Что происходит в стране постсоветского пространства после смерти диктатора? Демократические преобразования? Оттепель и ослабление гаек? Или на место одного диктатора просто приходит новый? Разбираемся на примерах региона, где за последнее время умерли несколько авторитарных лидеров.
Управлять страной до смерти – явление, характерное не только для монархий. В СССР это называлось “умереть на посту” – так было, например, с Лениным, Сталиным, Брежневым, Андроповым, Черненко.
В новейшей истории такое тоже случалось – можно вспомнить смерть Сапармурата Ниязова в Туркменистане и смерть Ислама Каримова в Узбекистане.
Каримов руководил независимым Узбекистаном 25 лет – с момента обретения страной независимости в 1991 году вплоть до своей смерти на следующий день после Дня независимости в 2016 году. По крайней мере, именно второе сентября называет днем его смерти официальный Ташкент. На самом деле информация о смерти Каримова начала распространяться раньше, за несколько дней до официального объявления.
“Смерть Каримова была для нас неожиданной, – вспоминает узбекский диссидент Мухаммад Салих. – Потому что здоровье у Каримова было на тот момент, когда он умер, нормальное. Во всяком случае, не было никаких тревожных сигналов о его здоровье.
Если не ошибаюсь, это было в конце августа 2016 года. Мы получили неожиданную весть – то есть наш сайт оппозиционной партии “Эрк”, – что Каримов тяжело болен, может, даже умер. И на третий день только… Даже третий день уже был, по-моему, праздник. На [День независимости] читали, по-моему, его поздравление. То есть от имени президента читали поздравление. То есть они скрывали в течение трех дней смерть Каримова”.
Смерть Сапармурата Ниязова, который успел закрепить за собой титул пожизненного президента Туркменистана и главы туркменского народа “Туркменбаши”, тоже держалась властями в тайне.
“Ниязов в последние годы серьезно болел, – рассказывает туркменский диссидент Нурмухаммед Ханамов. – У него был сильный диабет и очень высокое давление, несмотря на то, что его лечили немецкие врачи – специально прилетали, делали обследование, давали свои рекомендации. Но Ниязов, честно говоря, нарушал эти рекомендации. Он любил покушать, как говорится, то, что было ему вредно. Любил выпить коньячок. И это все, конечно, усугубляло его состояние здоровья”.
“Я стал звонить, сразу как узнал [о смерти Ниязова], своим знакомым в Ашхабаде. Они говорят: “Сейчас посмотрим, включим телевизор”. Они тоже только проснулись. И когда включили, они говорят: “Да, обычно в такое время какие-то передачи, новости шли или концерт. А сейчас, – говорят, – просто идет музыка, и все, больше ничего”, – рассказывает Ханамов. – Это мы помним из опыта Советского Союза: когда умирали генсеки, это всегда сопровождалось какой-то музыкой. И уже многое было понятно. А через некоторое время уже дали подтверждение, что на самом деле так”.
На телеэкранах Туркменистана 21 декабря 2006 года тоже показывали портрет Ниязова, на фоне которого исполнялась грустная фортепианная музыка известного туркменского классического композитора – аналог “Лебединого озера” на советском телевидении.
Музыка вместо новостей, поздравления от якобы здорового президента – зачем все это? Дело в том, что в диктатурах крайне редко есть четкий алгоритм действий на случай смерти главы государства. То есть номинально, конечно же, есть – процедуры даже могут быть закреплены в Конституции. Но на практике они не соблюдаются.
Человек №2
В основе диктатуры и авторитаризма – идея, что, кроме нынешнего руководителя, нет никого, кто мог бы справиться с тяжкой ношей верховной власти. При жизни многие диктаторы стараются избавиться от любого конкурента. Но в политическом истеблишменте всегда есть потенциальные преемники.
Однако далеко не всегда это те люди, которым обязанности главы государства должны перейти по закону. Например, в Туркменистане в случае смерти Ниязова исполнять его обязанности должен был глава парламента Овезгельды Атаев. Но вместо этого власть перешла в руки Гурбангулы Бердымухамедова, который на тот момент уже шесть лет был вице-премьером.
“Председателю парламента быстро вспомнили его старые дела, – вспоминает Нурмухаммед Ханамов. – И Гурбангулы Бердымухамедов – ему помогал в этом деле глава охраны президента Реджепов – быстренько поднял его старые проблемы. Дело в отношении Атаева ранее было закрыто. Но они воспользовались этим делом, снова подняли вопрос, обвинили Атаева и тут же упрятали его за решетку. И тем самым открыли дорогу Бердымухамедову. Вот такой, можно сказать, государственный переворот”.
Атаева отправили в тюрьму в декабре 2006 года, и с тех пор о нем ничего не известно. МИД Туркменистана в 2012 году заявил, что Атаев был освобожден, но подтвердить эту информацию из независимых источников или хотя бы подтвердить, что политик жив, мы не можем.
В Узбекистане транзит власти после смерти диктатора прошел гораздо спокойнее.
“Нигматулла Юлдашев был председателем парламента, – рассказывает Мухаммад Салих, – и он отказался от своей миссии, предписанной ему Конституцией Республики, согласно которой он должен был занять пост президента Республики Узбекистан. Он отказался. Сказал, что он не знает государственные дела, не занимается активной политикой, или еще какой-то бред он произнес и отдал место [и.о. президента] премьер-министру Шавкату Мирзиёеву”.
Итак, механизм, определяющий смену власти при смерти президента, дает сбой. Диктатор умер, спикер парламента не исполняет своих обязанностей – в теории наступает время, где может выйти оппозиция со своим альтернативным единым кандидатом. Но ни в Узбекистане, ни в Туркменистане ей вступить в игру так и не удалось.
Где оппозиция?
“У оппозиции не было никакой возможности прийти к власти ко времени смерти Каримова, – рассказывает Мухаммад Салих. – Потому что к тому времени, за 27 лет правления Каримова, все существующие структуры оппозиции были парализованы репрессиями и государственным террором. Полностью. Сажали. Уничтожали. Выгоняли за пределы страны.
Мы даже не могли проводить свои собрания скрытно. Даже не могли собрать 10 человек в одном доме. Сразу за нами приходили и схватывали. Настолько были жестокие политические репрессии в Узбекистане”.
Как и в случае с Узбекистаном, туркменская оппозиция преследовалась и все ее активные члены к моменту смерти Сапармурата Ниязова были либо уже за решеткой, либо вынуждены покинуть страну, объясняет Нурмухаммед Ханамов:
“Мы начали действовать, выдвигать, [говорить], что оппозиция тоже готова участвовать в выборах президента. Проводили здесь мероприятия. Помогали нам в этом правозащитные международные организации.
Потом мы вышли с этим вопросом в Евросоюз. Европа говорит, чтобы Евросоюз и европейские парламентарии поддержали нас как оппозицию и в то же время были бы гарантами, потому что и Оразов, и я были ложно обвинены в 2002 году в попытке госпереворота и покушении на Ниязова, что было сфабриковано Ниязовым, и осуждены пожизненно. Поэтому если бы мы вернулись в республику, выдвинув свои кандидатуры на выборах президента Туркменистана, то нас бы сразу, согласно тому, что мы были осуждены, упрятали за решетку”.
Итак, альтернативы кандидату от власти нет. Единственный вопрос: а кто именно этот единый кандидат власти?
Кандидат от власти
На момент смерти Каримова Шавкат Мирзиёев был премьер-министром Узбекистана уже 13 лет. Но при живом Каримове он все же не был единственным потенциальным преемником.
Был и вице-премьер Рустам Азимов (выпускник Оксфорда, который курировал вопросы внешней экономики и инвестиций), был глава Службы госбезопасности Рустам Иноятов. О них часто говорили как о главной тройке претендентов. Но когда Каримов умер, никакой борьбы между ними мы не увидели, по крайней мере внешне.
Мухаммад Салих считает, что к моменту смерти Каримова в Ташкенте уже был расписан сценарий того, что будет дальше:
“Роли были распределены. И все точно играли предписанную им роль. Каждый играл. И Нигматулла Юлдашев сразу, с первого дня и с первого шага, дословно прочитал тот текст, который ему дали. Он не выходил за пределы этого текста. Ни Рустам Азимов, ни другие, которых видели возможными кандидатами, – никаких возможных кандидатов не было. Кандидат был определен задолго до смерти Каримова. Я так думаю”.
Ситуация в Туркменистане была более запутанной, а приход к власти Бердымухамедова менее очевидным. Эксперты говорят, что ему просто очень повезло. Ведь Ниязов свое окружение подчищал – убирал всех потенциальных конкурентов. Поэтому расклад сил в политической элите все время менялся.
“Практически до смерти Ниязова Бердымухамедов был в тени, – поясняет Ханамов. – Даже в последнее время, если бы Ниязов не умер, не знаю, сохранил бы он свой пост вице-премьера или нет, неизвестно. Потому что в последнее время Ниязов его сильно критиковал. И все уже думали: вот-вот его судьба решится. Но тут получилось так, что все повернулось наоборот. Умер Ниязов, а Бердымухамедов этим воспользовался.
Там до Бердымухамедова были сильные претенденты. Во-первых, Реджеп Сапаров. Это был очень приближенный к Ниязову [человек]. И второй – Ёллы Курбанмурадов. Но для Бердымухамедова получилось очень выгодно, что буквально в последние годы жизни Ниязова он и того, и другого осудил и посадил в тюрьму. Поэтому Бердымухамедову открылась дорога”.
Похороны диктатора
Итак, диктатор умер. Новый фаворит – будущий президент – определен. Дело остается за малым: похоронить старого диктатора и провести выборы с заранее известным итогом. И то, и другое в данном случае – церемония формальная. Но еще с советских времен прослеживается важная закономерность: новый фаворит после смерти вождя занимает церемониальную должность главы похоронной комиссии.
Когда умер Ленин, председателем комиссии на его похоронах был Сталин. И именно он впоследствии встал у руля Компартии – хотя и не сразу, а устранив нескольких конкурентов в политической борьбе, которая развернулась уже после похорон.
В комиссии по организации похорон Сталина председательствовал Хрущев, которого, кстати, сместили с должности еще при жизни. А вот сменивший его Брежнев снова умер на посту, и традиция продолжилась: Брежнева хоронил Андропов, Андропова – Черненко, а Черненко в последний путь провожал Михаил Горбачев, последний президент СССР.
Традицию с похоронами в Туркменистане решили сохранить – советский сценарий очень пригодился после смерти Ниязова. Гурбангулы Бердымухамедова знали в стране, но при живом диктаторе позиционировать себя в качестве возможного преемника было бы очень опасно. А возглавив похоронную комиссию, можно было сразу дать нужный сигнал, как ранее его дали Сталин, Хрущев и Андропов.
Чуть позже, когда умер Ислам Каримов, в Узбекистане Шавкат Мирзиёев тоже возглавил похоронную комиссию и стал следующим президентом. Широкой общественности дали недвусмысленно понять: мы тут уже решили – вот человек, который будет управлять дальше. А кто ж еще? Тем более что вроде бы грядут какие-то перемены.
Диктатура 2.0
“В Туркменистане, если вы помните, Ниязов практически полностью уничтожил всю систему образования – как среднее образование (школы), так и вузы, – рассказывает Нурмухаммед Ханамов. – Вы можете себе представить двухгодичный вуз или мединститут, в котором семь лет учатся, потом два года практики – и только после этого ты можешь получить диплом? А он все это сводит к двум годам.
Одиннадцатилетку свел к девятилетке и убрал многие основные предметы, а одним из основных [оставшихся] предметов было “Рухнама” – его произведение. Система образования – это раз. Второе – он лишил пенсионеров пенсии. У туркменов принято, что о стариках должны беспокоиться дети, они должны содержать стариков. Также такие парадоксы, как изменение названий месяцев, дней недели.
И когда Бердымухамедов стал президентом – я не случайно говорю “стал”, его не выбрали, а он стал, – он, конечно, сделал такие первые шаги, что мы в первый год даже не стали его критиковать, несмотря на то, что мы знали, каким путем он добрался до этого кресла. Он восстановил пенсии, стал изменять систему образования, названий месяцев, дней недели. Вот эти его первые шаги – мы поверили, что он может быть реформатором в стране.
Бердымухамедов первые шаги вроде сделал, а потом пошел теми же методами Ниязова: держать народ в страхе, бороться против оппозиции. И при нем стало еще хуже, чем при Ниязове. Так как Ниязов был детдомовский, у него практически не было родных, а у Гурбангулы Бердымухамедова были сестры и, соответственно, племянники, которые уже были в возрасте. Поэтому все ключевые места в бизнесе начали попадать в совладение именно его клану, бердымухамедовскому, и это существует и по нынешний день.
Мы продолжали бороться против режима, который возглавлял Бердымухамедов, а на сегодняшний день – его сын. Практически ничего не меняется, даже с приходом сына. Смотрите, какие он начал делать действия в отношении женщин: запрет красить волосы, использовать парфюм, косметику, красить губы или ногти. Это что, возврат в средневековье? Даже в средневековье азиатские женщины всегда красили волосы хной, использовали сурьму. А Бердымухамедов-младший даже переплюнул, выходит, тот режим”.
Туркменистан периода Ниязова и периода Бердымухамедова, так же как и Узбекистан периода Каримова и периода Мирзиёева, внешне сильно отличаются. Но практика показывает, что эти яркие, заметные преобразования – “реформы напоказ” – практически не касаются политической системы в стране.
В Узбекистане со сменой правителя тоже повеяло переменами, вспоминает Мухаммад Салих, но это не привело к реальным изменениям в политической системе:
“После прихода Мирзиёева были сделаны первые шаги в сторону видимой внешней либерализации социально-политической жизни, особенно в экономической сфере и во внешней политике. Он открыл двери Таджикистану и Кыргызстану, смягчил таможенную систему. Товарооборот между нашими братскими странами к тому времени уже был оживлен, и валютные операции были облегчены, люди уже могли менять деньги где хотели, открылись пункты обмена валют. Это была такая ретушь каримовского режима, но полномасштабной политической реформы не было. И ее все еще нет – мы так и не дождались этой реформы.
Не только режим не изменился – не изменились, вообще-то, и основные кадры, тоже остались те же, – говорит Салих. – Я уверен, что в сегодняшней политике все еще чувствуется этот ушедший кагэбэшник, генерал Руслан Иноятов. Его политика все еще продолжается в Узбекистане, хотя его не видно, его нет, но сидят в спецслужбах его кадры, которые почти все связаны с КГБ, ФСБ, с Москвой. Правоохранительные органы должны быть полностью очищены от этих старых, советских кагэбэшников. Тогда только может быть реформа, потому что основная преграда для реформ – эта кагэбэшная система, остатки каримовского режима.
Сейчас я не говорю, я молчу, потому что бесполезно. Если я буду говорить, я должен буду повторять то, что говорил 25 лет тому назад, говорить одно и то же. Зачем мне повторять те же самые слова, мне стыдно уже говорить одно и то же в течение 25 лет, поэтому я в большинстве случаев молчу. Мое молчание – это самый тяжелый мой протест”.
И Бердымухамедов, и Мирзиёев по большому счету до сих пор опираются на старый госаппарат своих предшественников. Депутаты, политики, силовики – все работают по-прежнему. Поэтому в странах после их прихода установился не столько новый режим, сколько продолжение старого, просто в версии 2.0. Мирзиёев, как и Каримов, поменял Конституцию, чтобы править и дальше после своего законного второго срока. А Бердымухамедов пошел еще дальше – сделал президентом своего сына.
Источник: Каарманбек Кулуев, «Настоящее время».
