОЗ:

«Имеющиеся фактические данные свидетельствуют о том, что ограничение доступа к услугам по прерыванию беременности не сокращает количество абортов, но негативно сказывается на безопасности и уважении человеческого достоинства женщин и девочек, которым удается совершить аборт.

В странах, где проведение абортов жестко ограничивается законом, доля небезопасных абортов значительно выше, чем в странах с менее жестким законодательством».

Старший научный сотрудник Института демографии и доцент кафедры демографии НИУ ВШЭ Виктория Сакевич указывает, что в истории есть примеры стран, которые пережили законодательный запрет аборта: нацистская Германия, социалистическая Румыния, сталинский СССР, современная Польша. Однако мера не имела положительных демографических эффектов: «Наоборот, возрастали материнская смертность и даже число случаев детоубийств».

Отрицательный эффект ограничительных мер

Сохранившиеся статистические данные указывают на то, что в первые два года после криминализации искусственного прерывания беременности в СССР в 1936 году число абортов значительно сократилось, однако затем снова начало расти. Что касается рождаемости, то запрет привел лишь к кратковременному резкому всплеску. Это можно объяснить тем, что криминализация аборта застала женщин врасплох, но со временем они адаптировались к новому контексту, и общее количество рожденных женщиной в течение жизни детей кардинально не изменилось. В то же время, однако, нормой стали криминальные аборты и самоаборты, а количество случаев смерти женщин от сепсиса выросло в четыре раза.

На неэффективность и опасность ограничительной политики указывает и современный пример Польши, где аборт был практически полностью запрещен в январе 2021 года. Статистические данные показывают, что запрет не оказал положительного влияния на уровень рождаемости в стране, который в последние годы является одним из самых низких в Европе. Кроме того, в течение двух лет после введения запрета как минимум три женщины скончались в результате неоказания медицинской помощи. Основной причиной смерти был септический шок, так как доктора отказывались делать аборт, пока у плода прослушивался пульс.

Эксперты солидарны в том, что в случае значительного ограничения доступа к аборту в современном российском контексте не стоит рассчитывать даже на короткий всплеск рождаемости. Скорее следует ожидать появления системы подпольных абортов и нелегальной продажи средств для медикаментозного аборта со всеми вытекающими для здоровья и жизни женщин рисками.

Любые ограничительные меры могут иметь лишь отрицательный эффект для репродуктивного здоровья женщин. Так, например, отказ от проведения абортов в частных клиниках напрямую способствует росту количества менее безопасных абортов. И речь идет не только о количественном сокращении возможностей сделать аборт — на коммерческие учреждения сегодня приходится 15–20% абортов (30%, если исключить выкидыши) — но и о разнице в методах аборта.

Виктория Сакевич отмечает, что в частных клиниках в большинстве случаев используют медикаментозный аборт — именно этот метод относят к наиболее безопасным. В государственных же учреждениях до недавнего времени около половины абортов делалось хирургическим методом (кюретаж), который считается менее безопасным и признан устаревшим. Причина непопулярности медикаментозного аборта в государственных клиниках заключается в его достаточно высокой стоимости.

Более жесткое регулирование препаратов медикаментозного аборта и экстренной контрацепции также увеличивает риски для здоровья и жизни женщин, и в первую очередь речь идет о самых социально незащищенных группах и о женщинах, проживающих в малонаселенных областях. Так, руководительница Центра защиты пострадавших от домашнего насилия, адвокат Мари Давтян указывает, что данная мера нанесет урон жительницам сельской местности.

Протест против вывода абортов из ОМС

Реализация лекарственных средств, включенных в перечень ПКУ, предполагает наличие лицензии, ведение отчетов по специальной нормативной форме и регистрацию каждой операции с препаратом. «Маленьким аптекам будет невыгодно создавать места для их хранения, иметь их в наличии. И медикаментозный аборт как самый безопасный будет там недоступен», — считает Давтян.

Об усложнении доступа к экстренной контрацепции для самых уязвимых говорит и создательница «Фонда хранения экстренной контрацепции» Ирина Файнман:

«Проблема в том, что срок действия экстренной контрацепции, в зависимости от того, какой препарат, где-то 72 часа, максимум 96 часов, и эффективность всё время падает. А тут нужно сходить к врачу, взять рецепт. Плюс дело в том, что это же часто требуется после каких-то случаев сексуального насилия, — у женщин, которые состоят в абъюзивных отношениях, у женщин, которые наиболее социально незащищенные: мигрантки, беженки. То есть у них часто нет возможности даже сходить к врачу и выписать себе рецепт. Это ударяет именно по тем, кто пострадал от какого-то насилия, у кого нет денег, кому трудно обратиться за медицинской помощью».

Что касается закона «О запрещении склонения к искусственному прерыванию беременности», в тексте, принятом в Мордовии, определение «склонения» не исключает информирование о социальном показании к аборту (изнасилование). То есть поддержка женщины, пережившей насилие и решившейся на аборт, может потенциально привести к административной ответственности. Таким образом, закон может усложнить доступ беременных женщин к информации. Кроме того, текст закона фактически стигматизирует выбор в пользу отказа от деторождения, указывая на очевидно пронаталистские мотивы его создателей:

«Республика Мордовия стремится к созданию безопасной для семьи, отцовства, материнства и детства информационной среды, препятствует распространению деструктивных идеологий, насаждению чуждой российскому народу и разрушительной для российского общества системы идей и ценностей, включая культивирование эгоизма, вседозволенности, безнравственности, отрицание естественного продолжения жизни, ценности многодетности».

Инициативы, озвученные на круглом столе думского комитета по охране здоровья в конце октября, в случае принятия могут иметь лишь трагические последствия для здоровья и жизни женщин. Сокращение сроков проведения абортов усложнит доступ женщин к процедуре и снова ударит по самым уязвимым. Те, кто не успеет обнаружить беременность и/или обратиться в медицинское учреждение и выдержать «неделю тишины» в сокращенные сроки, с большей вероятностью совершат подпольный аборт или самооаборт со всеми вытекающими для здоровья и жизни последствиями. Предложение обязательно прослушивать пульс плода может представлять собой настоящую пытку для человека, уже принявшего непростое решение об аборте. Обязательство иметь письменное согласие от супруга — это лишение женщины права самостоятельно решать вопрос о материнстве.

Подобная мера, в случае ее принятия, поставит беременную в зависимость от другого человека в том, что касается ее (и лишь ее) здоровья и жизни. Стоит также иметь в виду, что беременность может случиться в результате сексуализированного насилия в браке — в России по-прежнему не принят закон о профилактике домашнего насилия — в таком случае согласие потребуется получить от насильника.

Исследования показывают, что возможность планировать деторождение позволяет женщинам получать образование, строить карьеру и создавать более крепкие семьи, что позитивно отражается на обществе в целом. В случае ограничения доступа к аборту время, силы и деньги, которые женщины будут тратить на поиски альтернативного способа прервать беременность, в первую очередь, нанесут ущерб их семьям и уже имеющимся детям.

Ситуация может иметь особенно серьезные последствия для малообеспеченных семей. Не говоря о том, что осложнения и проблемы со здоровьем, с которыми столкнутся женщины в результате более позднего и/или менее безопасного аборта, обернутся дополнительными затратами для системы здравоохранения.

Кроме того, доступ к аборту может способствовать более низкому уровню преступности в обществе. Так, исследование, проведенное в США, выявило связь между постепенной легализацией абортов в начале 1970-х и снижением уровня преступности приблизительно 18 лет спустя. В 1990-е годы наиболее низкий уровень преступности был зафиксирован в штатах с наиболее высоким уровнем абортов в 1970-х и 1980-х годах.

Запреты же, в свою очередь, могут привести к росту социальной напряженности. По словам российского демографа, основателя и первого директора Института демографии Высшей школы экономики Анатолия Вишневского, криминализация аборта превращает в преступников женщин, которые совершают аборт, и тех, кто им в этом помогает, и приводит к росту числа детоубийств. Радикальное ограничение доступа к аборту лишь усилит (и без того) репрессивный фон в обществе и ни в коей мере не будет способствовать его развитию.

Источник: Анна Сидоревич, The Insider.

Рекомендованные статьи

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *