В начале июня 45-летней Олесе Быстровой из Петербурга сообщили, что ее мобилизованный сын Даниил погиб в Украине. Тело привезли в морг Ростова-на-Дону, но спустя две недели выяснилось, что вместо Даниила Олесе пытались отправить тело другого военного. Олеся Быстрова рассказала Север.Реалии, как ищет пропавшего сына.
Олеся Быстрова стоит у входа в приемную президента на Васильевском острове в Петербурге и курит электронную сигарету. За день ей надо еще успеть в военную прокуратуру, а потом проехать по госпиталям с фотографией сына. 25-летнего Даниила Быстрова мобилизовали и отправили на войну в Украину в октябре прошлого года. С начала лета она потеряла с ним связь.
В приемной Быстрова заполняет заявление на прием, после чего её приглашают в узкий кабинет, где выясняется, что общаться предстоит с человеком через монитор, стоящий на столе. Судя по табличке, человек на экране – сотрудник аппарата полпредства Александр Бебенин. Слышно, что сам он сидит где-то недалеко за стенкой.
Олеся торопится, поэтому рассказ получается сбивчивым: сын может быть еще жив, и ей хочется сделать всё возможное, чтобы его найти – знать бы, к кому и как обращаться за помощью. За последний месяц эту историю она уже пересказывала множество раз, в том числе по телефонам разных ведомств, куда удавалось дозвониться.
Человек в мониторе объясняет, что перед тем, как начать что-то делать, нужно заполнить еще одно заявление, где пересказать ситуацию более структурировано. Быстрова вздыхает и садится писать. На этом встреча в приемной президента закончилась.
“Может, передумает”
«Я сама патриот своей страны, – говорит Олеся, когда спустя полчаса выходит из здания приемной и направляемся к метро. – У меня был мужчина, который за мной ухаживал, он родился здесь, но очень много лет живет в Америке. И он меня и замуж звал и все дела… Говорил, обеспеченная будешь. Нет, ну какая Америка? Я лучше в России, пускай и в своей хрущёвке умру».
Своего сына – Даниила – она воспитывала одна. Когда ему было четыре года, семья переехала из деревни Глобицы Ломоносовского района Ленобласти в Санкт-Петербург, где Олеся много лет проработала в сфере недвижимости.
Еще со времен пионерской юности она полюбила смотреть военные фильмы, которые, по ее словам, помогали ей воспитать в себе и сыне патриотизм.
«А когда компьютеров еще не было, моему ребенку ничего не оставалось, как сидеть со мной и смотреть это кино. И он тоже любит свою родину», – говорит Олеся.
Свои ощущения после начала военных действий в Украине она описывает как “отвратительные”:
– Стравили два народа. Это не вчера и не сегодня произошло – это делалось сто лет, скорее всего. И сейчас они растят уже четвертое поколение ненависти к русским.
– Кто стравил?
– Ну, Запад, конечно. Россия всем нужна. Если, не дай бог, [война] дойдет досюда, я сама пойду – я умею стрелять. Я же раньше в охране работала немножко, и там надо было иметь лицензию [на ношение оружия]. И я тоже сдавала экзамен. Молоко-девять-девять-десять (“молоко” в стрельбе означает белое поле вокруг мишени, промах. – СР), – хвастается она своими оценками по стрельбе.
Впрочем, после объявленной Владимиром Путиным в сентябре 2022 года мобилизации отпускать сына на фронт она не хотела. Когда Даниилу Быстрову одна за другой начали приходить повестки, которые поначалу просто кидали в почтовый ящик, она решила сыну об этом не рассказывать.
«Он еще ходил и спрашивал: мама, а точно повестка не приходила? А мама уже порвала их и выкинула, – продолжает она. – Понимаете, ему же всего 25 лет. Он не женат, у него нет детей, почему таких молодых мальчишек туда? У нас тут ходит ОМОН, Росгвардия – мужики обученные, профессиональные. Давайте, поменяйте их местами!»
Но последнюю повестку уничтожить не удалось – ее из военкомата пришли вручать лично в руки.
Когда Олеся случайно говорит о сыне в прошедшем времени, то сразу поправляется. Парень он неплохой. Любит потусоваться и часто заставляет мать переживать по этому поводу.
«Мог сегодня с девочкой познакомиться, влюбиться, и если у нее какие-то проблемы с деньгами, отдать ей все свои деньги», – рассказывает Олеся про своего сына.
Даниил окончил девять классов, в 18 лет пошел работать в бургерную в Петергофе – сначала продавцом, а через два года стал администратором.
На срочную службу его призвали только в 21 год. Через год срочки Даниилу предложили заключить контракт, “потому что радистов мало”, но в армии, по словам матери, ему не слишком нравилось. Быстров отказался – решил вернуться домой и устроился в фирму по продаже рыбы “Камчатка”.
«Объездил практически всю Россию! Он очень хорошо умеет продавать, и ему это нравилось. Зарабатывал не 20–30 тысяч, там и 70–80 было, но ему этого тоже было мало. И здесь его бы сделали администратором, разговоры такие были. Он должен был как раз лететь в Волгоград, но тут принесли эту повестку. Я говорю: ты с ума сошел, люди тебя ждут, билет куплен… Думала, может, передумает, отговаривала», – вспоминает Олеся разговоры с Даниилом, когда он решился пойти на войну.
Первым делом Даниил Быстров поехал покупать себе спальник, форму и берцы.
«Мы потом много ещё чего докупали, – продолжает Олеся. – 100 тысяч приходило от Беглова (единовременная выплата от губернатора Петербурга Александра Беглова. Подобные выплаты вводили в российских регионах во время мобилизации. – СР) и они все тоже были потрачены на это. И вообще, когда он был уже на фронте, денег тратилось очень много. Вплоть до того, что они там по 65 тысяч скидывались себе на машину».
“Добрался до этого “Сомали”
Первые два с половиной месяца Даниил Быстров провел в военной части в Зеленогорске. По словам матери, за это время мобилизованным дали пострелять всего несколько раз, “а остальное время они там пьянствовали”. Быстрова отправили под Курск 4 декабря, а затем в Донецкую область, где мобилизованных бросили рыть окопы.
«Его постоянно почему-то переводили из одной части в другую, и везде они копали окопы. Ему это всё очень не нравилось. Он говорил: ребята там на передовой, а мы тут как дураки… Вот, наверное, так он и добрался до этого «Сомали».
Отряд “Сомали” – отдельный штурмовой батальон в составе вооруженных сил так называемой самопровозглашенной “Донецкой народной республики”. С 2014 года и до своей гибели в 2017-м его возглавлял пророссийский сепаратист Михаил Толстых, известный как “Гиви”.
Как именно Даниил Быстров оказался в отряде теробороны, мать точно не знает – о своей службе он с каждым днем рассказывал ей всё меньше. Возможно, считает Олеся, потому что берёг ее здоровье – в то время она начала серьезно болеть. Когда минувшей весной Быстрову дали увольнение в Донецк, он запретил матери приезжать.
«Он мне говорил: мама не переживай, я на связи, я работаю. Потом оказалось, что он уже ходил от этого “Сомали” в штурмы», – говорит Олеся.
В телеграм-канале War Gonzo есть ролик с членами отряда “Сомали”, в котором участвует и Даниил Быстров. Он рассказывает, что о существовании отряда “Сомали” узнал уже на фронте, когда приехал в Донецкую область.
“– Как здесь оказался? – спрашивает журналист Быстрова.
– Пришла повестка, мобилизовали. По итогу учебка (учебная часть, куда изначально направляют всех мобилизованных. – СР), где толком как бы знаний не дают. Всё. В окопы, – отвечает Быстров. – Ребята нас обучают больше тактике. Какие позиции выбирать, места. Не просто пиф-паф, а головой надо работать”.
“Вашему ДНК не надо”
После 5 июня, когда началось контрнаступление ВСУ, Даниил Быстров перестал выходить на связь. В середине июня Олеся получила сообщение в телеграм от воинской части с предложением позвонить им “по поводу сына”.
«Перезвонила. Мне сказали: ваш сын погиб. Больше я разговаривать не смогла, – вспоминает она. – Приехала моя сестра, потому что надо было везде звонить. Она позвонила в эту воинскую часть, где сказали, что 5 июня был бой. Командир с позывным Воробей погиб на улице, а семерых мальчишек, которые были внутри здания, закидали «хаймарсами».
В тот день в ростовский морг, куда с начала полномасштабного вторжения России свозят тела российских военных, доставили 40 тел, объяснили женщинам по телефону. На шее одного из ниx был жетон на имя Быстрова Даниила Андреевича. В морге решили, что погибший с жетоном – сын Быстровой, и тело погибшего солдата готовили к отправке в Петербург для похорон.
«Вашему [сыну] ДНК не надо, он в нормальном состоянии, сможете так опознать, – заверили в морге. – А одному мальчику надо, он без головы».
После этого звонка Олеся несколько недель ждала, когда ей в Петербург привезут гроб с телом военного, на шее которого обнаружили жетон на имя её сына Даниила.
«Комиссару опять звоню, спрашиваю: ну что? Говорят, что Ростов никак не может документы сделать, идет следствие. Какое следствие? Ну, войны же у нас нет, у нас специальная военная операция, и это считается как убийство. Это должен следователь всё посмотреть. И тут почему-то меня осенило: а может, они сходят татуировку проверят?»
На шее у Даниила Быстрова было набито “всевидящее око” – глаз внутри треугольника. По словам матери, татуировку он сделал в 14 лет вместе со своим другом.
«Что означал этот рисунок, я не знаю. Я вообще была против, и отец не разрешал, но нынешняя супруга отца в итоге его уговорила».
На теле погибшего, у которого обнаружили жетон Даниила, татуировки не оказалось. Ее не было и на других телах в ростовском морге, которые Олеся попросила посмотреть сотрудников морга. Чтобы удостовериться, что тело сына действительно перепутали с неизвестным военным, Быстрову попросили отправить в Ростов образцы ДНК. Когда будут готовы результаты, ей не сказали (на момент публикации этого текста результаты ДНК-экспертизы еще не готовы. – СР).
“К властям бьешься, как в закрытые ворота”
Олеся пыталась добиться от властей xотя бы какой-то информации о сыне.
«Теперь я ищу его как живого», – говорит она.
Ее жизнь превратилась в бесконечную череду звонков, сообщений и походов по кабинетам чиновников и работников военных комиссариатов.
«К властям бьешься, как в закрытые ворота, – жалуется Олеся. – Мне больше помогают обычные люди».
На своей страничке во “ВКонтакте” Быстрова разместила пост с просьбой о помощи в поиска сына. Публикация набрала несколько тысяч просмотров и сотни комментариев со словами сочувствия.
Из Луганского госпиталя Быстровой прислали фотографию военнослужащего без памяти – “ваш не ваш”, несколько человек вызвались пойти по госпиталям в России, куда привозят раненых бойцов – среди ниx бывают неопознанные. Бывшего мужа и отца Даниила, который живет в Москве, Олеся отправила в приемную министра обороны Сергея Шойгу.
«А вот примут ли его по заявке от моего имени – еще вопрос, – рассуждает Олеся.
Другая знакомая помогла отправить обращение на сайт губернатора Петербурга Александра Беглова. Позже оттуда перезвонили и предложили дождаться результатов ДНК».
«Ну хорошо, но давайте в это время продолжать искать ребенка! – возмущается мать. – Может быть, он лежит без памяти в госпиталях. А если он в плену? У меня даже есть телефоны тех, кто занимается военнопленными. Но как я сама буду связываться с ними, а вдруг я что-то не так скажу?»
Олеся Быстрова предполагает, что её сын может быть в плену. В доказательство этого она показывает короткое видео, на котором, как пишут в соцсетяx, пленные из отряда “Сомали”, захваченные в том самом бою.
Несколько секунд в кадре видны фигуры солдат: одни сидят, а другие лежат лицом в пол. Лиц не разглядеть. Но Быстрова уверена, среди них есть её Даниил. Она показывает пальцем на пленного, который появляется последним в ролике, и говорит, что сначала подумала, что это её сын. Но теперь она считает, что Даниил – мужчина в капюшоне, который тоже есть на видео.
«Возможно, Даня закрылся просто капюшоном, чтобы я лишний раз не нервничала, – рассуждает мать. – Потому что прекрасно знает, что я всё равно буду везде искать».
Источник: «Север.Реалии»
