Несмотря на мифы о «третьем пути», тоталитарные режимы способны выживать только на периферии Запада, паразитируя на его финансовой системе, технологиях, прямых подачках, но, в первую очередь, на политической импотенции западных элит.
В этом сила таких режимов, но, одновременно, их слабость. Будучи, по сути, отбросами, возникшего в ходе расширения мировой системы рыночной экономики и либеральной демократии, они, при контакте с соблазнами нормальной жизни, размываются, утрачивая монолитность.
КНДР хорошо подходит для политического анатомирования в качестве эталонного тоталитарного режима. Разбор процессов, идущих в ней, поможет лучше понять общие особенности тоталитаризма.
Как она устроена
Очевидно, что сведение КНДР к «диктатуре семьи Кимов» было бы упрощением, поскольку короля играет свита, а вельмож из его свиты играют их свиты, и так много-много ступенек вниз. Иными словами, даже самый свирепый тоталитаризм, если он не подперт оккупационной армией, всегда продукт общественного договора. А тоталитарный социальный договор складывается только в рамках неофеодализма.
Неофеодализм – специфическое устройство общества, утратившего исторически сложившиеся элиты. В обозримых временных пределах это происходит по общему сценарию: обрушение, по тем или иным причинам, феодального государства, гибель его элит, социальная или физическая, и уход оккупантов, игравших роль внешних элит, если таковые были.
Хотя уничтожить элитариев как социальный фактор бывает сложно, в случаях, когда это всё-таки происходит, общество атомизируется и погружается в хаос. Затем оно пытается воспроизвести известные ему формы организации, в нашем случае – феодальные. Но феодализм, как и любой социальный строй, содержателен, и формируется в результате протяженного во времени социального консенсуса, участники которого действуют в строгих рамках правил. Пустая оболочка, лишь косплеющая феодализм, неизбежно наполнится чем-то иным – тем, что будет под рукой. Вопрос о том, как будут развиваться события в либерально-демократическом обществе, по какой-то причине утратившем элиты, интересен, но не относится к КНДР, и его мы оставим для подходящего случая.
«Под рукой» всегда оказывается самая динамичная, в таких условиях, часть общества: маргиналы, жившие вне правил и моральных ограничений. Опираясь на остатки родоплеменной архаики, всплывающей на месте подвергшихся разрушению социальных отношений, и формулируя на её основе популистские лозунги «народовластия», эти маргиналы, не ограниченные ничем, легитимируют с их помощью новый общественный договор. Но такой договор оказывается обманкой, прикрывая деспотию в самых крайних формах, на всех уровнях новой власти. Большая часть населения загоняется в де-факто рабское состояние. Особенно успешно такой процесс идет при заражении уже существующим неофеодальным режимом своего соседа, в условиях полной или частичной оккупации.
Наилучшим описанием неофеодализма остается «Скотный двор» Оруэлла. Но его художественная форма рассчитана в большей степени на эмоциональное неприятие, чем на понимание устройства и эволюции тоталитаризма.
Лишенный внутренних ограничений, неофеодализм проявляет себя непревзойденным имитатором. Он способен симулировать всё, что угодно: либерализм, демократические выборы идаже рыночную экономику. Но его неизменной сутью оказывается только деспотия в отношении большинства населения, поскольку в неофеодальном обществе нет социальной базы, способной на иную форму социальной самоорганизации. Такой тупиковый социум, возникший в результате социальной катастрофы, неспособен к развитию и всегда выступает со знаком «минус». Он превращает все имитируемые им социальные конструкты: нацию, демократию, выборы, верховенство закона, рынок, и даже феодализм, способный развиться в либерально-демократическое, рыночное буржуазное общество, в их противоположности. Вместе с тем, такая изменчивость форм затрудняет изучение неофеодализма, как явления, маскируя его главную черту.
КНДР интересна тем, что дает пример чистого, почти не замаскированного неофеодализма, возникшего в результате советского заражения им части Кореи, пережившей перед тем японскую колонизацию, разрушившую феодальный уклад корейского общества.
Как половина Кореи попала в тупик КНДР
Две волны оккупации, японская и советская, и советские репрессии, уничтожившие бежавших от японцев с СССР эмигрантов-националистов, которые могли бы вернуть Корею на путь нормального развития,от феодализма к буржуазному либерализму, превратили северокорейское общество в идеальное поле для неофеодального посева.
Корейская война 1950-53 годов, когда подстрекаемый СССР режим Ким Ир Сена предпринял попытку захвата всего Корейского полуострова, и её итоги закрепили эту ситуацию, дав в руки властей аргумент о необходимости противостояния западному империализму. Социальные процессы, происходившие в тот период в КНДР, удивительно напоминают влияние «СВО» на современное нам российское общество, наглядно доказывая общность законов развития в рамках неофеодальной модели.
Формальное устройство КНДР повторяет, в целом, устройство СССР, что вызвано советским заражением. Варианты неофеодальных режимов, возникших без заражения от СССР, демонстрируют бОльшую вариабельность демократических симулякров, но именно советский вариант наиболее устойчив и гибко приспосабливается к изменяющимся условиям.
Как и некогда в СССР, за декорациями «народовластия»в КНДР скрывается борьба номенклатурных группировок, удерживаемых в состоянии равновесия правящим кланом, занимающим позицию арбитра и одновременно – объекта идеологически-религиозного культа «праведной самодостаточности», свормулированного в виде чучхе – отдельного от мира пути развития «с опорой на собственные силы».
Секрет устойчивости такого режима в том, чтобы ни одна из группировок не могла набрать силу и влияние, достаточные для переворота. В идеологическую систему КНДР введен стабилизирующий элемент наследственного обожествления вождя, что закрепило у власти клан Кимов. Впрочем, внутри самого клана всё обстоит жестко: борьба за место следующего «председателя государственных дел» идет беспощадная, а лишние побеги на древе Кимов устраняют. Ныне правящий Ким Чен Ын – второй сын Ким Чен Ира от третьего брака; а сын Ким Чен Ира от первого брака, заподозренный в неблагонадежности, был ликвидирован спецслужбами КНДР в 2017 году в аэропорту Малайзии.
Покойные руководители не выводятся из политического оборота, а, напротив, закрепляются в нём, становясь частью идейно-религиозного пантеона. Ким Ир Сен стал вечным президентом КНДР, а Ким Чен Ир — вечным Генеральные секретарем ЦК Трудовой партии Кореи. Эта ситуация, описываемая западными экспертами как некрократия, позволяет укрепить власть третьего по счету руководителя, Ким Чен Ына, делая его проводником священной воли покойных. Очевидно, такой политеистический культ примет окончательную форму, когда все формальные должности займут покойники, а очередному потомку Кимов будет отведена роль жреца, осуществляющего связь между ними и миром живых. Но сможет ли КНДР просуществовать достаточно долго для этого? Очень многое говорит о том, что такой вариант вовсе не исключен.
Причины устойчивости режима Кимов
По сути, есть три набора таких причин.
Во-первых, это исторический фон, сопровождавший появление КНДР, который был максимально благоприятен для развития по неофеодальной модели, о чем уже было сказано.
Во-вторых, Ким Ир Сен оказался талантливым учеником Сталина, превзойдя учителя в последовательности и жестокости. Он удачно вплел в структуру режима ряд исторических традиций феодальной Кореи. Большую роль сыграло и то, что КНДР сразу развивалась по уже готовой советской неофеодальной модели, избежав раннего периода уголовно-нигилистических проб и ошибок, последствия которых Сталину пришлось исправлять долго, и с большим трудом.
В итоге, северокорейское общество было жестко стратифицированопо множеству разноплановых, новзаимозависимых признаков: профессии, региону проживания, степени лояльности режиму. Только по признаку лояльности (сонбун) население официально поделено на три категории «лояльную», «нейтральную» и «враждебную», примерно 28%, 45% и 27%, внутри которых официально детализирована 51 страта. Лица, относящиеся к враждебному слою, не могут проживать в Пхеньяне и Кэсоне, служить в армии и государственных учреждениях, получать высшее образование, работать за границей.
27% «враждебного» населения еще не заключенные. В тюрьмах – свои пять градаций. На дне которых – политические, заключаемые в лагеря кваллисо вместе с семьями, и разделяемые на две категории. Это содержащиеся в единственной на все политические лагеря «Зоне революционизации», из которой они теоретически, правда, через неопределенный срок, могут выйти, если выживут и продемонстрируют успешное перевоспитание, и «Зонах тотального контроля», выход откуда не предусмотрен. Единственный вариант – личное помилование правящим Кимом, что случается крайне редко.
В ЗР могут попасть родственники политзаключенных, отправленных в ЗТК, но не совершавшие сами ничего предосудительного, либо те, кто совершил сравнительно легкие преступления: был пойман за приемом южнокорейского радио или позволил себе публичную критику местных властей среднего звена. Основной же контингент ЗТК составляют не борцы с режимом, а члены противоборствующих партийных кланов, проигравшие в межклановой борьбе, и объявленные врагами, либо чиновники, запустившие руку в государственный карман, что считается политическим преступлением.
Известны случаи, когда Ким Чен Ына посылал заключенным в ЗТК, чьи письма с просьбой о помиловании растрогали его, золотые часы, оставляя их в заключении.
Стратификация сонбун определяет всю жизнь северного корейца, а также границы поблажек в случае нарушения запретов. Опуститься вниз в ней легко, подняться – крайне трудно, вернуть утраченные позиции –почти невозможно.
Этот жесткий социальный корсет, надетый на всё общество, обеспечивает уровень социальной стабильности, достаточный для выживания режима. Вместе с тем, назвать положение Кима устойчивым за счет одних только внутренних факторов, нельзя. Всё упирается в неэффективную экономику, основанную на рабском труде, лишенном инициативы работников. Но тут на помощь Кимам приходит третий набор причин живучести КНДР – ее дотационный характер. Банкротам Кимам не дают прогореть окончательно. К тому же, и легальная, и теневая экономики КНДР некоторый доход всё-таки приносят.
Северокорейская экономика и дотации Кимам
Несмотря на многочисленные претензии к КНДР, Запад применяет к ней только частичное эмбарго. Причин тому несколько.
Во-первых, Китай в любом случае будет спонсировать режим в Пхеньяне, который использует как инструмент прокси-давления на Японию, США и Южную Корею.
Во-вторых, критические экономические трудности могут вынудить Кима сыграть на повышение ставок. КНДР имеет огромную, пусть и скверно вооруженную, армию, а также просто полчища голодной человеческой саранчи, которая от безысходности может атаковать соседей и с моря, и с суши. Есть ракеты, способные достать до Японии, возможно, если это не блеф, есть ядерная бомба, и определенно есть ствольная артиллерия, в количестве, достаточном, что снести расположенный близко к границе Сеул. Ким постоянно демонстрирует готовность сыграть ва-банк. На самом деле, ему это не нужно, но он исходит из того, что связываться с КНДР никто не захочет, и что его западные и южнокорейские визави предпочтут не идти даже на минимальный риск, и спасовать. Это всегда срабатывает, поскольку Вторая Корейская война мало того, что не нужна никому, не имеет и хороших перспектив. Кима будет накачивать оружием, а, при надобности, и людьми, Китай, и ситуация вскоре станет патовой. Победить КНДР, не прибегая к ЯО, будет почти невозможно, а использование ЯО чревато ядерной войной с Китаем и Россией.
Ещё больше, чем США, Вторая Корейская война не нужна Южной Корее. Достать примитивную промышленность КНДР, расположенную в гористой части Корейского полуострова, будет сложно и дорого, и её уничтожение обойдется дороже, чем стоит она сама. Зато смести сложные и хрупкие производства РК, расположенные на равнине, будет и дешевле, и проще. Конечно, у Южной Кореи в такой войне будут решающие технологические преимущества, но зачем Сеулу ввязываться в войну, которая нанесет стране огромный ущерб, отбросит её десятилетия назад и не принесет ничего позитивного? Что может дать победа в ней? Сдвинуть линию раздела на несколько десятков километров к северу? Зачем?
Хорошо, пусть даже, при невероятном стечении обстоятельств, Сеулу удасться «объединить страну».Тогда он получитболее 20 миллионов голодных нищих, непригодных для работы на современных производствах. В РК это знают, там накоплен огромный опыт работы с северокорейсикми перебежчиками, и весь он сводится к одной фразе «даром такого добра нам тут не надо!». К тому же, впридачу к никчемному, дерадировавшеему во всех смыслах, но преисполненному сознанию своего величия и превосходства над всем миров, и, особенно, южными соседями, населению, РК получит гарантированную партизанскую войну, которую десятилетиями будет спонсировать Китай, топя регионального конкурента, и создавая проблемы конкуренту глобальному. Зачем это делать, в ситуации, когда откупиться от Кима даже не в десятки, а в сотни раз дешевле?
Китай является не только спонсором, но и главным экономическим партнером КНДР, которая поставляет в КНР более 80% своей экспортной продукции. Конечно, Китай заботится о своём респектабельном образе, и выполняет решения ООН – так, в августе 2017 Пекин из-за санкций ООН прекратил ввоз из КНДР железной руды и морепродуктов. Но Пхеньян может продавать десятки других товаров, включая гравий, песок, химикаты, соевое масло и текстиль. Полного эмбарго на товары из КНДР не будет введено никогда, поскольку, по всему миру, и даже на Западе, есть миллионы «гуманистов», лишенных мозгов, и, в силу этого, выступающих за мягкое отношение к режиму Кима «лишь бы не было голода и войны». По этим же соображениям КНДР подкармливают западные гуманитарные НПО, Всемирная продовольственная программа ООН и Евросоюз. Каждый вроде бы и понемногу, но общая сумма выходит солидной.
Далее, по данным ООН, более 60 тысяч северокорейцев – счастливчиков, по меркам КНДР, доказавших абсолютную лояльность, и оставивших в заложниках семьи, — работают за границей, в основном, в КНР, но также и в России, и на Ближнем Востоке. Режим зарабатывает на них от $1,2 до $2,3 млрд (такие широкие «ножницы» в оценке доходов сами по себе вызывают массу вопросов!) платя работникам не более 20% от этой суммы. Существенные деньги приносит торговля оружием через подставные фирмы со странами Африки, Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии, а после начала российско-украинской войны, и с Россией.
Оружие КНДР делает не самое современное и качественное, но, к примеру, потребность России в артиллерийских снарядах вполне способна закрыть. Кроме того, она может за некоторый процент перепродавать в РФ китайское оружие, выдавая его за своё. Государственная организация Division 39 занимается торговлей наркотиками и выпуском фальшивых банкнот, зарабатывая на этом порядка $ 100 млн (и эта сумма оценки выглядит подозрительно скромной!). Посредством своих дипломатов КНДР широко занимается контрабандой ценных товаров малого объёма, в основном, в интересах китайских клиентов. Доходной статьей является киберпреступность. Так, запустив в сеть вирус WannaCry и совершив с его помощью атаку на Центральный банк Бангладеш, киберпреступная группа Lazarus, контролируемая режимом КНДР, за год обогатились на $800 млн.
Размывание режима: сложившаяся ситуация и перспективы
Вместе с тем, режим концлагеря, в котором десятилетиями жила КНДР, не мог не породить сопротивления. Правда, оно носит не политический, а коррупционно-экономический характер. Толчком к его началу стал голод середины 90-х, когда погибло от 2 до 3 млн. человек – порядка 8-13% населения страны, а карточная система, введенная в 1957 году, попросту рухнула. Началось спонтанное появление рынков продовольствия и товаров широкого потребления, на что государство вынужденно закрыло глаза.
Вторым важным фактором стало товарное изобилие Китая, от которого КНДР, в отличие от Южной Кореи, вовсе не закрыта железным занавесом. Напротив, контрабанда из Китая проникает в неё в больших объёмах. В-третьих, столкнувшись с неэффективностью производств, достигшей запредельного уровня при Ким Чен Ире, хотя репрессивность режима при нём немного снизилась, Ким Чен Ын и его окружение были вынуждены пойти на ряд экономических реформ, а многие нарушения на местном уровне просто не замечать.
Придя к власти в конце 2011 года Ким Чен Ын уже через полгода приступил к роспуску сельскохозяйственных кооперативов (северокорейский вариант колхозов) и переводусельского хозяйства на семейный подряд. Переход был завершен к 2015–2016 гг., и в настоящее время почти вся пахотная земля распределена между крестьянскими хозяйствами, которые после сбора урожая платят натуральный налог, в среднем 30% , а остальным могут распоряжаться по своему усмотрению. Кроме того, местные власти обещали крестьянам, что участок, данный им в пользование, будет закреплен за ними на продолжительное время, что заставляет тех бережно относиться к земле и повышать ее урожайность.
Затем, в 2014–2015 гг.,по тому же принципу была начата реформа в промышленности: предприятия обязалисдавать государству пофиксированным ценам часть продукции, в зависимости от типа предприятия, от 30% до 50% от планового производства. Все, произведенное сверх этого, руководство предприятия может реализовать по договорным ценам, а вырученные деньги использовать на зарплату рабочим, закупку сырья и новые технологии. Значительная часть северокорейских предприятий в последние годы работает с прибылью. Выросли и зарплаты, достигнув в промышленности уровня $30-50 (до прихода к власти Ким Чен Ына среднемесячная зарплата не достигала и доллара).
Наконец, под крышей госпредприятий стали появляться полулегальные частные. При Ким Чен Ыне была легализована практика, когда частный предприниматель может войти в «частно‑государственное партнерство», договорившись о совместной деятельности в рамках госпредприятия и вложив свои средства.
Отставание разрешительной практики от нужд предпринимательства и желание чиновников монетизировать разрешительные функции породило и качественно новый уровень коррупции. Отдельный вклад внёс поток контрабандной техники из Китая, позволивший жителям КНДР получать информацию из КНР и Южной Кореи, по крайней мере, в пограничных районах, а также выходить во всемирный Интернет. В глубине страны, где это невозможно напрямую, распространение получили скачанные из Сети «интернет- пакеты», перенесенные различные носители. Всё это, разумеется, нелегально, но пойманный нарушитель имеет шанс откупиться, избежав суда и лагеря.
Результаты такой политики Ким Чен Ына хорошо видны в Пхеньяне. На улицах все больше частных автомобилей – впрочем, большинство из них, для спокойствия владельцев, зарегистрированы на госпредприятия. В Пхеньяне, и в других городах КНДР строительный бум, причем, в основном, за счет средств частных застройщиков. Уже можно купить любые продукты и бытовые товары, – были бы деньги. Деньги, конечно, есть не у всех: рост рынка привел к усилению имущественного неравенства. Но этот рост не сопровождается обеднением низших слоев северокорейского общества. Положение бедняков тоже улучшается, хотя и не так быстро, как положение их более везучих сограждан. Тем не менее, даже те, кому не повезло в новой системе, живут сейчас лучше, чем 10-15 лет назад.
Экономический рост наряду с патриотической гордостью от обладания ракетами и ЯО, сделали Ким Чен Ына популярным в народе. Правда, Ким и его окружение понимают, что их поддержка пошатнется, если рядовые северокорейцы узнают о жизни за пределами страны, в первую очередь, в Южной Корее, слишком много. Хотя большая часть северокорейского населения уже осведомлена, что Южная Корея живет существенно лучше Северной, лишь немногие представляют, как велик этот разрыв.
Вместе с тем, и богатые, и бедные слушают южнокорейскую поп‑музыку, и плюют на то, что правительство этого не одобряет. Северяне подсели и на южнокорейские ТВ‑шоу, записи которых на различных накопителях добывают в Китае. Те, кого арестовывают за обладание южнокорейским медиапродуктом, чаще всего выходят на свободу за взятку.
Это вызвало процессы, похожие на эволюцию корейского общества в начале XVII века, когда в 1637 году государство Чосон стало данником китайской династии Цин, верхушка аристократов‑янбанов утратила часть власти, а, прослойка торговцев, напротив, улучшила своё положение. Представители торговых домов немедленно воспользовались ситуацией, чтобы заключить браки с выходцами из обедневших янбанских семей, или за взятки вписать свои имена в их родовые книги, закрепив за собой новый статус.
Эти перемены не привели к падению династии Чосон и исчезновению янбанов. Они лишь обогатили аристократию свежей кровью и новыми идеями, сделав полувековое правление вана Ёнджо (1724–1776) периодом просвещения и процветания.
Конечно, такая аналогия условна. Но последствия голода середины 1990‑х сравнимы с последствиями китайского завоевания, а северокорейский неоянбан, госчиновник с высоким сонбун, спешит вписаться в новую реальность, и монетизировать свои возможности помочь организации прибыльного бизнеса, породнившись с теми, кто знает как это сделать. Семьи успешных предпринимателей все чаще роднятся с семьями партийной номенклатуры.Один социальный класс не заменяет собой другой; как и в средний период династии Чосон, предприниматели встраиваются в существующий общественный порядок. Такое сопоставление позволяет усомниться в возможности падения режима Кимов обозримой перспективе. Более вероятным представляется постепенное открытие КНДР и её реформирование изнутри.
Но и с реформированием все непросто. Неофеодализм – не феодализм, это принципиально разные социальные устройства. Как наглядно показал китайский и российский опыт, неофеодализм не склонен отпускать свои жертвы. Между тем, либеральные эксперименты рано или поздно поставят неофеодальную номенклатуру перед выбором: смириться со своим уходом, и подготовить передачу власти новым элитам, проведя страну через период просвещенного авторитаризма, предшествующего полноценной демократии, либо начать сворачивать либеральные и рыночные свободы.
Как мы видим, и в России, и в Китае, в последние десятилетия победили сторонники перезапуска тоталитарно-неофеодального цикла. Агрессия против Украины и тайваньский кризис несут, среди прочего, функцию создания для такого перезапуска благоприятных условий, создавая предлог для ограничения свобод в связи с происками внешних врагов.
Источник: Сергей Ильченко, Newssky
