Нынешняя война породила волну слухов о диверсиях. Это нормально для агрессора, который крупнее, сильнее своей жертвы. О диверсантах толкует тот, в ком совесть нечиста. Человек выдумывает слухи, потому что убеждён: вот если бы на меня напал сосед, много сильнее меня, так что я не мог бы с ним прямо бороться, то я бы… Я бы ему песку в компьютер… Я бы ему гвоздей в замочную скважину… Я бы ему…
Интересно, что власти не поощряют эти слухи. Такие слухи подразумевают, что власть не может защитить своих любимых подданных, а сами подданные слабые и беспомощные. Военная же пропаганда твёрдо говорит, что мы самые могучие, хотя в одиночку противостоим орде дикарей. Враг ужасен: может растоптать нас без труда, но мы победим, потому что мы победим. Да, это иррационализм. Да, это шизофрения, комплекс неполноценности вместе с комплексом превосходства. Но разве кто-то считает, что войны – порождение разума?
Конечно, нынешняя война не оригинальна. За последнюю треть века в диверсантах исправно числились грузины, белые колготки, а особенно, конечно, вайнахи. Они заняли в пропаганде место, которое ранее принадлежало “буржуям” и их “подлым наймитам”, творившим диверсии идеологические и экономические, на любой вкус и размер. Диверсиями объясняли все проблемы повседневной жизни.
Хорошая новость: да нету никаких украинских диверсантов! Умников – да, много умников, которые чётко сообразили, что списывать все настоящие и выдуманные трагедии на “украинских диверсантов” очень выгодно. Плохая новость: один диверсант одну диверсию совершил – Бог. Диверсию длиной от Рождества до Воскресения.
В нынешней войне, в отличие от многих предыдущих, активно используется религия, точнее, православие. Не патриарх Кирилл начал войну, он всего лишь марионетка Кремля, но марионетка речистая. Конечно, сохранилась и пропаганда вполне светская, для которой главное – демонизировать Запад. Но раньше демонизация была по Марксу (людей эксплуатируют), а теперь “по культуре” (людей развращают).
Человек не может просто взять и убить. Человеку нужна идея, да не простая, а оправдывающая, даже возвеличивающая это убийство. Я-де не убил, я положил свою душу за ближних, застрелив этого… и того… и того… Только бревном на пути такого “самопожертвования” канон православной церкви, отлучающий убившего на фронте от церкви – временно, но отлучающий от церкви, от причастия Святых Христовых Тайн. Сколько византийские императоры упрашивали патриархов отменить этот канон и, наоборот, причислять погибших на фронте к лику святых. Не добились.
Глупые они были. Сегодня просто объявили: кто погибнет, выполняя приказы вертикали власти, тот святой. Патриарх возражать не стал, как не возражал в Праге в 1969 году на миротворческой конференции против агрессии Кремля, как не возражал никогда. Но канон есть. Бревно. Можно бревно откатить в сторону и обвешать церковь иконами, изображающими солдат и офицеров с нимбами. Можно. Только всё равно остаётся Христос.
Христос распятый, а не с оружием побеждающий зло, как Митра, любимый бог древнеримских солдат, тех самых, которые Христа распяли.
Христос – не кот Леопольд, который призывает жить дружно, не делая различия между агрессором и жертвой. Христос родился и жил среди жертв, среди порабощённых. Христос сказал “кесарю кесарево”, но почему Ему пришлось об этом говорить? Да потому, что всем – и друзьям, и врагам – было ясно, что Иисус не на стороне угнетателя, не на стороне завоевателя, не на стороне империи, а на стороне жертв имперских лжи и меча. Христос помогал жертвам агрессии не тем, что сюсюкал с ними, разрешал им забыть о Божьих заповедях, благословлял лгать и убивать, а тем, что вошёл в их жизнь и Его вход стал для них выходом. Можно быть жертвой человеческой агрессии и несправедливости и одновременно быть жертвой Богу – жертвой, которая отвечает на смерть воскресением. Не на зло – добром, не на насилие – силой, а воскресением!
Конечно, в проповедях Иисуса много идейных диверсий. Одно “подставь щёку” чего стоит, к тому же Христос подставил и щёку, и вторую щёку, и ребро – в общем, весь подставился. Главная диверсия Иисуса – воскресение. Только Бог способен на такую диверсию, и только воскресение Христа имеет значение не только для Христа. Воскресший Иисус – не пример для подражания, второе “я” верующего. Воскресший Иисус дышит в верующем, и это дыхание свободы, правды, мира.
Война есть триумф веры в смерть. Война – это попытка победить смерть смертью. Христос, да, смертью смерть попрал, но почему же мы забываем “и сущим во гробах жизнь даровал”? А кто во гробу? Да кто спрашивает! Сами в гробу и других гробим. Мы само воскресение загнали в гроб. Но пустой он, этот гроб! Христос воскрес две тысячи лет назад, вырвался из-под охраны солдат, Христос и сегодня воскресает, и сегодня солдаты не могут Его остановить. Дело за малым: чтобы и солдаты воскресли. Чтобы гроб – пустой, а душа – полная.
С каждым годом всё меньше христиан в мире, всё дальше в прошлое отступает эпоха, когда верующих было большинство, Воскресение Христово всё больше не государственное происшествие, а событие частной жизни. Так было и две тысячи лет назад. Никаких шансов обратить весь мир в христианство нет. Но разве Бог этого хочет? Ради этого воскрес Христос? Хотел бы – Сам бы и обратил. А Он отступил в свет, чтобы люди выступили против тьмы сами, верующие и неверующие.
Мир возможен не потому, что все могут уверовать в Воскресение, а потому что Воскресение совершается в каждом, кто соединяет правду с жизнью, а жизнь с миром. Вера в Воскресение Христово – ничто, Воскресший Христос – всё. Да все верующие провалятся, испарятся, но Иисус остаётся и останется. Воскресение нельзя доказать, Воскресение само доказательство, да не божественности Иисуса, а человечности людей. Чем кровавее война, чем чернее ложь, чем грубее насилие, тем громче шёпот Божий: “Не жди, когда закончится война, именно во время войны дай Мне воскресить в тебе того человека, которого Я создал, которого Я люблю и который способен любить, как Я”.
Источник: Яков Кротов, «Радио Свобода».