Восемь лет вопрос о судьбе коллаборационистов был для Украины «отложенным». Но после освобождения территорий, где работали оккупационные администрации, уголовные дела по факту измены родине стали открываться одно за одним, уже есть десятки приговоров. The Insider поговорил с людьми, которые отказались сотрудничать с захватчиками, несмотря на угрозы. Они рассказали, как их пытались склонять к сотрудничеству, как конформисты приспосабливались к новым обстоятельствам и почему меньше всего изменников было среди учителей.
Поселок Казачья Лопань в часе езды на север от Харькова. От него до границы с РФ километра три. До 24 февраля 2022 года тут жили почти 6000 человек, теперь осталось 1800. Чтобы добраться сюда, нужен пропуск, который военные проверяют на нескольких блокпостах. Дорога почти пустая — лишь изредка катят старые советские легковушки да проносятся военные запыленные внедорожники. В селах тут и там разрушенные дома, иссеченные осколками ворота, затянутые пленкой окна. Даже асфальт напоминает о войне — из-за следов гусениц в салоне гул, как в самолете.
The Insider встречается со старостой Казачьей Лопани Людмилой Вакуленко. Еще прошлой весной, когда поселок был оккупирован, ей огласили подозрение в госизмене. В марте 2023 года суд снял обвинения.
«24 февраля мы проснулись от залпов. В окне темно — и огненные шары. И летит, и летит мимо нас, по Харькову. Я — в машину и сюда, в поссовет. Дороги уже забиты, люди едут на Харьков. Тут всё затихло, мы ничего не понимаем. А часа через два пошли танки», — вспоминает Людмила Вакуленко.
Казачья Лопань. Под украинским флагом в оккупации
В кабинете старосты искусственное освещение, высокое окно заложено мешками с песком — до сих пор бывают обстрелы. Людмила Михайловна тут не бывала с марта до сентября 2022-го — всё время, пока на здании висел российский флаг. Поразительно, но управа поселка целый месяц оккупации работала под украинским флагом. Линии электропередач перебиты, газа не было, магазины закрылись. При администрации сделали что-то вроде гуманитарного хаба. Из райцентра через линию фронта возили хлеб, крупы, муку, медикаменты. Российские военные пропускали только легковушки — много не привезешь. За администрацией на костре в большом казане варили кашу и раздавали людям.
Фото — Александр Белокобыльский
Рано утром 13 марта военные приехали за Людмилой домой. Мы говорим по-украински (в Казачьей Лопани по-русски не говорят). Пересказывая диалоги, староста приводит реплики военных на русском. На железнодорожном вокзале, где располагались военные, к Людмиле Вакуленко вышел человек в форме, представился позывным «Рэм». Спросил, почему люди собираются возле поссовета. «Готовим еду, кормим людей», — ответила Людмила.
— А почему так мало гуманитарки?
— Так вы же не пропускаете наши машины. Только легковые.
— Они больше сюда не пройдут.
Спустя пару дней на площади перед поселковой администрацией появились КамАЗы с гуманитаркой из РФ, военные, люди в штатском, полиция от группировки «ЛНР». Еще ночью с админздания сняли украинский флаг, утром староста взамен вывесила новый. А с флагштока у площади убрали флаг Украины перед самым прибытием колонны.
Старосте велели выйти и «объяснить своим людям, до чего довела ваша власть людей». Она отказалась выходить, пока украинский флаг не вернут на флагшток. И его вернули — в видеосюжете пропагандистского канала «Россия 1» флагов три: поселка Казачья Лопань (он малиновый, это цвет Запорожского войска), российский по центру и украинский.
«Мы с черного хода администрации раздавали маленькие кулечки с продуктами. А тут на площади КамАЗы, люди по две сумки продуктов и бытовой химии несут. Красивую картинку сделали, — с горечью констатирует Людмила Вакуленко. — Я вышла, как мне сказали. Извините, говорю, если кому-то чего-то не хватает. Очень мало привозят из Дергачей. Оно там есть, но вы знаете, что на блокпосту нашу гуманитарку не пропускают большими машинами. Это, конечно, в репортаж не вошло.
Рядом был мужчина в штатском, который заверил, что “теперь-то мало не будет“, что заботу на себя берут они и что они тут навсегда. Это был Виталий Ганчев, в видео канала “Россия 1“ он представлен как “глава временной администрации освобожденных территорий Харьковской области“».
«Буду червяков есть, а денег не возьму»
Работу в оккупационной администрации Людмиле Вакуленко предлагали не раз. Еще в первый месяц, когда она выходила на работу, ее вызвали в кабинет к «куратору». Он не представлялся, остальные его по имени тоже не называли. На столе — кейс.
— Вы работаете сейчас, за каждую работу должно быть вознаграждение.
— Мне уже платят зарплату.
— Вы же понимаете, что рано или поздно это прекратится?
— Как прекратится, тогда я буду червяков есть, — ответила Людмила Вакуленко. Мне она добавляет: «Я понимала, если возьму у них деньги — уже не отмоюсь».
Одновременно в кабинет вызвали руководителя местной Госслужбы по вопросам чрезвычайных ситуаций. Он тоже отказался от денег. Чтобы помочь ему, староста выпалила: «Юра, мы тоже отказались». «Куратор» ответил: «Лично вы отказались, а остальные пусть сами за себя говорят».
В результате персональных бесед часть сотрудников осталась работать в администрации, когда на ней флаг Украины сменили российским, и староста, забрав печати, покинула здание. Что стало с этими людьми?
«Они уехали вместе с россиянами. Это сотрудники, с которыми я работала. Можно я про них не буду? — спрашивает Людмила. — Скажу одно. Я уверена, что им сейчас намного тяжелее, чем нам. А будет еще хуже. Предателей нигде не любят. Ни россияне, хоть к ним пошли работать, ни наши, пусть те и скажут, что ”мы тут своих людей поддерживали”. Нет. Есть черта, которую переступать нельзя».
К самой старосте и позже приезжали домой. Был и глава «временной администрации поселка» Максим Губин, и «и.о. главы ВГА Харьковского района» Игорь Телятников, в прошлом депутат Харьковского горсовета, предприниматель с бизнесом в Белгородской области. Они тоже получили отказ.
К тому моменту оккупационная администрация работала без Людмилы, смысла в ее привлечении не было. Однако до последнего момента ее хотели склонить к сотрудничеству. Например, ее дочери не давали разрешения на выезд — «пока мама к нам не придет». Это было за два дня до того, как россияне вместе с администрацией оставили Казачью Лопань, 9 сентября.
«Прятала украинский флаг под подкладкой пальто»
Снова март 2022-го. Из Дергачей, райцентра, легковушками возят крупы, муку. По 400–500 человек каждый день с баночками, кастрюльками приходят к поссовету за кашей — поесть самим и отнести тем, кто не ходит. Так было и через день-два после памятной раздачи российской гуманитарки перед камерами пропагандистов.
«17 марта я впервые увидела смерть мирных людей. Когда начался обстрел, мы бежали, как телята, кто куда. Некоторые в подвал, некоторые прятаться за гаражи, кто-то домой. Стекло посыпалось, всё содрогается, я вниз — а двери не закрыты. Кинулась к ним и вижу — со стороны гаража летит что-то, как две или три кирпичины вместе. Оно быстро летело, а мне казалось, замедленно, как в кино. Понимаю, что надо двери закрыть, а они уже перекошенные от взрывов. Я прячусь просто за стену», — вспоминает Людмила Вакуленко.
Когда Людмила выглянула наружу, она увидела на земле молодую женщину, которая только что приходила за памперсами для малыша. Точнее, от этой мамы осталась только половина. В тот день погибли шесть человек, еще четверо были ранены. Скорые за ними приехали из Белгорода. На следующий день прибыли представители «администрации освобожденных территорий» со съемочной группой, чтобы показать, как «Украина обстреливает своих».
«Стреляли со стороны Золочева, где были наши военные, но не из Золочева же! Оттуда и не долетело бы. А близко наши подойти не могли, там на пути высота, которую контролировали россияне, — объясняет Людмила. — И по другим признакам было понятно, кто стрелял. Минут за 15 до обстрела Губин (“ВРИО главы временной администрации“) забегает: “Людмила Михайловна, я вас отвезу домой. — А чего домой? Тут каша раздается людям и вообще. — Уезжайте! — Нет, я остаюсь“. Началась паника среди военных, они стали забегать в поссовет и столпились в коридоре между двух стен… Хоть убейте — не могли наши обстрелять, тем более днем, когда давали гуманитарку».
Подозрение в госизмене Людмиле Вакуленко огласили заочно 3 мая 2022 года, когда она уже больше месяца не появлялась в поссовете. Для старосты было ударом узнать, что она «налаживает поставки так называемой гуманитарной помощи из РФ и освещает это в российских СМИ». Говорит, никогда и ничего так не ждала, как возвращения поселка под контроль Украины, чтобы рассказать, как всё было на самом деле.
«Я прекрасно понимала, навсегда они тут не будут. Но Луганск и Донецк тоже не думали, что это так надолго. Вот это меня страшило: неужели так надолго? Дождусь ли я физически», — рассказывает Вакуленко, летом 2022-го перенесшая на ногах инфаркт.
Рано утром 11 сентября, когда россияне спешно и без боя ушли из поселка, именно староста подняла на флагштоке возле поссовета украинский флаг, который с весны прятала под подкладкой пальто. Это было еще до вступления украинских войск в поселок.
«Давайте освещать нейтрально»
Журналистка из Херсона Валентина Федорчук не дождалась освобождения в своем городе. Она с мужем, который работает оператором, выехала летом 2022-го. Это было тяжелое и рискованное путешествие через линию фронта. Нельзя было, чтобы российские военные узнали, что едут журналисты. Валентина придумала себе легенду, будто она организатор свадеб.
Местный телеканал «ВТВ плюс», откуда она ушла за пару недель до полномасштабной войны, вещает и сегодня, освещая работу оккупационной администрации. Его хозяйка Татьяна Каменская брала интервью у назначенного россиянами «губернатора» Владимира Сальдо. (Уже в марте 2023 года Каменской огласили подозрение в коллаборационизме.) С июня канал транслируется российским спутником. Словом, у Валентины был шанс попасть в пропагандисты. Вместо этого она, рискуя загреметь «на подвал», давала новости и делала прямые включения для украинского «5 канала».
Фото — Антон Таточенко
«Мы еще раньше замечали за Каменской пророссийские нарративы. Она запретила в эфире обсуждать возможность полномасштабного вторжения, когда об этом все говорили. Еще один разговор с ней я только потом вспомнила. Татьяна Александровна интересовалась, как сложилась судьба местных телеканалов после оккупации Крыма, — рассказывает Валентина. — А когда россияне захватили Херсон и начались первые протесты, Каменская позвонила мне и позвала на рабочее совещание: ”Мы начинаем работать”».
Накануне 24 февраля «ВТВ плюс» остался без журналистов. Не сработавшись с Каменской, ушли все, говорит Валентина. Работали две студентки, которые в самом начале вторжения развернулись и уехали. На совещании присутствовали только операторы и один ведущий.
— Начинаем работать, но освещаем нейтрально.
— А как вы себе представляете это «нейтрально», Татьяна Александровна?
— Вот на день освобождения Херсона от немецко-фашистских захватчиков был протест [против российской оккупации] и митинг с участием Сальдо и Стремоусова <Владимир Сальдо и Кирилл Стремоусов — «глава» и «заместитель главы» оккупационной администрации Херсонской области – А.Б.)>. Мы покажем и то, и то.
— Хорошо! Я пойду на протест, а кто пойдет туда? Вы понимаете, что ни один адекватный человек этого не сделает?
— Я пойду, если вы не хотите! — вспылила Каменская.
Уже после совещания Валентина Федорчук на вопрос, готова ли она работать, спросила о возможной зарплате и вообще — откуда деньги. Ей ответили, что есть договоренность с горсоветом.
«Я удивилась, что речь о горсовете. С областной администрацией у ”ВТВ плюс” отношения были более-менее, а с горсоветом не очень. Но сумму предполагаемых гонораров мне назвали всё-таки в гривне», — подчеркивает журналистка.
Выглядело это подозрительно, Валентина отказалась от предложения. Заодно намекнула на всякий случай, что и для «5 канала» не будет работать. Хотя в действительности для украинского ТВ продолжила готовить сюжеты. А «ВТВ плюс» тем временем запустил программу с украинским названием «Рухаємося далі» («Движемся дальше»), но искажающую действительность.
«Они ездят по городу, снимают из автомобиля. На тот момент по городу невозможно было проехать, чтобы не встретить оккупантов. Всё равно встретишь какую-то ”зетку” или военных, или еще что-то. А в этих путешествиях по городу ни одного кадра с военными, который показывает реальную ситуацию в городе, нету! — поясняет Федорчук. — Ну, а потом уже вышло интервью с Сальдо, которое Каменская вела лично».
«Был проукраинский… Пока не пришла Россия»
Татьяне Каменской той весной был 71 год, она работала на местном ТВ с советских времен и много лет сотрудничала с Владимиром Сальдо, который с 2002 по 2012 год был мэром Херсона. «ВТВ плюс» и потом поддерживал Сальдо на выборах в мэры (он оба раза проиграл). Этим объясняются, кстати, и плохие отношения телеканала с мэрией, о которых рассказала Валентина Федорчук.
«Мотивы Каменской? Во-первых, она всегда очень гналась за деньгами. На том совещании звучала фраза ”потом будет поздно, потом будут все работать”. Возможно, они действительно хотели выхватить первенство, быть первым каналом, который начал работать. Во-вторых, конечно, она Сальдо хорошо знала, и там своя договоренность была», — считает журналистка.
Журналисты, которые еще оставались в Херсоне, наотрез отказались работать и на «ВТВ плюс», и на другой местный телеканал Kratu. Его владелец Вячеслав Горловский, друг ныне покойного «заместителя губернатора» Кирилла Стремоусова, тоже лично обзванивал журналистов, зазывая на работу. Он не скрывал, что набирает людей для освещения «положительных изменений в городе» после оккупации. Kratu в итоге не нашел журналистов и загнулся, а на «ВТВ плюс» набрали фактически людей с улицы.
С чиновниками, которые стали работать в новой власти, Валентина тоже сталкивалась.
«В Херсоне уровень патриотизма измерялся тем, как человек разговаривает. По-украински — патриот. Вот у нас был такой Юрий Ромаскевич, главный санитарный врач области. Когда я ему звонила в мирные времена, я могла говорить по-русски ”добрый день” — он отвечал українською ”доброго дня”, — вспоминает Валентина Федорчук. — То есть он такой проукраинский был… Пока не пришла Россия. Каким-то удивительным образом он оказался у них на конференции и потом, я так понимаю, он пошел с ними на сотрудничество».
Среди учителей изменников почти нет
Когда говорят о коллаборантах, вспоминают и учителей. Мол, они же просто обеспечивают право на образование. При этом для них в украинском Уголовном кодексе есть отдельная часть 3 статьи 1111 — внедрение стандартов государства-агрессора в учреждениях образования. Санкция — исправительные работы до 2 лет, лишение свободы до 3 лет, запрет заниматься определенной деятельностью от 10 до 15 лет.
«Берислав освободили 11 ноября, учителей на нашей территории осталось очень мало, — рассказывает Михаил Гончар, начальник управления образования Бериславского горсовета в Херсонской области. — Вначале многие оставались, потом настало понимание, что надо ехать. И мы проводили кампанию со своей стороны, чтобы учителя выезжали. Нам надо было восстанавливать образовательный процесс (дистанционный, конечно)».
Фото — Михаил Гончар
В состав территориальной громады входит город Берислав, поселок и восемь сел. Во время оккупации администрация пыталась открыть школы, но ничего не вышло. Директоров смогли найти, а педагогов — нет.
«Большой плюс был в том, что украинская власть смогла обеспечить людям выплату зарплаты. Мы их перевели на простой, государство давало деньги. Это была средняя заработная плата, хорошие деньги в этой ситуации. Учителя получили возможность не идти на сотрудничество с оккупационной администрацией ради выживания», — говорит Михаил.
Гончар — историк по образованию и доктор педагогических наук. Параллельно с административной работой он собирает и обобщает данные об оккупации. Уже опубликована статья «Образовательная политика российской администрации в оккупированной Херсонской области (конец февраля — октябрь 2022)», но исследования продолжаются.
Всего в Херсонской области 380 школ и 11,5 тысячи учителей. Летом 2022 года оккупационная администрация рассказывала, будто переподготовку для работы по российским стандартам прошли 20 тысяч педагогов. Однако 1 сентября «министр образования» Михаил Родиков сообщил, что к работе приступили 900 учителей. Даже если верить этим «официальным» данным, то на сотрудничество с оккупационной администрацией пошло меньше 10% учителей.
«Мне кажется, и эти 900 были надуманные, — говорит Гончар. — Но даже этого числа учителей не хватило бы на то количество открытых школ, которое они называли. Когда еще почти вся область была оккупирована, кроме двух громад, объявили сначала об открытии 78 школ, потом сказали — 110. По восемь-девять педагогов на школу?»
Катастрофическую нехватку учителей оккупационная администрация пыталась восполнить, пообещав внушительные для региона оклады по 40 тысяч рублей, это не сработало. Как и другие меры.
«Чтобы открыть школу в селе Тавричанка Каховского района, учителей вытягивали из домов, вывозили их в посадки, раздевали, глумились: ”Завтра в школу не придешь — в следующий раз из посадки не вернешься”. Вначале директоров ”на подвал” сажали, чтобы коллектив отреагировал», — констатирует Михаил Гончар.
Кто поддался и что с ними делать
Среди тех, кто пошел преподавать по российским стандартам, были и люди, лично знакомые Гончару. Среди них он выделяет несколько категорий: те, кто не мог реализовать свои амбиции в нормально работающей системе; конформисты, которые хотели остаться при работе в новых реалиях; люди старшего возраста с сантиментами к Советскому Союзу.
«Вот учительница, которая преподавала у меня лично украинский язык, — Михаил начинает говорить горячо. — У нее всё есть, ей Украина платила зарплату, пенсию, и она всё равно пошла работать на русню. Какой у нее мотив? Один ответ вижу — симпатия к прошлому, которую она хочет воплотить в этой коллаборации».
«Идейных», которым нравится Путин, по оценкам Гончара, среди коллаборационистов меньше всего. Сейчас, говорит чиновник, школы работают только в двух оккупированных городах — приморских Геническе и Скадовске — и в окрестных селах. Ближе к линии фронта и детей нет, и преподавать некому.
Российские стандарты, которые внедряются на временно оккупированных территориях, подразумевают не только обучение на русском языке, но и кремлевский взгляд на преподавание истории, а также регулярное поднятие флага РФ в школах и «Разговоры о важном» — внеклассные занятия, которыми каждый понедельник открывается учебная неделя и где учат любить Россию и Путина.
«Я считаю, государство должно сделать всё, чтобы педагоги, которые пошли на сотрудничество с оккупационными администрациями, больше никогда не работали в системе образования», — убежден Гончар.
Исключением, добавляет он, могут быть те, кто не участвовал в пропаганде — нужны процедуры фильтрации, как после оккупации во время Второй мировой, когда государство прощало всех учителей, которые не были замешаны в преступлениях, и жестко наказывало чиновников.
