Мы давно наблюдали, как РПЦ встраивается в российское государство. Но прежде этот процесс никогда не заходил так далеко. Например, в 2014 году патриарх Кирилл никак не участвовал в торжествах по поводу Крыма, полагая, что это отвратит от него украинскую паству. Но чем дальше, тем чаще в его, и не только его проповедях стал звучать барабанный патриотический бой, а в июне 2020 года прошло торжественное освящение «главного храма Вооруженных сил» в подмосковной Кубинке. Это его вполне официальное название, как будто молятся там именно Вооруженным силам, а не Богу, и в убранстве храма они занимают уж никак не меньше места, чем Христос и Богоматерь.
С марта 2022 года милитаризация РПЦ идет полным ходом. Надежды, что православный Киев колокольным звоном и с портретами патриарха Кирилла встретит колонну московских «освободителей», улетучились очень быстро, так что патриарху можно было уже не стесняться: вручать Росгвардии икону, заставлять священников повсюду читать молитву о «победе Святой Руси», а тех, кто заменяет слово «победа» словом «мир», строго наказывать, и т. д. Их позиция была объявлена пацифистской ересью. В общем, РПЦ при полном согласии и отчасти по инициативе ее руководства потихоньку превращается в структуру политотделов при армии и в тылу.
Есть совсем свежий пример. Миряне, пролившие кровь на войне, по 13-му правилу Василия Великого отлучаются от причастия на три года (впрочем, не похоже, чтобы это строго соблюдалось даже в прошлом). Но вот священникам древние каноны строго запрещают проливать кровь и даже брать в руки оружие, поскольку они приносят на литургии бескровную жертву. Так, если священник прольет кровь даже при справедливой обороне от разбойников, он все равно должен быть лишен своего сана (55-е правило Василия Великого). В современной практике, когда причиной ДТП с пострадавшими становится автомобиль, которым управляет священник, он может быть оправдан светским судом, но церковный лишит его сана. Священникам запрещено даже охотиться (135-е правило Номоканона). Но вот священник из Иркутской области Андрей Дорогобид пять месяцев провоевал в Украине — не как капеллан, а как боец: он лично участвовал в штурмах, а потом вернулся к исполнению своих пастырских обязанностей.
Как ни крути, христианство мало похоже на культ очередного божества войны, каких много было на этом свете. Как же это получилось?
От Грозного до Сталина
Первое, что приходит в голову: РПЦ МП как структура была создана по прямому указанию Иосифа Сталина в 1943 году, когда, с одной стороны, требовалось подтвердить западным союзникам, что в СССР нет никаких проблем с религией, а с другой — мобилизовать на борьбу с нацизмом тех советских граждан, которых мало убеждали коммунистические лозунги. И вот красным командирам вручали ордена Александра Невского, и тому же самому Александру возносили молитвы в церквях. Кстати, уже в позднейшие времена канонизировали и адмирала Ушакова (был и такой советский орден), сегодня говорят о канонизации Суворова, а там, вероятно, дойдет и до Жукова, даром что он был неверующий.
После войны главной пропагандистской миссией РПЦ стала «борьба за мир», которая, конечно, заключалась в обличении империалистических поджигателей войны. Но все же такая риторика была куда здоровее нынешней милитаристской.
Однако это часть гораздо более долгой истории о том, как православная церковь в России встраивалась в государство и приспосабливалась им для своих нужд, во время войны, разумеется, военных. Трудно сказать, когда именно этот процесс начался, но основные вехи отметить можно. Прежде всего, это времена Ивана Грозного, который расправился с непокорным митрополитом Филиппом и первым переломил церковь о царственное колено. Вторым был Алексей Михайлович со своими реформами, приведшими к расколу: по сути, форму религиозной жизни теперь определяло государство. Далее был Петр Первый, упразднивший остатки самостоятельности у церковных структур и надежно встроивший их в государственный аппарат.
После революции обычно вспоминают декларацию 1927 года митрополита Сергия Страгородского (именно он и станет патриархом в 1943 году), в которой он декларировал полную лояльность советской власти, по сути, «разоружался перед партией». Такую политику часто называют «сергианством», но разве Сергий ее изобрел? Он лишь применил в новые советские времена давнюю византийскую традицию: церковь лояльна империи и не мыслит себя без нее. Если империя православная, то все совсем хорошо, а если она вообще нехристианская — что ж, приходится и к ней приспосабливаться. На Балканах христиане так жили под османами лет за пятьсот до митрополита Сергия.
Империя и симфония
Так что в поисках причины нам придется двигаться еще дальше в глубь веков, возвращаться в Византию VI века. Именно там император Юстиниан (талантливый администратор, блистательный стратег и канонизированный святой) сформулировал главный византийский принцип: «Если священство будет во всем благоустроено и угодно Богу, а государственная власть будет по правде управлять вверенным ей государством, то будет полное согласие между ними во всем, что служит на пользу и благо человеческого рода» (6-я новелла патриарху Епифанию, 535 год). Согласие (по-гречески «симфония») двух властей, светской и церковной — это идеал, разумеется, недостижимый. Но стремиться к нему надо.
Юстиниан отвоевывал утраченные западные территории, в частности всю Италию отобрал у еретиков-остготов (они были арианами, как и большинство германцев), хоть и ненадолго. На востоке он воевал с персами-зороастрийцами, и вообще для него христианский мир, по сути, был равен его собственной империи, расширение ее границ было самым быстрым и действенным способом искоренить язычество и ереси, насадить правую веру. Разумеется, этот принцип в Средневековье был общим для всех религий и государств.
Но есть нюансы. Империя Юстиниана была едина, на ее территории располагались пять древних патриархатов (Рим, Константинополь, Иерусалим, Антиохия и Александрия). Его империя, по сути, объединяла разные церковные структуры под единым началом. В Западной Европе после Карла Великого все было скорее наоборот: католическая церковь с центром в Риме объединяла множество христианских королевств. Неудивительно, что на Западе обычно папы приказывали королям, а на Востоке — скорее императоры давали указания патриархам.
Древняя Русь вместе с другими православными странами (Болгарией, Сербией, Грузией и т. д.) была частью единого «Византийского содружества наций», как назвал это Димитрий Оболенский. А вот Московское великое княжество и затем царство ощущало себя совсем иначе: оно было единственной значимой православной страной на свете (грузинские или балканские княжества там всерьез не воспринимались). Уже при Василии III в начале XVI века появляется концепция «Москва — Третий Рим», постепенно она становится ядром государственной идеологии. Первый Рим, итальянский, впал в католическую ересь, второй, Константинополь, был завоеван турками, осталось только одно православное государство со столицей в Москве, и его главная задача — хранить и распространять правую веру.
Всё, казалось бы, как при Юстиниане, но церковная структура теперь только одна: Московская митрополия, затем Московский патриархат, а все древние патриархаты — под турецкой властью и потому нужны в основном для декорации. Расширение границ Московии и есть распространение правой веры или, в новой версии, «возвращение наших исконных земель, отторгнутых врагами, в родное лоно». Ничего не напоминает из новейшей истории?
И в самом деле, расширение границ Московского государства и затем Российской империи, а потом, после 1943 года, уже и СССР неизменно вело к перекройке церковно-административных границ. Куда ступал сапог московского стрельца, копыто драгунской лошади или куда заползала гусеница советского танка, там сразу церковная жизнь обустраивалась на московский манер.
«Что не доделал русский штык, доделает русский чиновник, русская школа и русский поп», — кто именно произнес эти слова первым, точно неизвестно, скорее всего, Иван Корнилов, куратор Виленского учебного округа в 1860-е годы, но суть имперской политики они отражают прекрасно. И как тогда попу не благословить штык, прокладывающий дорогу его проповеди?
Не только РПЦ
Подобные настроения характерны не только для православных. Самое крупное объединение протестантов в России, Российский объединенный союз христиан веры евангельской (пятидесятников), старательно демонстрирует полную лояльность кремлевскому руководству, называя это «мы вне политики». Также постоянно подчеркивается большая роль, которую протестанты сыграли в строительстве Российской империи, особенно при Петре I (см., например, недавно вышедшую книгу Андрея Резниченко «Империя протестантов: Россия XVI – первой половины XIX в.»).
И даже Римский папа Франциск в своем обращении к русской католической молодежи 25 августа 2023 года заявил: «Вы наследники великой России: великой России святых, правителей, большой России Петра I, Екатерины II, той империи — великой, просвещенной, страны большой культуры и большой человечности. Никогда не отказывайтесь от этого наследства, вы наследники великой матушки-России». Это вызвало волну возмущения во многих странах мира, особенно в Украине. Защитники Ватикана объясняли этот пассаж латиноамериканским происхождением папы, его левыми взглядами и т. д. Но он, похоже, хорошо понимал, что в русской аудитории слова об империи будут услышаны и поняты лучше, чем многие иные.
Кстати, однозначно в поддержку войны высказывался и митрополит Корнилий, предстоятель Русской православной старообрядческой церкви (вот, казалось бы, конфессия с давней традицией сопротивления государственному давлению!). Его позицию разделяют далеко не все, но многие его единоверцы.
Словом, церковь понимается в такой риторике как нечто принципиально неотделимое от империи, а уж какая тут выбирается модель: Юстиниана, Ивана Грозного, Петра I или Сталина — это вопрос вторичный.
Верующий человек может стремиться на войну по очень разным мотивам: фанатик хочет убить как можно больше неверных, крестоносец — отвоевать захваченные неверными святыни, и т. д. Российский религиозный милитаризм выглядит прежде всего как проекция имперского стиля мышления: мы должны, мы обязаны быть империей, естественное свойство империи — расширять свои границы, а дело церкви — ей в этом помогать.
При этом религиозность основной массы населения в России очень поверхностна: люди бывают в церкви редко, по большим праздникам и таким поводам, как венчание, крестины, похороны. Священники — это для большинства такие особые люди, которые могут утешить в горе, отпустить грехи, помолиться об удаче. В поисках ответов на сущностные вопросы обычно обращаются не к ним. Характерно, что с 2014 года «православные лозунги» звучат в российской пропаганде куда реже, чем советские. Если православие — всего лишь некоторая составная часть имперского величия, своего рода национальный узор, то и говорить о нем много не приходится.
Пройдет и это
Поэтому, пока в России сохраняется нынешний политический режим, та или иная доля имперского милитаризма в позиции РПЦ неизбежна. Она уже приковала себя к государству настолько прочными цепями, что разорвать их едва ли возможно. В этом, кстати, нет ничего уникально русского: правая диктатура обычно опирается на традиционную для своей страны религию, причем церковные деятели идут ей навстречу вполне добровольно, видя в ней защитницу «традиционных ценностей» и барьер против нежелательных влияний.
Но при политических переменах в России всё неизбежно изменится и в церковной жизни, потому что церковь — это часть общества. Здесь может оказаться востребован опыт русских православных общин, возникших в разных странах после первой волны эмиграции в 1920-е годы: они были не нужны никакому государству и опирались исключительно на собственные силы. Для многих из них был характерен уход в воображаемую «Святую Русь», которая однажды должна будет воскреснуть. Во многом именно на эти настроения среди эмигрантов опиралась кремлевская администрация, когда в середине 2000-х годов проводила курс на воссоединение РПЦ с РПЦЗ (зарубежной русской церковью). В результате в 2007 году был торжественно подписан «Акт о каноническом общении» двух церковных структур (дальше тоже было не все просто, но это отдельная история). Другая часть русской православной эмиграции сосредоточилась на создании новых структур, независимых от любых государств. Самой известной, пожалуй, стал Свято-Сергиевский институт в Париже.
Более того, в самой РПЦ официально царит полное единомыслие и не существует никаких проблем, однако среди рядового священства все больше недовольства политикой патриарха Кирилла, в том числе его полным подчинением кремлевской администрации. В самые первые дни войны около трехсот священников РПЦ подписали воззвание с призывом войну прекратить. Дальше их судьба сложилась по-разному. Например, первый подписавший (и, вероятно, составитель текста), игумен Арсений Соколов, был постепенно отстранен от всех занимаемых должностей, часть подписавших эмигрировала, часть остается в России. Учитывая, что многие из подписавших не имели ни второго гражданства, ни иной профессии, кроме священнической, и подпись ставила их дальнейшую судьбу под удар, три сотни — это не так и мало.
Но все же священники обычно не рискуют идти на конфликт с начальством: их смещение или перевод в другой храм может разрушить всю общину. Гораздо больше возможностей в этом смысле у мирян. Особый интерес представляет русскоязычный сайт «Христиане против войны», где создается, по сути, современное антивоенное богословие, и в этом процессе участвуют жители разных стран, в т. ч. России, и представители разных конфессий, в т. ч. православные. Помимо прочего, сайт постепенно становится полноценным информационным порталом, освещающим текущие новости религиозной жизни с соответствующей точки зрения.
И это далеко не единственный, хотя и самый заметный пример такого рода, когда вопросы войны и мира осмысляются в христианском духе применительно к нынешней ситуации. Так что, когда падет или существенно изменится российский режим, для широких масс верующих найдется достойная альтернатива нынешней милитаристской риторике деятелей РПЦ.
Источник: «Важные истории»
