Из Пылковки, небольшой деревушки в Саратовской области, на войну – по повестке и добровольцами – ушли девять человек. 24-летний Василий Рябчиков, как полагает его мать, стал десятым – его забрали из колонии. В апреле этого года семья Рябчиковых потеряла связь с сыном. Ему оставалось всего полгода до условно-досрочного освобождения.
– Шестого апреля мне позвонил мальчишка, который с Васькой вместе сидел – Ванька. Сказал: “Тёть Тань, не беспокойтесь, Васька вам пока звонить не будет. Он контракт подписал. Его забрали на войну”, – рассказывает Татьяна Рябчикова. – С тех пор я не знаю, где мой сын, что с ним, как он…
В Пылковке, по данным переписи 2020 года, живет чуть больше трехсот человек. Несмотря на малую численность населения, в селе сохраняется детский сад, школа-девятилетка, клуб и почтовое отделение, два магазина и медпункт. Тут работают женщины. Мужчины в основном трудятся на местных фермеров. Или уезжают на заработки в город. До Балакова – довольно крупного города, районного центра – от Пылковки 43 километра, автобус туда ходит два раза в неделю.
Закончив девять классов в родном селе, Василий Рябчиков не стал продолжать учёбу. Первое время работал у фермера. А потом уехал.
– Сначала его в армию забрали, как 18 исполнилось, – рассказывает его мама Татьяна Рябчикова, крутя в руках военный билет сына. – В Хабаровск отправили, а потом на Сахалин. Вот, выучился там на водителя, права получил.
– А нам не сказал, – вторит матери старшая сестра Василия 25-летняя Светлана, сама уже мать троих детей. – Всё, что мы от него знали, что он в армии канцелярией занимался, да плац мёл. Но он всегда был такой… весь в себе.
Мы сидим в тесной кухне старого деревенского дома – Татьяна и её дети, старшая Света и младший Максим. Чуть позже на низкую табуретку в уголке присаживается худой небритый мужчина – отец троих детей Татьяны и её бывший муж Николай.
Обеденный стол от коридора отделяет старая дровяная печь. Зимой она здорово выручала семью: газовые трубы нуждаются в замене, поэтому и грелись ею, и корм свиньям и собакам на ней готовили. Для семьи Татьяна готовит на газовой плите – пользуется баллоном. Чайник кипятит на электроплитке. Дровяная печь помогла сэкономить газ – за зиму семья истратила всего один баллон.
Унитаз в доме появился в этом году: наконец провели воду и сделали слив. Раньше вся семья ходила по нужде в деревянный домик на улицу. Мылись в холодное время в бане, а летом – в летнем душе.
У Татьяны были на это лето большие планы: сделать в доме ремонт, поклеить новые обои. Но теперь, по собственному признанию, она больше ничего не хочет – как старший сын пропал, опустились руки.
– Васька мой спокойный парень. Никогда не озоровал, не хулиганил, – говорит про него мама. – Драки, склоки не любил. Петь любил. На Новый год Дедом Морозом одевался. На все праздники его звали, на дни рождения: Васька, спой! На день села выступал, даже в Балаково на день города от нашего клуба ездил.
Деревенская жизнь Василия не привлекала. Он хотел быть артистом. Возиться в пыли и машинном масле, трудиться на полях у фермера – не для него. Вначале он попытал счастья в Балакове, но работа в салоне связи оказалась скучной. В конце 2020 года друг сманил его в Саратов. На большие, как надеялся Василий, деньги.
Семье Рябчиков сказал, что в Саратове он отлично устроился, снял комнату, нашёл работу. Что за работа – не говорил. А после Нового года вернулся в Пылковку – подавленный, тихий.
– Он сразу сказал: “Мама, я попался, меня посадят”, – рассказывает Татьяна.
– Оказывается, он закладчиком пошёл, лёгких денег захотел, – объясняет Светлана. – Только и заработать ничего не успел – его взяли на первой же закладке.
Суда он ждал дома, был хоть грустный, но спокойный – смирился. Приговор Рябчикову вынесли в марте 2021 года.
– Тогда был коронавирус, суды все были закрытые, – объясняет Татьяна. – Я хотела на суд, я собиралась. А он мне не велел ехать: тебя даже на порог не пустят, хоть ты и мать родная! Два года уже не вижу сына. Сейчас думаю – увижу я его вообще или нет.
– Она тут все глаза выплакала, пока его судили, – говорит Светлана.
Василию дали пять лет и отправили в исправительную колонию строгого режима №10 в Саратове. За это время семье – из-за пандемии ковида – ни разу не дали с ним свидания. Но сын сначала регулярно писал матери письма с зоны, а потом разжился телефоном и стал родным звонить.
“Сиди в тюрьме, никуда не ходи!”
В сентябре 2022 года, когда президент России Владимир Путин объявил в стране частичную мобилизацию, на имя Рябчикова в сельсовет пришла повестка.
– Всего повесток было три, – говорит Татьяна. – Среди них и Васина.
Поскольку парень в это время сидел, его повестку глава сельсовета вернула в военкомат. Остальные двое были мобилизованы.
– Он тогда позвонил, а я ему рассказываю: тебе повестка на войну приходила! – вспоминает мать. – Он мне отвечает: “Я ничего не знаю”. А потом говорит: “Я подпишу добровольно”. Рассказывал, что к ним этот, который главный “Вагнеров”, прилетал на самолёте, предлагал служить шесть месяцев, а потом домой – срок, мол, погашается. Зарплату обещали – 190 тысяч! Я ему сразу сказала: “Сиди в тюрьме, никуда не ходи! Ты за всю армию ружьё два раза видел. Тебя там сразу прибьют”. А он мне в ответ: “Мне терять нечего! У меня ни жены, ни детей”. А я ему говорю: “У тебя мать есть! И сестра! И брат!” Тогда много мальчишек ушло, а Васька всё-таки остался.
Татьяна надеялась, что Васю скоро отпустят по УДО. Сын часто говорил, что у него нет никаких штрафов, что поведение примерное. И надо бы попросить перевод в колонию-поселение. А в январе 2023-го признался, что подписал “отложенный” контракт.
Шестого апреля Рябчикова узнала от сокамерника сына, что Васю увезли на войну. Сам он ей так и не позвонил.
– Как же он контракт-то подписывал, – обречённо спрашивает мать, – если даже его военник тут, у нас, дома остался.
Три месяца Василий Рябчиков не выходит с родными на связь. Такого длительного перерыва в общении между ним и его семьёй никогда не было. Но о плохом мать Васи старается не думать.
– У Силицких сын служит, так он по месяцу не звонит, – успокаивает свою мать Светлана. – Связи нет.
– Я тоже думаю, что он не звонит, потому что вышек телефонных нет рядом, – вдруг встревает прежде молчаливый младший брат Василия Максим.
Он в этом году закончил девять классов. У его друга и одноклассника в феврале на войне с Украиной погиб отец.
– Родственникам тогда позвонил сослуживец погибшего, – вспоминает Светлана. – Военные его гибель не подтверждали. А его брат ездил туда, искал его. Но тебя, мам, обязательно бы оповестили, если бы что-то плохое случилось.
– Я наревелась. И слез уже нет, – говорит Татьяна. – Срок-то был неожиданностью. Я тут с ума сходила. А теперь это… Почему мне никто не позвонил из колонии? Хоть бы бумажку какую прислали, что он убыл. Ведь есть же письмо, что он к ним прибыл. Или начальник должен был позвонить, рассказать, куда Васю отправили, в какую часть, чтобы я хоть знала, где его искать можно.
Сама Рябчикова в колонию тоже не звонила – обращаться в УФСИН отговорил кто-то из родственников: тебе там всё равно ничего не скажут.
Минобороны, “Солдатским матерям” – наша глава мне телефон давала, в “Яблоко”, – рассказывает Рябчикова. – Мальчик-“яблочник” мне перезвонил через три дня, сказал, что везде, где мог, позвонил, а ему везде сказали, что это закрытая информация. Мы даже Володину (спикеру Госдумы РФ Вячеславу Володину. – РС) через электронную приемную написали. Но ответа нет. Может быть, хоть вы мне поможете.
“Гроб был лёгкий, закрытый”
Не так давно Татьяна Рябчикова и её нынешний муж ездили на похороны в Новобурасский район Саратовской области. Под Бахмутом погиб пасынок мужа родом из деревни Красная Речка (в саратовских СМИ упоминался один погибший из Красной Речки – 27-летний Игорь Пастухов. – РС).
– Они с Васькой были примерно ровесники, – рассказывает Татьяна. – Только тот за убийство сел. А мой за наркотики. Он сидел тоже в Саратове. У него 16 лет был срок. Года не отсидел в тюрьме, ушёл добровольно осенью. После Нового года попал в госпиталь, и ему бы после госпиталя домой ехать, а он домой не поехал, а поехал на войну. Убили мальчишку. Погиб в Бахмуте, он в “Вагнере” служил. Когда его хоронили, гроб был лёгкий, закрытый. Потому что хоронили только куски.
В это время с работы возвращается нынешний муж Татьяны. Включает в большой комнате телевизор. Тот работает на полную громкость. Идут новости.
– Вот и я всё время телевизор смотрю и не могу поверить, как в том Артёмовске воевали и убивали, – говорит Татьяна. – Мне в память врезалось: Бахмут захватили, показывали, сколько погибло солдат наших, – целая куча жетонов лежит. Это же кошмар. Сказали, будут по ДНК искать, что за солдаты и откуда они были.
– Мой друг по работе смотрел в интернете, сказал, что в “Вагнере” только 20 тысяч убитых в разных местах, – подаёт голос из угла отец Василия Николай Рябчиков. – А мы не знаем, где наш сын.
Родители верят, что рано или поздно Василий отыщется, найдёт связь, позвонит домой – номера телефонов мамы и папы он знает наизусть. По их словам, из села на войну ушло девять человек, по мобилизации – только двое, остальные – добровольцами. Погиб – официально – пока только один. Татьяна считает, что мужики уходят добровольцами ради денег. В деревне много не заработаешь, да и работы почти нет. Её зарплата уборщицы в детском саду и клубе – 10 тысяч рублей, её дочь трудится техничкой в школе за 16 тысяч. Школу, правда, могут закрыть – и детей мало, и директорша увольняется. Если замены не найдут – школы не будет.
– Сейчас хозяйство тяжело держать, – объясняет она. – Я в этом году цыплят взяла, так они все передохли. Поросят купила, эти вроде ничего. А то бывают рахиты, и не выкормишь. Если хорошо кормить, поросёнка за год можно килограмм до ста выкормить. Только корма нынче стоят – не укупишь.
Дети здесь помогают семье с малых лет. Максим лет с 11 колымит по соседям: кому двор обкосить, кому забор поправить.
– Я механиком быть хочу, – говорит он.
– На сварщика пойдёшь! – перебивает его мать.
– Да я вообще в речное хотел! – взрывается Максим, который, по собственному признанию, учиться не любит. – Или вообще пойду к фермеру работать, а потом в армию.
– Воевать-то не пойдёшь? – спрашиваю его осторожно.
– Нет, воевать не хочу, – мотает он головой. – Воевать плохо. В армии отслужить – это по-мужски.
– Нечего на войне делать, – вдруг говорит мать. – Надо брата найти. И тебя на учёбу отправить. А на войну никому идти не надо. И даже начинать войну не надо было. Никого бы я туда не пустила. Ни одного ребенка.
Источник: «Радио Свобода».
