Осада Мариуполя в 2022 году длилась 85 дней. Сколько его жителей погибло, точно неизвестно — но, по всей видимости, речь идет о колоссальных потерях (руководитель «Мариупольского телевидения» Николай Осыченко, ссылаясь на данные местного морга, говорил о 87 тысячах). Пока шли бои, мариупольцы хоронили погибших там, где могли; в основном — во дворах своих домов, прямо возле подъездов. К концу весны 2022-го Мариуполь превратился в настоящий город-кладбище. После начала оккупации российские военные принялись раскапывать могилы и доставать из-под завалов непогребенные тела. Затем тысячи неопознанных трупов фотографировали, описывали и перезахоранивали на Старокрымском кладбище. При этом, как сообщали украинские власти, человеческие останки выбрасывали со строительным мусором. «Медуза» рассказывает, как выжившие после российского вторжения мариупольцы пытаются найти тела своих близких — и как им это иногда удается.
Мариупольчанка Анна (имя изменено) пришла в городской морг осенью 2022 года. Вместе с еще четырьмя людьми ее завели в небольшую комнату; сотрудница морга включила компьютер, и на экране замелькали фотографии погибших. Среди сотен снимков — обгоревших, покалеченных, разложившихся тел — Анна пыталась разглядеть своего дедушку Сашу, но не могла. То ли его там не было, то ли сотрудница морга листала слишком быстро.
Дед Саша, всю жизнь работавший водопроводчиком на «Азовстали», незадолго до войны заболел ковидом. Его госпитализировали в мариупольскую городскую больницу № 9 в начале февраля 2022 года. Пока он лечился и ждал выписки, Путин ввел войска в Украину. Дороги в Мариуполе перекрыли, а Левобережный район — там дед Саша жил вместе с дочерью и внучкой — начали бомбить российские войска.
Анна позвонила деду в больницу и сказала, что пока не сможет забрать его домой. Тот успокоил внучку, уверив, что обстановка рядом с больницей спокойная. Это был их последний разговор: вскоре связь в городе надолго пропала. Анна до сих пор не знает, как погиб ее дед.
О том, что дед Саша умер, а не пропал, семье стало известно благодаря одной из медсестер. Весной 2022 года она сфотографировала список умерших в этой больнице и отправила своей подруге — дочери деда Саши, Аниной тете. В списке та нашла фамилию деда, рядом с которой не были ни инициалов, ни причины смерти.
Пока этот список — единственное доказательство смерти деда Саши для его родственников. Но этого недостаточно, чтобы получить справку о смерти — нужно тело. Если его так и не найдут, российская полиция выдаст эту справку только через три года после подачи заявления о пропаже человека. Поэтому родные пытаются найти тело деда Саши всеми возможными способами.
Чтобы хоть что-то узнать, Анна обращалась в больницу, где умер ее дедушка. Одна из сотрудниц вспомнила, что в первые дни войны тела всех погибших складывали в одну комнату, но потом по ней ударил снаряд. «Там уже были не трупы, а фарш, — пересказывает Анна слова этой сотрудницы. — Тогда еще Украина захоранивала их. [Видимо] свезли ковшом всех и в одну яму закопали. Где эта яма, никто не знает».
Мать Анны ходила сдавать ДНК-тест — в надежде найти тело своего отца по базе биоматериала. Пока безрезультатно.
Обугленные кости
В августе 2022 года руководивший в тот момент оккупационной администрацией Мариуполя Константин Иващенко сообщил, что в городе создают ДНК-базу погибших. Какое ведомство будет отвечать за эту базу, он не уточнил. «Каждый неопознанный, неузнанный умерший человек подвергается анализу, — рассказывал Иващенко, — и ДНК его помещается в банк данных. Впоследствии любой человек, который потерял близкого и не может его найти, сможет обратиться туда — и он точно будет понимать, допустим, живой ли это человек, близкий родственник или нет».
В декабре об этой базе рассказывал уже российский Следственный комитет. «Медузе» не удалось найти ни одного жителя Мариуполя, который благодаря ДНК-тесту смог бы обнаружить могилу погибшего родственника. Волонтер Никита (имя изменено), ездивший в город в апреле 2023 года помогать пожилым и людям с инвалидностью, рассказывает, что сдать ДНК может бесплатно любой желающий — «однако есть нюанс»: «Еще неизвестно, когда будут — и будут ли вообще — сопоставлять образцы родственников с ДНК погибших».
При этом не все представители оккупационных властей в принципе понимают, что делать с образцами. Мариупольчанка Галина (имя изменено) рассказала «Медузе», что, пытаясь найти тело своего погибшего мужа Владимира, она попросила его дочь от первого брака, живущую в Севастополе, взять ДНК образец самостоятельно и отправить ей в Мариуполь для внесения в базу. С этим образцом Галина пришла в лабораторию при городском морге, но принять его отказались; Галину отправили в прокуратуру. «А в прокуратуре мне говорят: „Ну и зачем вы к нам с ДНК?“», — вспоминает она.
Некоторые родственники погибших мариупольцев не стали делать ДНК-тесты: они точно знают, что тела их родных не попали в морги и не были похоронены. Так, советник мэра Мариуполя Петр Андрющенко, покинувший город до того, как его заняли российские войска, дважды сообщал, что оккупационные власти, расчищая завалы на месте разрушенных домов, вывозили найденные человеческие останки вместе со строительным мусором, после чего просто выбрасывали их. Именно это, считает мариуполец Иван (имя изменено), произошло с телом его матери, которая жила в многоквартирном доме на Морском бульваре в Левобережном районе города — том самом, который активно обстреливали и бомбили в начале полномасштабной войны.
В марте в результате авиаудара по дому на Морском бульваре обрушился его первый подъезд, почти все жильцы погибли. Тела матери Ивана и еще десятка жильцов так и не нашли. «Может, просто сгребли всех в кучу и вывезли вместе со строительным мусором?» — гадает Иван.
Родители мариупольчанки Елены (имя изменено) собирались пить чай на кухне, когда в их типовую девятиэтажку прилетел снаряд. Мать погибла сразу; отец, спасаясь от пожара, смог выбраться из квартиры. Елена, которая с 2014 года живет в Москве, узнала о случившемся из домового чата.
Квартира семьи полностью выгорела. По словам Елены, дома были разрушены до такой степени, что в них «боялись заходить люди, которые забирали тела в морг», поэтому «[судмед]эксперты не приехали, сказали: везите останки сами». Тогда Елена попросила свою подругу, которая осталась в Мариуполе, сходить в дом родителей. Среди обгоревших вещей и обломков та нашла обугленные кости матери Елены, сложила их в пластиковый контейнер (который принесла с собой) и повезла в морг. Там кости осмотрели и безо всяких экспертиз выдали свидетельство о смерти. Елена рассказывает, что в мае 2022 года, когда бои прекратились и российские власти получили полный контроль над городом, «кто хоронил, тому и выдавали [свидетельство о смерти], а даты рождения и смерти записывали со слов».
Отец Елены выжил после попадания снаряда. Его контузило, но он смог выбежать из квартиры в подъезд, где его на следующий день нашла соседка. Она помогла ему спуститься в подвал. Мужчина был в сильном шоке и еле передвигался. В подвале он умер. Соседи вынесли его тело на улицу, откуда его забрали в морг.
Родителей Елены похоронили в одной могиле. На прощание с ними Елена приехать не смогла — из-за ограничений, которые в первые месяцы оккупации ввели российские военные.
Елена жалуется на равнодушие и бюрократию со стороны оккупационных властей. «Личное горе — это личное горе!» — восклицает она и говорит, что помогать родственникам искать, опознавать и хоронить тела «никто из госструктур не будет». Иван с ней согласен: «Мы никому не нужны. Посылают с места на место, а результатов ноль. Бардак! Хотелось бы, чтобы нас услышали».
Найти тело матери Иван больше не надеется.
Каталог смерти
На выезде из Мариуполя, в трех километрах от Старокрымского кладбища, расположен большой закрытый магазин Metro. На площади перед ним в мае 2022 года оккупационные власти организовали импровизированный морг под открытым небом. Россияне вскрывали могилы во дворах домов и отвозили тела к магазину. Испачканные в земле и крови, одетые и полуголые, эти тела рядами складывали прямо на асфальт.
В те дни в городе стояла 30-градусная жара. Горожане, пришедшие в надежде найти своих близких, бродили среди останков. Некоторые были в медицинских масках. «Я там искала тело мужа. Слышала запах этих разлагающихся тел, видела лежащие отдельно руки, ноги, голову. Видела ужас в глазах мужчин», — писала в комментариях под постом телеграм-канала «Мариуполь сейчас» одна из местных жительниц (на запрос «Медузы» она не ответила).
Тут же, на месте, выдавали простые деревянные гробы: они лежали ровными рядами в синих складских амбарах.
Летом того же года на базе 1-й городской больницы, недалеко от завода Ильича, оккупационные власти Мариуполя открыли другой временный морг. Его руководителем назначили донецкого судмедэксперта Эльнура Гусейнова. В интервью пропагандистскому изданию «Sputnik Кыргызстан» в августе 2022-го он рассказывал, что больше половины поступивших туда тел не были опознаны. В день, по словам Гусейнова, к нему обращались от 70 до ста человек, которые искали останки своих близких.
В конце 2022 года временный морг закрыли, а бюро судмедэкспертизы перенесли в новое трехэтажное здание на Бахмутской улице. Его всего за несколько месяцев построили на территории больницы скорой медицинской помощи (БСМП). Стройкой занималась «Военно-строительная компания», — тот же генподрядчик Минобороны РФ, что спроектировал микрорайон «Невский».
Главврач БСМП Сергей Орлеанский, который работал в больнице и до оккупации, описывал новое здание как «типовой российский проект». Волонтер Никита рассказывает, что в апреле 2023-го именно морг был «одним из самых приличных» зданий, которые он видел в оккупированном Мариуполе: «Везде белые пластиковые двери, свежий ремонт». Там же, рассказала «Медузе» одна из посетительниц, «и батюшка отпевает». Эта услуга, по ее словам, стоит около трех тысяч рублей, еще полторы тысячи просят медбратья — за переодевание покойного.
Кроме того, именно в морге проходит процедура опознания тел по фото. Когда останки эксгумируют, их фотографируют, а снимки загружают в систему. Советник мэра Мариуполя Петр Андрющенко (тот, что уехал из Мариуполя после того, как город оккупировала Россия) однажды назвал эту базу «каталогом смерти».
Чтобы попытаться найти своих близких в этом каталоге, летом и осенью 2022 года мариупольцы выстраивались в очереди. Для этого в морге — сначала во временном, а потом в новом — выделили отдельный кабинет. К концу весны 2023-го очередей уже не было: к базе допускают только близких родственников, но далеко не все уехавшие мариупольцы имеют возможность вернуться в город. Например, Анастасия, чья бабушка Жанетта умерла от сердечного приступа по дороге в больницу 8 марта 2022 года, до сих пор не нашла ее; из-за войны она с ребенком находится в Европе и не поедет в Мариуполь, пока он оккупирован россиянами, рассказала женщина «Медузе».
«Каталог смерти» показывают группам по пять человек. Галина, искавшая своего мужа Владимира в том числе и в этой базе, описывает процесс так: «Стоит стол, компьютер. Девочка [молодая сотрудница судмедэкспертизы] переключает фотографии, мы смотрим. Если видишь что-то знакомое, записываешь номер [снимка]. Потом просишь девочку еще раз показать этот номер».
Разыскав умершего родственника, человек получает справку о вскрытии и, при желании, разрешение на перезахоронение. Но многие не находят своих близких в фотобазе, говорит Галина, — сама она тоже не нашла в ней Владимира.
Процесс эксгумации тел во дворах завершился еще осенью 2022 года, но точечные захоронения находят до сих пор. Так, в апреле 2023-го строители обнаружили могилу во дворе Приазовского государственного технического университета (ПГТУ). На фанерной дощечке было указано имя — Баталина Лидия Ивановна — и годы жизни: 06.05.1956 — 25.03.2022. Фотографию могилы в своем телеграм-канале опубликовал советник мэра Мариуполя Петр Андрющенко. Дочь Лидии Баталиной Ольга Сафонова узнала о могиле матери от знакомых, которые увидели этот пост.
Лидия Баталина жила в Восточном микрорайоне Мариуполя. Во время боев в марте 2022 года он постоянно находился под обстрелами, и сын Ольги, Даниил Сафонов привез бабушку в бомбоубежище в здании ПГТУ. Там у нее началась пневмония, и она умерла. Лидию похоронили во дворе университета и поставили самодельную табличку.
В апреле тело эксгумировали и отправили в морг. Узнав о том, что могилу Лидии нашли, из Донецка приехал муж Ольги с документами умершей — ему выдали свидетельство о смерти тещи, разрешили забрать и перезахоронить ее тело. «Если бы мы так быстро не обратились, ее бы похоронили под номером [как неопознанную]», — говорит Ольга.
Сын Ольги, полицейский Даниил Сафонов тоже погиб во время оккупации: он был среди защитников «Азовстали». Украинцы запустили петицию о посмертном присвоении Даниилу звания Героя Украины, и летом 2023 года президент Владимир Зеленский подписал соответствующий указ.
Братская могила
Старокрымское — одно из крупнейших кладбищ в Европе, и до российского вторжения здесь каждый год появлялось до пяти тысяч новых могил. В 2011-м городские власти передали кладбищу еще больше земли, увеличив его территорию в два раза — до 163 гектаров. Тогда местные ритуальщики радовались, что «земли теперь хватит на 30 лет».
За время полномасштабной войны кладбище обросло сотнями новых рядов. В декабре 2022-го журналисты Associated Press насчитали здесь около 8,5 тысячи новых могил (а всего в Мариуполе с начала российского вторжения — как минимум 10,3 тысячи). На любительских видео, снятых на Старокрымском кладбище, видно, как из длинных неровных земляных насыпей торчат тысячи деревянных табличек. Номера на них написаны от руки.
Журналисты прозвали Старокрымское «кладбищем-призраком»: именно здесь второй раз хоронили мариупольцев после массовых эксгумаций. Чаще всего — неопознанные тела, поэтому бывает так, что в ряду из 16 могил — лишь две с именами. Теперь кладбище больше похоже на огромное братское захоронение. Чтобы в будущем опознать всех жертв российского вторжения и передать родственникам останки, некоторые безымянные могилы придется вскрывать — а тела перезахоранивать. Похожие работы велись в Руанде, Сребренице и других местах массовых убийств.
В Мариуполе на опознание погибших уйдет до двух лет, считает грузинский судебный археолог Ираклий Анчабадзе, а чтобы найти и назвать каждого убитого на войне в Украине, потребуется около полувека. Такими работами обычно руководят судебные археологи, но их в мире крайне мало. Forensic archeology и forensic anthropology — молодые науки, и в русском языке для них даже нет устоявшихся названий. Криминалистические археологи и антропологи исследуют могилы и останки, которые связаны именно с политическими преступлениями.
«Для начала нужно будет найти родственников [погибших мариупольцев]. Попросить у них описание в том числе одежды (возможно, она сохранилась), узнать, какие у человека были болезни, есть ли зубная формула», — говорит Анчабадзе.
Неплохое место
Незадолго до начала войны, в январе 2022-го, муж Галины Владимир как раз сделал протезирование зубов. Спустя несколько месяцев, в середине марта, он погиб. Чтобы найти его тело, Галина во всех подробностях описала протезы Владимира донецкому прокурору. А еще рассказала о его татуировках — и о носках, которые тот надел в день своей смерти (простых черных, «без рубчиков»).
До войны пара жила в частном доме в одном из микрорайонов Мариуполя. Когда россияне начали полномасштабное вторжение, Владимир и Галина приютили у себя несколько семей: 14 человек и трех собак, одну из которых, самую большую, поселили в сарае. 14 марта Владимир проснулся от звуков взрывов. Вместе с другом он вышел из дома, чтобы отпереть собаку, покурить и понять, что происходит. Город атаковали с воздуха. Одним из осколков Владимира ранило в живот.
«Мой муж — бывший следователь. Он прекрасно понимал, насколько это серьезно. Он сразу сказал: „Я теряю кровь, мне очень холодно“. Это внутреннее кровотечение», — вспоминает Галина. Друг помог ей отвезти мужа в больницу, там спустя несколько часов Владимир умер: его прооперировали, но спасти не смогли.
Во время перекрестного обстрела вывозить тело из больницы было опасно. «Врач сказал: „Оставляйте и уходите. Когда будут вывозить трупы, вывезут и вашего, на улице никого не оставят“», — вспоминает Галина. К тому времени тело Владимира уже вынесли во двор, положили к двум десяткам других погибших и накрыли простынями. По очереди поднимая простыни, Галина нашла тело мужа и привязала к его руке полиэтиленовый пакет, на котором написала фамилию и дату смерти.
Спустя несколько дней Галина уехала из Мариуполя: открылся «зеленый коридор». Сначала она отправилась в Днепр, потом в Киев. Все это время Галина хотела вернуться, чтобы найти могилу Владимира, и в конце концов решилась: нашла перевозчика и поехала обратно, уже в оккупированный город. По пути она попала под обстрел, который, по ее словам, пришлось пережидать двое суток.
Их с Владимиром мариупольский дом она вновь увидела в конце августа: стекла выбиты, крыша разрушена, «вещи поворовали», но стены уцелели. В больнице, где умер Владимир, врачи смогли найти запись в журнале приема от 14 марта и выдали Галине справку о поступлении, операции и смерти мужа. Больше они ничем помочь не могли.
Тогда Галина попыталась отыскать тело Владимира с помощью теста ДНК и «каталога смерти» в морге. «Двое суток я ездила туда, потому что за один раз невозможно было посмотреть [все фотографии]. Но не смогла опознать, потому что там и обгоревшие трупы, и кто без руки, и кто без головы», — говорит она без эмоций. На вопрос, что Галина чувствовала, разглядывая сотни фотографий искалеченных тел, она отвечает, что ничего: «Для меня это было уже привычное, потому что я — по трупам ходившая [когда искала тело мужа у больницы]. Мне было все равно. Ни к каким психологам я не обращалась. Я все понимаю, я взрослый человек. Это война».
Найти мужа Галине удалось лишь спустя год после его смерти. Сотрудник мариупольской прокуратуры, к которому она обратилась в поисках тела Владимира, рассказал ей, что в одном из списков неопознанных погибших значится мужчина с похожей фамилией. «Есть фамилия, похожая на вашу, но не ваша — на две буквы отличается. Вам надо ехать в донецкую прокуратуру», — посоветовал прокурор.
В Донецке Галина описала мужа во всех подробностях, и ее описание полностью совпало с характеристиками тела с похожей фамилией, указанными в прокурорских бумагах. Так Галина узнала номер безымянной могилы на Старокрымском кладбище, в которой похоронили Владимира.
«Можно [достать тело из могилы и] перезахоронить [чтобы убедиться, что в ней Владимир], но я на сто процентов уверена, что там мой муж. И это неплохое место», — говорит Галина.
Табличку с номером она сняла, а на могилу поставила крест.
Источник: Юлия Сергеева, «Медуза».
