Первый тур президентских выборов в Турции напрочь опрокинул нарратив московских толкователей политологии, включая небезызвестную Шульман, о том, что Турция почти такая же автократия, как и РФ. Московитам очень хочется раскрасить весь мир сусальной позолотой империй в стиле: у нас царь, у вас султан, давайте на этой почве дружить и делить Землю, но земля опять ушла у них из-под ног.
Значение происходящего можно понять, заглянув в недавнюю историю Турции. Первые прямые выборы президента в Турции прошли совсем недавно – в 2014 г. До этого президента выбирали в парламенте, как это происходит в Германии. Армия имела право спустя какое-то время откорректировать выбор парламента, если считала, что президент отклонился от конституции и установок Кемаля Ататюрка о том, что Турция – это республика и светское государство. В таких случаях президент, вызывающий недоверие, писал заявление об уходе по собственному желанию, или происходило то, что не очень правильно называли военным переворотом. Не очень правильно, так как военные хотя и сменяли власть, но никогда не пытались управлять и быстро возвращали власть гражданским. Военные перевороты в Турции были совсем не то же самое, что военные перевороты в Латинской Америке, где генералы и полковники оставались у власти надолго или до своей смерти.
Армия в политической системе Турции до 2014 г. имела статус самостоятельной партии с закрытым членством и функцию направляющей силы. Но не руководящей и направляющей, как КПСС в СССР. По сути армия был высшим арбитром как короли в конституционных монархиях Европы и Верховный суд в США. Политическим институтом, к которому как к инструменту прибегают редко и только в самых критических случаях, как в Испании, когда король Хуан Карлос I в 1981 г. запретил военный путч франкистам или в случае с Трампом.
В Турции этим инструментом пользовались чаще. Но в 2014 г. армии надоела эта роль и она переложила всю ответственность с парламента на народ, который стал сам избирать не только парламент, но и президента. Военный переворота в 2016 г. был неудачной попыткой части военных вернуть армии её былую роль. На него также наслоились другие факторы, в том числе “рука Москвы”, развернувшей травлю Эрдогана за сбитый самолёт и непризнание аннексии Крыма.
Президентские выборы в 2014 г. выиграл Эрдоган, на тот момент действующий премьер и умеренный исламист, называвший себя консервативным демократом. Также свою идеологию определяет и партия Справедливости и развития, в числе основателей которой в 2001 г. был и он. Своим символом партия избрала электрическую лампу накаливания. Удачный парафраз на свет огня факела Прометея, но и не менее удачная демонстрация убеждения – технический прогресс меняет людей к лучшему. Для так называемой России, и не только её, это не вполне верно, но и не лишает его права на жизнь.
Такой упор на технический прогресс есть не только в политикуме Турции, но и Украины. В 2008 г. Тимошенко на досрочных парламентских выборах сделала своей фишкой “зелёную энергетику”. Зеленский в 2019 г. делал упор на “государство в смартфоне” и цифровизацию, которую переименовал в “диджитализацию”, чтобы отличаться от Порошенко. Медведев, когда стал президентом РФ, тоже объявил курс на нано-технологии и собирался завести их в Сколково. Но в итоге эта затея закончилась тем, что попы РПЦ стали кропить “святой водой” всё, включая космические корабли при пуске, а к Медведеву приклеилось уничижительное прозвище “Айфончик”. РПЦ так разошлась со “святой водой”, что для удержания её в берегах был создан Ютуб-канал поповеда Невзорова.
Партия Эрдогана действительно взяла курс на бурную техническую и экономическую активность при поддержке государства. В рамках его и последовательное снижение курса лиры, за что её активно критикует оппозиция. Но упускает из вида, что снижение курса национальной валюты часто делает страну привлекательной для иностранных инвестиций, особенно в инфраструктурные проекты, требующие много денег и времени, прибыль от которых появляется не быстро и косвенно. Часто, но не всегда. Гиперинфляция валют в Зимбабве и Венесуэле не привлекла инвесторов, а отпугнула. Снижение курса нацвалюты может привлечь иностранных инвесторов только в сочетании с понятной и стабильной политикой государства и его имиджем в целом.
Консервативный демократ Эрдоган, за которым мир наблюдал с 1994 г., когда он стал мэром Стамбула, такие условия обеспечивал. Поэтому с 2018 г. после вторых в истории Турции прямых президентских выборов, на которые Эрдоган пошёл досрочно и выиграл, он мог позволить себе эксперимент с курсом лиры. Притока инвестиций он добился, но многие люди, особенно в крупных городах, финансово проиграли от девальвации лиры.
Это отразилось и на настроениях в сёлах и малых городах, консервативно мыслящее население которых было электоральной базой партии Эрдогана. Эта часть людей считала, что Ататюрк, безусловно, великий человек, но перегнул палку, объявив религию личным делом каждого человека. Партия Эрдогана отменила запрет на ношение хиджаба и стала делать реальные или символические реверансы в сторону религиозных установок и учреждений, из-за чего и обрела популярность среди таких людей. Критические высказывания её лидеров о феминистках тоже импонировали некоторым. Особенно тем дамам, которые полагают, что муж обязан их всем обеспечить, если не как принцесс, то похоже.
Естественное замещение пожилых набожных людей молодёжью, также естественно не склонной к набожности, медленно, но неумолимо сокращало электоральную базу партии Эрдогана, независимо от того, чтобы она ни делала. С консерваторами Турции происходил тот же процесс, но гораздо быстрее, что и с британскими консерваторами времён королевы Виктории (1837-1901). Те тоже культивировали набожность и строгую мораль, насколько это было возможно в протестантской стране, где англикане сначала боролись с католиками, а затем отбивались от пуритан. С середины её правления британцами даже стала овладевать мысль об упразднении должности королевы, что не имело последствий для Виктории. Она была марионеткой у парламента и с инициативами почти не выступала, чего нельзя сказать об Эрдогане.
В итоге для королевы её консерватизм закончился без последствий, зато для британских консерваторов викторианская эпоха имела серьёзные последствия. Появилась Лейбористская партия, занявшая нишу либералов, а те выдавили консерваторов из Консервативной партии. Произошла революция смыслов в результате которой консерваторы в Консервативной партии стали меньшинством. Долгое противостояние – консерваторы против либералов с начала ХХ в. окончательно сменилось новым – либералы из Консервативной партии против демократов из Лейбористской партии. С ХХІ в. происходят новые изменения – Консервативная партия занимает всё больше нишу лейбористов, у которых заметен кризис смыслов, как и у многих близких им партий, а британский политикум эволюционирует от двухпартийной системы к многопартийной.
Похоже, турецкая консервативная партия сейчас близка к финалу своей викторианской эпохи, которую естественно назвать эпохой Эрдогана. Близка, независимо от исхода второго тура выборов. Публикация результатов парламентских выборов, прошедших одновременно с выборами президента, позволит поставить приблизительный диагноз. Окончательно он будет возможен не раньше, чем через два-три месяца и вряд ли будет в пользу консерваторов. Даже в случае победы Эрдогана его партии придётся многое менять в своей практике и риторике.
Причина, по которой сформировалась столь широкая и разнородная оппозиция к Эрдогану в опасении, что его партия может пробовать оставаться правящей бесконечно долго. Перевод Турции от парламентской республики к президентской по американо-французской модели, произведенный в 2017 г. на референдуме Эрдоганом, лишь усилил это опасение, даже среди идеологически близких ему партий. Эрдогану и его партии предстоит продемонстрировать, что они не только консерваторы, но и демократы. То есть, готовы уйти, проиграв выборы, и не будут стремиться ликвидировать своих оппонентов, если выиграют их. Эрдоган в первом туре это продемонстрировал, избежав соблазна приписать себе полпроцента голосов, как поступил бы какой-нибудь Путин или Лукашенко.
Если во втором туре Эрдоган уступит Кылычдароглу, чего нельзя исключить, то это резко приблизит Турцию к вступлению в ЕС. Если через пять лет на новых выборах альянс партий вокруг Кылычдароглу распадётся и проиграет, что весьма вероятно, то пройдёт второй круг смены правящей партии и это позволит считать Турцию достаточно устойчивой демократией. Чем дольше в любой стране на выборах происходят без эксцессов смены правящих партий, тем больше оснований считать её стабильной демократией, а это открывает дверь в ЕС как в клуб таких государств. Это самый очевидный и важный, но не единственный критерий. В 2022 г. Грузия не получила статуса кандидата в члены ЕС, в отличие от Молдовы и Украины, в первую очередь потому, что партия “Мечта” прилипла к власти.
Обострение с 24 февраля российско-украинской войны обострило для турок и проблему “Россия”. Прежде всего потому, что сделало бессмысленным проект Эрдогана с прорытием судоходного канала через Стамбул параллельно Босфору. Уничтожение армией РФ порта, металлургического комплекса и самого города Мариуполя сократило проход судов через Босфор. Уменьшение посевных площадей в Украина из-за войны дало тот же результат. В итоге Стамбульский канал стал не нужен, и Эрдоган вынужден приостановить работы и перенести его открытие куда-то в 2027 г. вместо 2023 г. к столетию Дня республики. Это не единственный ущерб и проблема, которую Москва создала туркам интервенцией против Украины, помимо своей интервенции в Сирию.
Все турки, независимо от того придерживаются они консервативных, либеральных или демократических взглядов, вынуждены выбирать между стратегией “раздевания” России и стратегий её наказания или их комбинацией. Эрдогану изначально была ближе вторая, но из-за давления Обамы он стал сторонником “раздевания” и увлёкся им. Эрдоган настолько в нём преуспел, что в 2022 г. принудил РФ поставлять газ Турции, а платит за него обещал потом, в 2024 г. и по неизвестно каким ценам. При этом отказывался платить за газ, поставленный в 2021 г. Как в итоге Эрдоган договорился с РФ – великая тайна, но его слова о бесплатном газе не совсем предвыборный блеф. Похоже, он действительно выбил из Москвы бесплатный газ в обмен на неучастие Турции в санкциях ЕС и другие услуги.
Кремль задушил бы Эрдогана с тем же удовольствием, с каким тот разбомбил бы Кремль. Но ни Кремль, ни Эрдоган пока не могут позволить себе это удовольствие. Поэтому Кремль на выборах с кислым лицом поддерживал Эрдогана и разоблачение этой связи оппозицией было справедливым. В Кремле исходят из того, что с Эрдоганом есть не очень приятные, но конкретные договорённости, а как договариваться с Кылычдароглу не представляют. Ясно лишь то, что Кылычдароглу будет пытаться поднять плату с Москвы от уровня, достигнутого Эрдоганом. На практике это может означать, если Кремль давал газ Эрдогану бесплатно, то Кылычдароглу потребует доплачивать Турции за то, что берёт газ у РФ. То есть, увеличить поставки газа и дать расписку об отказе требовать деньги за него. Если Кремль откажется, то партия кемалистов Кылычдароглу с удовольствием присоединится к санкциям ЕС и вдобавок принудит к этому Грузию.
При такой перспективе Кремлю ничего другого не остаётся, как воздерживаться от кривых слов в адрес Эрдогана и сдувать с него пылинки. Поэтому Кремль сразу нервно отреагировал на разоблачения кемалистами его сделок с Эрдоганом. Для большинства турок дружба с Пу – это плохая реклама. Теперь кремлёвцам остаётся лишь обязать начальника РПЦ молиться до 28 мая три раза в день о победе Эрдогана во втором туре, и чтобы у него после этого не вырос аппетит. Эрдоган после победы тоже может потребовать от РФ увеличить плату, ссылаясь на объективные трудности, особенно, если альянс партий Кылычдароглу получит большинство в парламенте.
