Военно-промышленное сотрудничество со странами Третьего мира – органичная часть внешнеполитической концепции Китая.
Военные и военно-промышленные связи КНР, в частности — сотрудничество с Ираном, Пакистаном, КНДР, Мьянмой и африканскими странами, которым посвящена эта статья, плохо поддаются анализу «в лоб». Информация в открытых источниках страдает очевидной неполнотой, но ее много, и без внятной систематизации всё тонет в малозначимых деталях. Перечисленные темы, а также состояние китайского ВПК тесно связаны с общей концепцией развития Китая, и без связи с ней смотрятся как свалка фактов, не складывающихся во что-то целое. Наконец, тема военного сотрудничества/ противостояния КНР несколько периферийна относительно китайской политики в целом.
И не потому, что в ЦК КПК засели пацифисты, а потому, что Китай предпочитает экономические способы влияния и игру в долгую, отводя военной составляющей скорее роль демонстрации силы и фактора сдерживания, чем инструмента, готового к практическому использованию для продолжения мирной политики иными средствами. У КНР нет российской отмороженности, и готовности играть на повышение ставок вплоть до Третьей Мировой войны, а военное сотрудничество для Пекина — прежде всего, один из инструментов влияния. Как следствие, и подход к теме нужно начинать с вопроса о том, на что, и в какую сторону желает повлиять Пекин.
Иными словами, к теме военного сотрудничества Китая со странами Третьего мира нам придется идти издалека и в обход — но иначе, увы, к ней не добраться никак.
Chinese World, как его видят из Пекина
Рассуждения о соперничестве Китая и США за место № 1 в мире — не более, чем плохой двойной перевод: с китайского на английский и с английского на русский. В действительности, речь идет не о борьбе за первое место, а о взглядах на перспективы социальной эволюции глобального мира. Тем более, что и само определение «первого места» — очень спорное занятие. Скажем, по производству цемента Китай уже давно на первом месте в мире, причем, с огромным отрывом. И что с того?
Так вот, в США, и на Западе в целом, господствуют взгляды, согласно которым автократии должны мало-помалу размыться, уступив место манипулятивным демократиям, привязанным к короткому избирательному циклу и симулякру гражданского общества. Все это, разумеется, прикрыто красивой фразеологией, но суть дела именно такова. Других взглядов внутри западного общества не то, чтобы вовсе нет в обращении — они, разумеется, там есть. Но в «приличное общество», на площадку, где расположены двери социальных лифтов ведущих на самый верх, манипуляторы из усилившихся до уровня государств ТНК, носителей таких взглядом стараются не допускать. Естественно, не напрямую, а манипулируя общественным мнением в рамках сложившейся на Западе электоральной охлократии.
Это не всегда удается, и авторитаристы просачиваются к власти, и закрепляются в ней, с большим или меньшим успехом: Орбан, Нетаньяху, Трамп — тут есть множество примеров. Но в рамках общей тенденции развития западной системы эти прорывы смотрятся как системный сбой. И отношение к ним со стороны манипуляторов, а также манипулируемого общества, выдаваемого за гражданское — именно как к сбою.
Отклонившись чуть в сторону, сделаем важное замечание. Россия не является системой альтернативной Западу. Авторитаризм (и его крайняя форма, тоталитаризм) сугубо рационален, и, в связи с этим, имеет свой набор сдержек и противовесов, не позволяющий ему уходить вразнос, вплоть до самоуничтожения. Россия же такой системы сдержек не имеет, она антисистемна в принципе. По сути, каждая российская власть — это банда уголовников, сумевшая выгнать из Кремля предыдущую банду. А, поскольку таких циклов смены власти в России было несколько подряд, то никаких отношений, кроме специфически уголовных, в российском социуме нет. Россия — самый яркий и последовательный пример распада государства и общества до уровня ОПГ, контролирующей захваченную ей территорию. А верхушка концерна Синалоа по сравнению с российскими элитами — пример гуманизма и стратегического мышления на дальнюю перспективу.
Как следствие, никакая российская власть не способна выстроить свою систему, пусть даже в узкой нише. Россия способна только паразитировать на Западе, проникая внутрь него, а, сейчас, изгоняемая из Запада, она пытается найти себе нового хозяина. Это получается у нее очень плохо, поскольку к паразитированию на экономически состоятельных авторитарных режимах Россия не приспособлена. Не факт, что вообще хоть кто-то в мире к этому приспособлен. Как не факт и то, что в существуют «экономически успешные авторитарные режимы» не зависящие от режимов западного типа на сколь-нибудь длинном временном треке. Хотя в Китае и утверждают, что такое возможно, при внимательном рассмотрении китайской модели видно, что это далеко не так.
Китай же видит будущее иначе, чем Запад. Пекинские неомаоисты настаивают на сохранении авторитарных режимов в длительной перспективе. Неважно, как они их называют: пусть даже «социализмом с китайской спецификой» — это все равно ровно тот же, хорошо всем знакомый, бюрократический авторитаризм. Впрочем, в Пекине нисколько не настаивают ни на китайской специфике, ни на социализме, принимая авторитаризм в любой его форме.
Но авторитаризм, в любой форме, предполагает, что основная масса населения открыто, безо всяких симулякров демократии, отстранена от участия в принятии решений, и загнана в жесткий стандарт поведения, не предполагающий никакой самодеятельности. Тем более, не к ночи будь помянута — никакой гражданской активности. Тех, кто с этим не согласен, прессуют, вплоть до физического уничтожения. Как уйгуров. Как активистов «Фалуньгун». Как сторонников автономии Гонконга. Есть масса примеров — но конец один: капитуляция или уничтожение. Ну, или успешное восстание и снос режима — но и с этим тоже все крайне сложно и неоднозначно.
Казалось бы, какая разница между тотальной манипуляцией и тотальным запретом? Но разница есть, поскольку на всякого манипулятора найдется свой манипулятор. Иными словами, современная демократия, при всех ее недостатках, при вырождении процентов на 90 в манипулируемую охлократию, все-таки оставляет шанс для образованных и креативных, в хорошем смысле, гражданских активистов. Можно даже утверждать, что ее манипулятивная часть играет роль фильтра, отсекающего мусор — правда, подменяя его еще худшим мусором, но тут уже можно и поспорить. А тотальный запрет отсекает всё.
Впрочем, тоже, конечно, не совсем всё: недавние антиковидные беспорядки в Китае, когда власть, напуганная их размахом, резко дала заднюю, это хорошо показали. Но борьба манипуляторов и креативных активистов приводит к синтезу их деятельности, и дальнейшей социальной эволюции. А тотальный протест в ответ на тотальный запрет, и вынужденное отступление власти без ее полного сноса, ведут только к дальнейшей раскачке всё того же бюрократического маятника.
В Пекине, в think tanks при ЦК КПК, и в самом ЦК,сидят неглупые люди, которые это понимают. Но не на уровне стройной теории, поскольку коридор дозволенного умствования жестко ограничен маоистской индоктринацией, а инстинктивно-интуитивно. И, те, кому это положено по должности, видят глобальный компромисс в рамках возможного: КНР получает на аутсорсинг контакты со слаборазвитыми, но богатыми духовно ресурсно странами, становясь посредником между ними и Западом. Запад избавляется от множества головных болей и необходимости выполнять грязную работу, а Китай следит за порядком в Третьем мире, сохраняя его, а также и себя, авторитарным. Мечтатели в Пекине рассчитывают при этом сделать Китай Центром Мира, сведя в него западные технологии и доступ к источникам ресурсов. Реалисты — продлить на неопределенный срок диктатуру КПК в тени Запада, заинтересовав Запад в ее сохранении и косвенном финансировании. Поскольку экономическая эффективность «социализма с китайской спецификой» сильно хромает — и чем больше «социализма» и «китайской специфики», тем сильнее.
На Западе на эти планы смотрят с большим скептицизмом, но Пекин упорно их продавливает, формируя вокруг себя блок третьих стран. Ближайшие и самые очевидные его участники: Иран, КНДР, и «условная Россия». Условная, потому, что РФ вошла сейчас в очередную зону турбулентности, в связи утратой адекватности очередной ОПГ, засевшей в Кремле. Этот цикл повторяется, постоянно укорачиваясь, но его закономерности — отдельная тема. Что останется от РФ на выходе из этой турбулентности и смене состава ОПГ, сказать трудно. Пекин, естественно, хотел бы видеть к Кремле свою марионетку, но готов рассмотреть и другие варианты — например, раздел РФ.
Внешняя же часть формируемого Китаем блока довольно зыбкая, но принцип ее формирования всё тот же: уход под Китай гарантирует автократам их сохранение у власти. Во всяком случае, должен его гарантировать по общему замыслу блока, и этим быть для них привлекателен.
Можно ли назвать такой блок антизападным? В принципе, нет. Точнее, он будет антизападным настолько, насколько Запад не согласится с планами Китая по мироустройству, сохраняющего в своем составе автократические государства как постоянный элемент, а не вымирающую социальную форму. Если же Запад будет не против, Китай снизит антизападные настроения в своем блоке до комфортного для Запада уровня. Но, конечно, не просто для Запада, а для Запада, принявшего китайский план.
Почему Запад не может принять этот план, и насколько он реалистичен — тема отдельная. Нам видение будущего «по-пекински» нужно для того, чтобы понять общую логику Китая. Опираясь на нее, рассмотрим конкретные примеры военного и военно-промышленного сотрудничества.
Иран
Китай для Ирана — выход из-под санкций, хотя и частичный, поскольку прямой конфликт с Западом из-за поддержки Тегерана в расчеты Пекина не входит. Иными словами, Иран может получать от Китая электронные компоненты (но он успешно завозит их и с Запада, в обход санкций), и, возможно, помощь в неядерных военных технологиях. Заметного интереса к прямым закупкам китайской военной техники у Тегерана нет — у него есть собственный, совсем неплохой, ВПК.
А для Китая Иран — один из инструментов налаживания отношений с мусульманским миром, и выхода на Ближний Восток. Специфическое положение агрессивного полуизгоя, в котором пребывает Иран, как ни парадоксально, этому не помеха. Посредничая между Ираном и другими мусульманскими странами Китай увеличивает свой политический вес. Так, 6 марта 2023 года представители Ирана и Саудовской Аравии встретились в Пекине для переговоров, а спустя четыре дня Эр-Рияд и Тегеран объявили, что о нормализации отношений, разорванных с 2016 года. Это сразу усилило позиции Китая на Ближнем Востоке и стало неприятным сюрпризом для Вашингтона.
В долгосрочном плане отношения Китая и Ирана регулируются договором о всестороннем сотрудничестве, подписанном в Тегеране 27 марта 2021 года на 25 лет, и актуализированном в феврале нынешнего года. Но договор не является именно военным — его ключевая часть касается участия Ирана в программе Belt and Road Initiative (Один пояс, Один путь, BRI).
Китай не имеет отношения к участию Ирана в украинско-российской войне: не способствует, но и не препятствует поставкам Тегераном оружия Москве в обмен на доступ к российским ядерным технологиям. Возможно, и даже наверняка, в Пекине усмехаются, видя, как Иран создает сложности США и НАТО, не желающим признать китайское посредничество в отношениях с Третьим миром — но не вмешиваются, терпеливо выжидая.
Примерно такой же смысл имели и совместные военно-морские учения Китая, Ирана и России в Оманском заливе с 15 по 19 марта. Китай отрабатывал координацию и взаимодействие, которые могут стать инструментами влияния на союзников. Какой бы смысл не вкладывали в учения Иран и Россия, для Китая они не несли однозначно антиамериканский характер. Китаю нужен не конфликт с Вашингтоном а принятие американцами китайского посредничества, в интересующей Пекин области мироустройства.
Пакистан
Пакистан находится в сложном поле многих сил, включая конфликт с Индией, неурегулированный с момента получения независимости в 1947 году, желание развивать отношения с Западом — и желание покупать дешевую российскую нефть со скидкой. Начиная с лета 2022 года Пакистан поставляет Украине боеприпасы, причем объемы поставок растут, а, в ближайшее время, вероятно в них войдут и танки: 44 Т-80УД, из числа 320, приобретенных ранее у Украины же, в обмен на финансовую помощь со стороны Запада. Поскольку танков много, и у Пакистана есть чем их заменить, то и танковая поставка будет, скорее всего, не последняя.
Отношения с Китаем также входят в список интересов Исламабада, причем на одной из ведущих позиций. Интерес этот взаимный: Пекин тоже заинтересован в отношениях с Пакистаном, который является ключевым логистическим звеном в рамках BRI.
Пакистан пополняет свои ВМС, противостоящие индийским, кораблями китайской постройки (впрочем, не только китайской). Пекин также поставил Исламабаду истребители J-10, уравновесив ими преимущество Индии, которое та получила после покупки французских Rafale. Кроме того, Пакистаном совместно с Китаем был разработан истребитель-бомбардировщик JF-17 Thunder и учебный самолет на базе китайского Hongdu L-15. Китайцы разработали для Пакистана и ряд других современных вооружений, таких как танки AL Khalid и систему ДРЛО, что позволило Пакистану иметь одну из самых мощных армий в Южной Азии.
Пакистанская армия получила из Китая ЗРК HQ-9/P HIMADS(клон российской С-300) и основные боевые танки VT-4, став третьей страной, купившей их, после Таиланда и Нигерии. Кроме того, китайские инструкторы обучают солдат пакистанской армии ведению боевых действий в высокогорье.
Также Китай является крупнейшим инвестором морского порта Гвадар, который имеет стратегическое значение из-за расположения в Ормузском проливе. При необходимости его можно будет использовать в качестве базы для ПЛ и кораблей ВМС КНР. Несмотря на прозападную ориентацию Пакистана, и опасения Запада по поводу растущего влияния Китая в регионе, отношения между двумя странами успешно развиваются при всех властях — и при экс-премьере Имран Хане, и при его преемнике Шахбазе Шарифе.
Мьянма после военного переворота и КНДР
Несмотря на существенные отличия этих режимов и разную историю отношений с ними, концептуально они занимают во внешней политике Китая сходное место, что и позволило объединить их рассмотрение.
Китай охотно берет под свое покровительство любых изгоев. Во-первых, из таких отморозков при надобности можно получить удобных прокси, самому оставаясь в стороне от конфликта. Во-вторых, именно потому, что это отморозки, их лучше держать в поле зрения, и в некоторой зависимости от себя. Чтобы при случае, в-третьих, демонстрировать Западу насколько успешно Китай может управляться такими режимами — и не лучше ли доверить ему эти миссии на постоянной основе?
Весьма вероятно, что номером третьим в списке изгоев через несколько лет станет РФ, после смены власти в Кремле — или часть РФ, ближайшая к Китаю, в случае её развала.
Теперь поговорим об особенностях сотрудничества с каждой из двух (пока двух) стран. Напомню, что переворот в Мьянме, который возглавил главнокомандующий ВС старший генерал Мин Аун Хлайн произошел в феврале 2021 года, и жестокость хунты создала ей скверную репутацию в мире.
Интерес к сотрудничеству с военным режимом в Мьянме в связке с Китаем проявил и Пакистан, с учетом сходных соображений и хронических проблем с Индией (возможная база флота в Бенгальском заливе!). Впрочем, пока все достаточно скромно: Пакистан готовит пилотов для JF-17, которые Мьянма в небольшом количестве закупает и в Китае, и в Пакистане, но закупки идут трудно, можно сказать, буксуют, с 2018 года. Очевидно, Исламабад, в связке с Пекином, решил подтолкнуть их с мертвой точки, не беспокоясь о том, кто сегодня в Мьянме у власти. Обсуждался и вопрос о ремонте артиллерийских систем, а также поставках боеприпасов, но к чему пришли стороны — неизвестно. Наконец, смена власти в Нейпьидо стала хорошим поводом улучшить отношения, омраченные в 2017 году. Ухудшение произошло из-за кризиса мусульман-рохинджа, когда более 700 000 из них бежали в соседний Бангладеш после того, как вооруженные силы Мьянмы начали зачистку северной части штата Ракхайн в ответ на нападения партизан рохинджа на полицейские посты.
Китай, также заинтересованный в сотрудничестве с Мьянмой на море, в рамках стратегии двух океанов в декабре 2021 предоставил ей в аренду дизель-электрическую подводную лодку класса «Мин» — для ознакомления, с условием присутствия на борту китайских техников. Китайское оборудование для наблюдения помогает хунте вести борьбу с повстанцами.
Кроме того, Китай, после переворота, стал основным источником иностранных инвестиций в Мьянму, хотя это и выходит за рамки чисто военной тематики. Но, как уже сказано в начале, выделить именно военное сотрудничество из общей политики Китая крайне затруднительно.
Среди десятков инфраструктурных проектов, которые финансирует в Мьянме Китай, особо следует отметить глубоководный порт в Кьяукпью, на западном побережье Мьянмы, который даст Китаю долгожданный «черный ход» в Индийский океан.
Большая часть инвестиций Китая была запланирована до переворота. Но, в то время как другие правительства и инвесторы дистанцировались от хунты, свергнувшей избранное правительство, Китай, напротив, углублял с ней отношения.
КНДР
В отношениях Китая с КНДР за последние годы нет ярких эпизодов военного сотрудничества и серьезных инвестиций — по крайней мере, в открытых источниках. Подробный разбор игры в пас с КНДР, которую практикуют и КНР, и Южная Корея — тема отдельного сложного разговора. Краткая же суть китайско-северокорейских отношений, как уже сказано, проста: держать в поле зрения, немного подкармливать, но не допускать тесных объятий, а при случае использовать, и демонстрировать третьим сторонам контроль над ситуацией.
Африка: акулы, гориллы и прочая дичь
По данным Атлантического совета китайский оружейный экспорт в страны Африки к югу от Сахары (АЮС) за последнее десятилетие вышел на второе место, уступив только российскому. Российская доля составила 24% от общего, на сумму $9,32 млрд., объема экспорта вооружений в АЮС; китайская 22% ($2,04 млрд.), США — 5%. Порядка 60% китайского оружейного экспорта в АЮС пришлось на пять стран: Танзания (19,6%), Нигерия (13,5%), Судан (12,6%), Камерун (11,2%) и Замбию (6,22%). Эти же пять стран лидируют в АЮС по инфраструктурным инвестициям Китая.
Кроме того, Китай проявляет значительный интерес к Анголе, ЮАР, Джибути. В Джибути с 2020 года открыта первая, и пока единственная китайская зарубежная база. Она может принимать авианосцы, и способна обеспечить, при необходимости, защиту транспортировки нефти и газа через пролив Баб-эль-Мандеб в КНР.В Джибути также находятся военные базы западных государств, таких как США, Франция и Италия, но они лишь платят аренду за их использование. Китай же предпринимает шаги по включению Джибути в проект BRI.
Также в планах Пекина открытие базы на атлантическом побережье Африки, возможно, в Экваториальной Гвинее, хотя это ещё не точно. Эти планы, по понятной причине вызывают недовольство США.
Вообще же КНР очень интересуется Африкой и проникает в ней буквально в каждую свободную нишу. Похоже, что африканская экспансия станет одним из приоритетных направлений китайской политики на третьем сроке Си. Но подробный анализ китайского присутствия в Африке — тема еще более сложная и объемная, чем даже тема взаимодействия КНДР с ее соседями.
Источник: Сергей Ильченко, Newssky.
