Как сообщает Левада-Центр, 44% россиян ничего не слышали об ордере МУС на арест Путина. Нет, Интернет им не отключили. Просто не слышали. Впрочем, посмотрим весь опрос — он того стОит. Вот распределение по возрастам: чаще всего (55%) не слышали об ордере МУС те, кому сейчас 18-24, самый призывной возраст. Чем крупнее город – тем меньше осведомленных, а в селах не слышали 55% в среднем, не только молодых; в городах до 100 тысяч населения – в среднем 45%.
Моральная глухота
Интересен и отклик тех, кто слышал. Чувство удовлетворения от того, что на арест Путина выдан, наконец, ордер (не будем сейчас обсуждать возможность его исполнения – речь об оценке действий Путина и о формальном декларировании возможного возмездия) испытали только 14% тех, кто не одобряет его деятельность. В среднем — еще меньше, 3%. Позицию “наплевать” занял 31%. Возмутились, то есть, выразили солидарность с Путиным, отождествив себя с ним — 38%. И, что же, по-прежнему, во всем один Путин виноват? А Львову-Белову, на которую тоже выписан ордер МУС он просто злодейски совратил, и не виноватая она вовсе?
Это уже не домыслы, и не общие рассуждения об омерзительной сути московитов. Это конкретные цифры опроса, притом, совсем свежего, и, судя по опросу, Путин в России не один, их там миллионы. Они во всем подобны друг другу: твердо знают, что потерь в СВО нет (ну, почти), что Европа замерзнет (уже скоро!), что в США едят червяков и они скоро развалятся, а Киев возьмут за три дня, как только начнут по-настоящему. Россия, конечно же, Великая держава… а Оруэлл и представить себе не мог, что русские так замечательно воплотят его прогнозы, превзойдя самые мрачные ожидания этого великого скептика и критика человеческой натуры.
Второсортное злодейство
Нечто подобное было в Германии, на исходе Третьего Рейха, но там все протекало намного легче. Все же Германия – один из столпов европейской культуры, а гитлеризм длился всего-то 12 лет. По сравнению с протяженностью российских кошмаров, неизменно переходящих в следующий, еще худший кошмар, 12 лет – срок смешной. Да Гитлер по сравнению с Путиным, как и верхушка НСДАП по сравнению с кремлевской командой смотрятся выигрышнее. Гитлер был зажигательным оратором и автором книги -манифеста, которую написал сидя в тюрьме за попытку государственного переворота. Он воевал добровольцем в Первую Мировую войну, и был награжден за храбрость. Наконец, он окружил себя яркими единомышленниками, как к ним ни относись. Да, они свернули на путь Зла, и совершили ужасные преступления. Но они руководствовались идеями, овладевшими ими, хотя и ложными, но выходившими за пределы классического московитского “Жрать!” А Путин — трусливая моль, выслужившаяся на поноске портфеля и организации кокаинового трафика для Собчака, и его двинули вперед именно потому, что он — моль, надеясь манипулировать им. И, хотя Путин в итоге вышел из-под контроля своих создателей, ни до чего, кроме скучного обогащения, он не додумался. Его злодейство, как, впрочем, и все, что создано в России в подражание Западу, вышло вторичным, третьесортным и рептильным. Российскую имитацию Гитлера Путину пришлось собирать вокруг себя по кускам, как команду: тут и манипулятор, сын папы-юриста, и поехавший крышей “философ”, начитавшийся нацистских эпигонов, но понявший примерно четверть написанного ими, и актер, вытащенный с виллы в Комо, в компании с парой боброедов, при одном взгляде на которых становится ясно, что они едят людей, а не бобров. “Русский гитлер” вышел лоскутный, норовящий разбежаться, и, когда все закончится, может оказаться, что и Путина никогда не было,а были только его двойники, управлявшие двойниками фигур помельче. В этой толпе провинциальных актеров-неудачников станут искать “настоящего” Путина. Возможно, даже найдут, с помощью ДНК-анализа известных его детей, хотя не факт, что и дети его. Но, если, все же найдут, “настоящий Путин” ничем принципиально не будет отличаться от своих двойников.
Когда Ханна Арендт писала о “банальности зла” нацизма, она все-таки исследовала исполнителей, а не идеологов. Рашистское же зло банально всё, снизу и до самого верха. Судить, в итоге, будет некого, даже не беря во внимание, что у многих исполнителей заготовлены справки о невменяемости: у Лукашенко она точно есть, а у Шойгу — весьма вероятно. Это и станет главным разочарованием, которое принесет нам победа: хотя выжившие актеры будут вскоре переловлены, они окажутся гораздо ничтожнее, чем мы сегодня в состоянии это себе представить. Добраться до авторов постановки тоже не удастся — сценарий был написан давно, и они мертвы, а механизм манипуляций, однажды запущенный ими, десятилетиями работал автоматически, вовлекая в свой круговорот всё новых недолюдей.
Что со всем этим делать?
Слово “недолюди” в данном контексте не имеет ничего общего ни с расовой теорией, ни с нацизмом. Хотя наши московитские мышебратья любят повизжать о Гитлере, когда их недочеловеческую природу вытаскивают на свет, разница между человеком и недочеловеком, о которой сейчас идет речь, придумана не в Третьем рейхе. Человек от недочеловека отличается тем, что обладает свободой воли, а с ней и дерзостью оспаривать планы Бога. При большом упорстве и удаче он способен иной раз добиться их пересмотра – или, напротив, реализовать, вопреки непреодолимым, казалось бы, препятствиям. Этот потенциал и выделяет человека из животного мира во всех известных с древности религиозных и философских системах. Так вот, люди неизбежно воспротивились вовлечению себя в постыдный московитский круговорот. Но людей в Московии уже не осталось: их затоптали недолюди, немногие уцелевшие уехали, а самые прозорливые даже не родились. Единичные исключения ни на что не повлияли.
Более того, подробный анализ выявляет вторичность сценариев путинизма, которые и написаны также недолюдьми, всё в том же, автоматическом режиме. Таких слоев воспроизводства недочеловеческого в Московии очень много, поскольку вся русская культура – лишь сумма попыток московитов-недолюдей подражать людям-европейцам. Таким образом, Россия, которая, разумеется не Европа, не является и анти-Европой. Отрицание предполагает активную позицию — “о, если бы ты был холоден или горяч!”. Россия же – некро-Европа, чучело, сшитое напоказ, из мертвых кусков, произвольно нарезанных из европейской культуры, так “чтобы было не хуже, чем у соседей, но побогаче”.
Когда же и авторы, и актеры окажутся неподсудны, встанет вопрос: что делать – нет, не судить даже, а именно делать, со зрителями этого спектакля? Десятилетиями они аплодировали ему, хотя половина их них не имела понятия о том, что происходит на сцене, а аплодировала только потому, что так положено, еще трети было на все наплевать, а оставшиеся были подставной массовкой за скромный прайс, рассаженной в зале, чтобы задавать темп аплодисментов. Что же делать с популяцией Homo Catsapiens, не являющихся людьми в социальном смысле? Как строить с ними отношения, и строить ли? Принять их как равных невозможно. Изолировать в бывшей России, как в резервации – неплохая идея, но не реализуемая практически. Социализировать? Но как? С чего прикажете начать?
Немцев, после Гитлера, хотя и с трудом, и далеко не всех, вернули в человеческое состояние, оттолкнувшись от чувства личной ответственности, свойственной протестантской, и католической, хотя и в меньшей степени, культуре. Эту проблему разобрал Юнг в своем интервью “Обретут ли души покой?” (“Werden die Seelen Frieden finger?”) опубликованном 2 мая 1945 г. в цюрихской “Die Weltwoche”. Интервью большое, его стоит прочесть целиком, и лучше в оригинале, но сейчас нам хватит нескольких цитат.
“… Для психолога ясно одно, а именно то, что он не должен следовать широко распространенному сентиментальному разделению на нацистов и противников режима. У меня лечатся двое больных, явные антинацисты, и тем не менее их сны показывают, что за всей их благопристойностью до сих пор жива резко выраженная нацистская психология со всем ее насилием и жестокостью. … деление на порядочных и непорядочных немцев крайне наивно. Все они, сознательно или бессознательно, активно или пассивно, причастны к ужасам; они ничего не знали о том, что происходило, и в то же время знали. Вопрос коллективной вины, который так затрудняет и будет затруднять политиков, для психолога факт, не вызывающий сомнений, и одна из самых важных задач лечения заключается в том, чтобы заставить немцев признать свою вину. Уже сейчас многие из них обращаются ко мне с просьбой лечиться у меня. Если просьбы исходят от тех “порядочных немцев”, которые не прочь свалить вину на пару людей из гестапо, я считаю случай безнадежным”.
Но Юнг имел дело с немцами, и мог оттолкнуться от их привычки нести личную ответственность за свои действия и слова. На нас же, с руин Московии, будут смотреть, лупая глазами, 140 миллионов безнадежных случаев, где несколько десятков — едва ли сотен — исключений не повлияют на общую картину. Они и не обратятся за лечением! В плане психологической самооценки у них все и так будет в шоколаде: позади – великое прошлое, впереди – великое будущее, вокруг – жалкое окружение, неспособное оценить Величие России, проигрыш — несчастная случайность, вызванная предательством (предателей ищут и карают). Это чувство величия прекрасно уживется с очередями за западной гуманитаркой, какими-нибудь “крылышками Байдена”, “ножками Харрис” или “лапками Макрона”, написанием доносов на стоящих впереди и мечтами о реванше Великой России…
Нам нужно думать вовсе не о перевоспитании этих “зомбикультурных европейцев”, вторичного продукта западной культуры, а лишь о том, как не допустить их реванша и не подцепить московитскую болезнь самим — как и все социальные болезни она заразна. Здесь можно снова процитировать Юнга: “В коллективе человек утрачивает корни, и тогда демоны могут завладеть им. Поэтому на практике нацисты занимались только формированием огромных масс и никогда — формированием личности. И также поэтому лица демонизированных людей сегодня безжизненные, застывшие, пустые. Нас, швейцарцев, ограждают от этих опасностей наш федерализм и наш индивидуализм. У нас невозможна такая массовая аккумуляция, как в Германии…”. Здесь все прозрачно: достаточно заменить Швейцарию на Украину, а Германию на России, Юнг же не нуждается в замене. Впрочем, продолжим цитирование: “наиболее разумны в этом отношении англичане: индивидуализм избавляет их от влечения к лозунгам, и швейцарцы разделяют их изумление перед коллективным безумием”. Но в московитской культуре, ни светской, ни религиозной, ничего подобного нет. Зато чувство личной безответственности укоренено там очень глубоко.
Что же с ними будет?
Крах путинизма возможен только под воздействием внешней силы, а это неизбежно породит запрос на насилие, гораздо больший, чем тот, который сейчас существует в России, хотя и сейчас он очень велик. Место Путина, которому слепили образ мачо, в постпутинском мире займет Евгений Пригожин, как идеальный типаж для московитов, мечтающих о реванше. Доживет ли Пригожин до этого физически, и получит ли он власть над всей Россией, или ее частью, не столь уж и важно. Некоторые прогнозы по этому поводу я уже высказывал, но суть не в них, а в том, что при этом будет твориться в сознании московитов.
Поскольку государство, как институт, после поражения будет безнадежно скомпрометировано, власть в постпутинской России может быть только криминальной – или внешней, оккупационной, если кому-то захочется лезть на эту свалку, и наводить там свои порядки. Примерно то же было уже на развалинах СССР в начале 90-х, но сейчас все будет жестче и безысходнее. А оккупационная власть подразумевает криминальное сопротивление “настоящей России”. И в одном, и в другом случае уголовник и русский патриот Пригожин (это, кстати, уже закономерность: какого патриота не возьмешь — вылезает уголовное настоящее), единственный, кстати, из российских политиков, находящийся на фронте, демонстрируя сильную руку с кувалдой для предателей, и орденами для верных – идеальный образ вождя для России.
Но государственные игроки едва ли полезут в пост-Россию сами, включая даже Китай. Им будет гораздо дешевле и проще послать впереди себя корпорации со своими ЧВК — современные варианты Ост-Индских компаний, дав им негласную свободу рук, и не беря на себя никаких обязательств. Итогом станет перемирие пришлых и местных, достигнутое на уровне ЧВК и ОПГ, и появление корпоративной негосударственной территории. По сути, множество вариантов китайского СУАР, но значительно более жестоких.
Это будет именно та Россия, которую её нынешнее население заслужит своим равнодушием и глухотой. Нам же нужно будет просто вести с её хозяевами business as usual через стену: не допуская их влияния на нас, но и не пытаясь влиять на них. Иными словами, не распространяя на население этой территории наши представления о человеческих правах, потому, что каждому – своё. Хотели суверенитета — получите. Строго в рамках личного выбора, в том числе и того, что услышать, а что — нет: “Сукой будешь?” “Сукой буду”. И не нужно в этот выбор вмешиваться — лучше просто быть готовыми к обороне. Как швейцарцы.
Источник: Сергей Ильченко, «Деловая столица»
