Частью советской действительности — и в 1930-х годах, и в послевоенном СССР — был страх, что на тебя «настучат» соседи или сослуживцы. Сейчас политические доносы вернулись в общественную жизнь России: все чаще именно после них заводят дела за антивоенные высказывания. Би-би-си сравнила доносы 1930-х годов с современными и поговорила с историком и антропологом о том, зачем россияне их пишут.
Александра Колгушкина, 41-летнего сапожника из Москвы, арестовали в 1935 году по печально знаменитой 58-й статье — за контрреволюционную агитацию. Его уголовное дело начинается с доноса двоих соседей по коммуналке, один из которых приходился двоюродным братом жене Колгушкина Варваре. «Контрреволюционную деятельность» соседи Василий Шипилов и Иван Карцев усмотрели в том, что в гости к семье приходили «граждане, имеющие связь с помещиком по происхождению».
«Я, Шипилов, и Карцев, знаем, что все вышеуказанные лица по нашему мнению занимаются шпионажем, изменяют родине. Я, Шипилов, проживаю совместно с Колгушкиными, на визиты классовых врагов к Колгушкиным мне как сознательному рабочему смотреть неприятно и я их ненавижу», — пишет в жалобе в НКВД двоюродный брат жены.
Соседи к тому же припомнили, что Колгушкин в разговорах ругал советскую власть: «Теперь, то есть при советской власти, жить трудно всем. Хватает заработка на хлеб, а многие и этого не получают, сидят голодные. То ли дело было раньше, при старом строе», — пересказывают они его слова.
Сам арестованный на допросах это отрицал, зато рассказывал, что с соседом Иваном Карцевым у него был конфликт из-за антисанитарии в квартире: тот очень нечистоплотен, и Колгушкины волновались, что из-за грязи заболеют их дети.
А его жена, Варвара Колгушкина, на допросе говорила, что двоюродный брат угрожал ей: «После ареста мужа Шипилов тут же предложил мне разъехаться в разные комнаты по обоюдному согласию, в противном случае он начал мне грозить выселением другими путями».
То, что два соседа просто используют репрессивный аппарат государства, чтобы выжить третьего из квартиры, стало очевидно даже суду 30-х годов. На суде Колгушкин был оправдан. В определении суда так и сказано: «Шипилов пытался завладеть площадью Колгушкина», и предлагается возбудить уголовное дело уже против Шипилова с Карцевым.
Это исключение из правила: доносы на соседа с целью освободить комнату в те годы не были редкостью и своей цели они обычно достигали.
По словам сотрудника «Мемориала» (власти сначала признали организацию иноагентом, затем ликвидировали, а теперь судят одного из ее основателей, Олега Орлова) Сергея Бондаренко, оправдательных судебных приговоров по политическим статьям в 1930-е годы было всего несколько процентов — по крайней мере, из числа приговоров, которые видели исследователи сталинских репрессий.
Но эта доля все равно больше, чем количество оправдательных приговоров по уголовным делам в современной России: таких сейчас меньше одного процента.
Впрочем, в отличие от сегодняшней реальности, в 1930-х приговаривать людей могли не только суды. Такая власть была еще у троек НКВД и Особого совещания при НКВД: в годы правления Сталина они приговаривали людей к расстрелу.
Типы доносов: выгода, месть, разоблачение врагов
Классифицировать доносы по типу выгоды предлагает антрополог, автор телеграм-канала «(Не)занимательная антропология» Александра Архипова (внесенная российскими властями в реестр «иноагентов»).
Бывает выгода материальная: например, получить освободившуюся комнату, как у Шипилова и Карцева. Но в государстве с частной собственностью, как современная Россия, жилплощадь так просто на себя не перепишешь. Поэтому нынешние доносчики рассчитывают на другую выгоду. «Это может быть не напрямую получение места человека в компании или вузе, но ты показываешь свою лояльность, и, может быть, это означает дополнительные преференции, которые можешь получить ты или твоя институция», — добавляет сотрудник «Мемориала» Алексей Макаров.
Выгода от доноса может быть не только материальной, но и эмоциональной, считает Архипова: свести с кем-то счеты, наказать обидчика, в личном конфликте используя государственную политику. Этот мотив универсален и для советских людей, и для сегодняшних россиян.
Антрополог нашла такой случай в августе 2022 года в Севастополе (в аннексированном Крыму). На пляже поссорились любители волейбола: один из них высказался в поддержку Украины, а на следующий день пришел играть в волейбол с желтой и синей резинками, надетыми на руку. Снимать символику по требованию других игроков он отказался, его обозвали предателем родины, и мужчина, разозлившись, ответил, что сделает все, чтобы помочь Украине в войне с Россией. После чего трое участников конфликта заявили на него в органы.
А 80 лет назад, в сентябре 1941 года, слесарь завода «Металлист» Иван Федоров получил 10 лет лагерей и больше не вернулся к родным. Получил он их за разговоры. Заявление в НКВД написал его коллега, рабочий, которого незадолго до этого призвали в армию: Гитлер только что напал на СССР. «В присутствии рабочих с насмешкой сказал: вот наш защитник идет! — в доносе мужчины сквозит обида. — И спросил, как вас кормят [в армии]. Я ему сказал, что кормят хорошо, а он мне ответил, что вас кормить нужно в неделю один раз, потому что Красная армия плохо воюет и отдает города немцу».
Этим доносом солдат ничего не выигрывал для себя, зато мстил за обиду.
В деле есть и другой донос — от сотрудницы завода. Она написала на Федорова жалобу уже скорее из идеологических соображений, чем из личной обиды. Это — третья причина для доносительства, которую антрополог Архипова называет «моральной» выгодой: разоблачить врага, защитить государство от клеветников.
Именно такая серийная доносчица написала жалобу на саму Архипову за интервью СМИ-“иноагенту». А когда антрополог связалась с ней, та рассказала: «Я — профессиональный неоплачиваемый доносчик […] За первый год специальной военной операции мной было направлено в электронном виде 764 доноса». По собственному признанию, женщина смотрит все видео с YouTube-каналов «Дождя», «Дойче Велле», «Радио Свобода», «Настоящего времени» (эти издания в России признали «иноагентами») и жалуется на тех, кто дает им интервью — явно без шкурного интереса или личного желания отомстить.
В мышлении таких людей государство не может быть неправо, уверен Макаров, а значит, те, кто его критикует — клеветники. К тому же людям не нравится, когда кто-то заставляет их сомневаться в собственной точке зрения. «Они пытаются избавиться от тех, кто может поколебать их картину мира. Потому что иначе начинаешь задавать вопросы, ставить деятельность государства под сомнение, а это уже небезопасно», — говорит сотрудник «Мемориала».
В разговоре со слесарем Федоровым летом 1941 года сотрудница завода назвала немцев гадами, а в ответ от него услышала: «Почему же они гады, а мы разве лучше. Они очень культурный народ, не нашему русскому чета». Женщина пожаловалась об этом «куда следует». Уже под арестом Федоров объяснял следователю, что до революции учился с немцами в городе Ораниенбаум (сейчас это часть Петербурга), тогда и проникся к ним симпатией. «Немец даже окурка не бросит в неуказанном месте», — настаивал он.
Эти объяснения не спасли его от обвинительного приговора, а в лагерях Федоров пропал: никто не знает, как он умер и где похоронен.
Россияне и сейчас пишут доносы по итогам частных разговоров, в которых их лично ничем не обидели — разве что задели их картину мира. В мае 2023 года 20-летний пермяк Глеб Сахаров шел по городскому саду, когда к нему подошел пенсионер Александр Никонов и предложил купить свою книгу.
После разговора Сахаров написал заявление в полицию: по его словам, мужчина говорил ему, что «Российская Федерация развязала третью мировую войну, оккупировала территорию Украины». Пенсионер, по словам юноши, предлагал ему «послушать оппозиционеров, которые говорят правду про Россию, а также говорил, что на происходящей войне на Украине убивают мирных людей и его тоже могут убить». После чего на 82-летнего Никонова оформили административный протокол о дискредитации армии — это популярная статья, по которой в России судят противников войны.
Правозащитник Артем Файзулин защищал Никонова в суде: настаивал, что разговор в саду был частным, а для дискредитации армии необходимо публичное высказывание. И ему удалось убедить в этом судью Мокрушина. «Беседа, в ходе которой Никонов А.П. высказал свою точку зрения на происходящие события, не может быть расценена как публичные действия», — написано в решении суда. Дело прекратили за отсутствием состава правонарушения.
А летом 2023 года екатеринбуржцы написали донос из-за цветов, выкопанных с клумбы-триколора, которую они посадили «из патриотических соображений». Это тоже явный поиск врагов: ведь цветы могли выкопать и без всякой идеологической подоплеки, но люди сами ее придумывают.
Алексей Макаров видит еще один мотив доносить — страх за себя. «Нынешние законы и особенно правоприменение неясны. В этой ситуации неустойчивости человек сталкивается с тем, что сейчас противоречит закону, и думает: «Лучше сообщить, а то, если я никак не отреагирую, не стану ли я соучастником? Если я позиционирую себя как сторонник государства, это меня убережет от неприятностей, потому что жертвой может стать каждый, — описывает логику сотрудник «Мемориала». — Доносчик заявляет не только о нелояльности другого человека, но и о собственной лояльности».
Архипова же напоминает, что в СССР, в отличие от современной России, была статья о недоносительстве. И что единственным способом спастись от преследования иногда было написать ответный донос на доносчика. То есть страх за себя гораздо сильнее давил на советского человека, чем на современных россиян.
Донос как повод для гордости
Александра Архипова замечает важную разницу между доносами в советское время и сейчас. Тогда они были либо вовсе анонимными, либо фамилию стукача знали только следователи и суд, но не общественность. Сейчас же сам доносчик часто публично рассказывает о своей жалобе.
Например, общественник Виталий Бородин, который жаловался на актеров Данилу Козловского и Лию Ахеджакову, на издание «Проект» (вскоре после этого издание признали нежелательной организацией), гордится своей деятельностью и раздает интервью. Многие депутаты — от региональных до сидящих в Думе — пишут доносы и сообщают об этом в своих телеграм-каналах в виде отчета о проделанной работе.
Организация «Ветераны России», чьи доносы лежат в основе уголовного дела на сотрудников «Мемориала», тоже с удовольствием демонстрировала свою причастность к делу.
Вот и движение «Зов народа» торжественно выложило в своем паблике во «Вконтакте» донос, который они написали на рэпера Face (настоящее имя Иван Дремин). У музыканта-«иноагента», который открыто высказывается против войны и российской власти, 1 сентября вышел новый альбом «Ничего хорошего». И в тот же день на него оперативно пожаловались в СК, ФСБ и Генпрокуратуру.
«Эта женщина уродка, она как Мизулина» — поёт Дремин в первом куплете. Нарушение статьи 319 УК РФ и 5.61. КоАП РФ», — пишут в доносе, увидев в этих словах оскорбление представителя власти. А в строчке «Я вернусь в Россию, чтобы кинуть в Кремль молотов» «патриоты» усмотрели публичные призывы к экстремизму (статья 280 УК РФ).
«Иван Дремин покинул Россию после начала специальной военной операции, с того момента вел открытую антироссийскую деятельность, проводил концерты в Европе для украинской и сбежавшей из России аудитории, поддерживал Украину», — перечисляют активисты прегрешения рэпера, чтобы сделать жалобу весомей.
«Сейчас происходит семантический сдвиг: слово «донос» теряет негативное значение», — отмечает антрополог Архипова. В головах людей доносительство смешивается с жалобой, нормальной для клиентоориентированной культуры, рассуждает она. Жалобщик чувствует себя не стукачом, а обманутым клиентом, им движет чувство собственной правоты.
«Если вы в “Икее” купили полочку, приезжаете домой — а она не той длины, то вы сразу пишете в “Икею”, жалуетесь, правильно? А если там не реагируют, то вы еще и пост в фейсбуке пишете и отметите там “Икею”, — приводит пример Архипова. — И вот это поведение распространяется и на людей».
Сейчас такие каналы для жалоб — почти как у интернет-магазинов — завели государственные институции. Например, 15 марта 2022 года канал для оперативной связи открыл Следственный комитет.
У Архиповой есть объяснение и тому, почему у доносчиков не срабатывает усвоенная с детства максима «ябедой быть плохо».
«Ябедничать нехорошо — это относится к людям, которых ты считаешь «своими», — объясняет она. А людей, ругающих войну и действия власти, граждане противоположных взглядов вряд ли могут счесть «своими». В российском обществе традиционно низкая эмпатия, добавляет она: люди не готовы защищать интересы кого-либо, кроме своего ближнего круга, семьи и друзей, и даже понять этих «не-своих» не пытаются.
А сотрудник «Мемориала» Алексей Макаров видит очевидное сходство между тремя эпохами: 1930-ми, позднесоветскими годами и сегодняшним днем. И тогда, и сейчас в обществе сложилась ситуация, благоприятная для людей, которые любят жаловаться властям на соседей.
«Это просто такой тип человека, которому до всего есть дело, который таким образом проявляет свою общественную активность, — считает он. — Другой вопрос, как на это реагируют органы государства. Отправляют в мусорную корзину или возбуждают дело».
Архипова же считает, что корень проблемы не в особом типе людей, а именно в атмосфере в обществе: «Людям это поведение создают. Депутаты показывают пример, как можно жаловаться на все, и люди начинают им следовать. Общество учит людей так поступать, такое поведение встречает социальное одобрение». Власти делают нормой разговоры про внутренних врагов — вот люди и начинают этих врагов искать.
«К сожалению, чтобы выявить худшие стороны людей, не нужны годы усилий. Достаточно создать ситуацию безнаказанности и поощрения, и достаточно быстро эта стадия наступит», — заключает Алексей Макаров.
Источник: Наталия Зотова, BBC.
