Год войны был для России годом смерти мифов. Вернее, так: мифов, основополагающих представлений о России. Мифа о “великой русской культуре” с её “слезинкой ребенка” и “гуманистическим пафосом”, померкшим перед лицом российской агрессии. Мифа о “второй армии мира”, которая предстала сборищем мародеров, садистов и необученного “пушечного мяса”, бессмысленно гибнущего под началом бездарных полупьяных командиров. Мифа о “русском бунте”, который сменился зрелищем рабской покорности населения, сносящего любую прихоть власти, принимающего смерть как судьбу.
Жертвой войны пал и миф о русской женщине – терпеливой страдалице, заботливой матери, преданной жене, готовой отправиться за мужем на край света. Война разрушила этот патриархальный романтический образ и предложила вместо него другой – образ циничной, прагматичной и лишенной сострадания женщины, смотрящей на мужчину как на ресурс и на способ получения благ от государства. Многочисленные свидетельства рисуют эпическую картину морального распада, равнодушия и меркантильного расчета. Тысячи девушек спешно выходят замуж за свежемобилизованных накануне отправки на фронт. Телевидение показывает ритуалы массовых венчаний в актовых залах, где священник окропляет водой целые ряды. Подчас эти люди едва знали друг друга, были лишь одноклассниками или соседями по дому, но теперь мобилизованный превращается в ценный ресурс, потенциально приносящий выплату от трёх до семи миллионов рублей в случае ранения или гибели – огромные деньги, особенно по меркам небогатых регионов, и женихи, отправляющиеся на фронт, идут нарасхват. В сети есть скриншоты городских чатов, в которых девушки жалуются на “эгоизм” местных парней, уходящих на войну неженатыми.
Особый жанр в медиа – обсуждение компенсаций семьям погибших на войне. От пресловутой белой “Лады” в Саратовской области в сюжете на телеканале “Россия” (мать с отцом едут на могилу убитого сына на Lada Granta, купленной на “гробовые”, и рассуждают о том, что сын хотел именно такую машину) до вирусного видео из Донецкой области (столичный спонсор, владелец мехового салона на Новом Арбате, дарит по шубе вдовам погибших солдат, и они благодарят благодетеля). Утверждают, что после съёмки шубы у некоторых вдов отняли, но мем “муж в обмен на шубу” прочно вошел в сетевой лексикон. Если взглянуть на проблему глазами экономиста, то стоимость жизни в России, особенно мужичка средних лет из депрессивного региона, куда меньше стоимости хорошей шубы, и шуба также долговечнее… Тяжбы за выплаты “гробовых” между матерями и вдовами убитых солдат становятся сюжетами судебной хроники и шумных ток-шоу Андрея Малахова и Александра Гордона: пузырятся и пенятся мыльные драмы с ароматом патриотизма.
Радиоперехваты звонков российских солдат домой рисуют все ту же картину жадности вперемешку с жестокостью: матери деловито советуют сыновьям, что брать в захваченных украинских домах из кухонной техники, какого размера обувь нужна. Широко разошелся по сетям разговор российского десантника Романа Быковского с женой, в котором та, смеясь, дает ему наказ: “Ты давай там, украинских баб насилуй… Только предохраняйся!” Удивляет количество мата, который непринуждённо используют жены и матери в разговорах со своими мужчинами: они матом не выражаются, они на нём говорят.
За последние тридцать лет роль матерей и жен военнослужащих в отношениях с государством претерпела радикальные изменения. В 1989 году Комитет солдатских матерей добился отсрочки от призыва в армию студентов вузов, годом позже Михаил Горбачев на основе их предложений издавал указы, они же повлияли на принятие закона об обязательном страховании военнослужащих, об альтернативной гражданской службе и некоторых других. Во время первой войны в Чечне солдатские матери проводили большую работу по розыску пропавших военнослужащих, вызволению их из плена, поиску тел, по оказанию гуманитарной помощи мирному населению Чечни, за что получили в 1996 году альтернативную Нобелевскую премию. В путинской России голос солдатских матерей стал почти не слышен, и им на смену пришла общественная организация под названием “Солдатские вдовы России”. В январе 2023 года она выступила с призывом к президенту “провести масштабную мобилизацию” и отправить на войну “десятки миллионов мужчин призывного возраста”.
Подобно тому, как “солдатские матери” сменились “солдатскими вдовами”, низовая гражданская активность женщин по помощи военнослужащим свелась не к спасению их от ужасов войны, а к закупке обмундирования, оборудования и предметов первой необходимости, которыми их не обеспечивает государство: раньше женщины всеми правдами и неправдами возвращали мужчин с фронта и из плена, теперь отправляют им на фронт вещи, взяв на себя функции тылового обеспечения. Вопрос о том, что их мужчины вообще делают в соседней стране, зачем отправлены туда убивать и умирать, не ставится как таковой.
В этом перекодировании роли женщины в ходе войны даже предметы интимной гигиены неожиданно обретают военное назначение. В первые недели мобилизации в сеть выложили видео, где женщина в военкомате инструктирует новобранцев, чтобы жены закупали им гигиенические прокладки (класть в протекающие берцы и сапоги) и “тампаксы” (затыкать пулевые ранения на поле боя). Апофеозом трансформации женского в милитаристское стал недавний патриотический ролик из Волгограда, где Родина-мать с Мамаева кургана (сам по себе сомнительный символ, восходящий корнями к тевтонской деве-воительнице, валькирии) схватывается в бою с американской статуей Свободы, вооруженной лишь факелом, отрубает противнице голову и вздымает её ввысь в победном жесте.
Что же случилось с традиционным образом русской женщины – жены, матери, продолжательницы рода, дающей жизнь, – во время этой войны? Почему он лишился черт сострадания, эмпатии, защиты, любви? Очевидно, атомизация российского общества, социальная аномия дошли до такого предела, что затронули базовые семейные связи; биологическое и кровное подменилось патриотическим и кровавым. Отношения между матерью и ребенком, женой и мужем стали опосредованы и искажены идеологией, шовинизмом, милитаризмом, страхом перед репрессивным государством.
Сколько историй мы слышали в эти месяцы, как матери вместо того, чтобы спрятать сыновей от призыва, сами отправляют их в военкомат: “Как бы чего не вышло”. Здесь сделаю оговорку: что наверняка есть и другие, более понятные и человечные, истории о спасении матерями своих детей от войны, но по известным причинам мы о них не знаем, и публичный дискурс задают именно эти патриотичные Медеи. В недавнем видео из тиктока подвыпившая россиянка за столом с рюмкой в руке обращается к украинцам: “Я мама, четверых сыновей родила, и ещё у меня две дочери. И вот всех четверых сыновей я вам отдам! Х** вы Россию сломаете, я себе ещё нарожаю (на этих словах она показывает на свою внушительную грудь). Вот такие мы, русские матеря!” Апокрифическое жуковское “Бабы новых нарожают” здесь воплощается в самом буквальном смысле: мужчины утилизируются как пушечное мясо, а женщины используются как машины для воспроизводства нового сырья.
Отдельная тема – уровень социальной и демографической деградации во многих бедных регионах России, откуда призывается большинство мобилизованных. Именно этим можно объяснить равнодушие жен и матерей к отправке на фронт мужчин. Нищета, безработица, кредитная кабала, алкоголизм и неприкаянное существование мужчин в малых городах и на селе, распад семей и бытовое насилие ведут к тому, что мужчина всё чаще видится как обуза. Журналист Павел Пряников в телеграм-канале “Толкователь” приводит свидетельства антропологов из Красноярска: “Потому так прошла спокойно первая волна мобилизации, что очень сильна мизандрия – ненависть женщин к мужчинам. Отправляли в окопы “никчёмных мужчин”, от которых нет пользы в обыденной жизни. Если погибнут – даже лучше, можно на гробовые переехать из Сибири и купить дом или квартиру на “материке”.
По случаю “женского праздника” 8 марта государству следует поздравить не “прекрасных дам”, а себя самого. За двадцать с лишним путинских лет удалось вырастить и выдрессировать общество, где “национализированы” не только элиты, но практически все социальные группы: бюрократия и бизнес, бюджетники и “средний класс”, артисты и учёные. В этом же смысле произошла и трансформация женщин как бюджетного сословия, и сегодня они меняют уцененные мужские тела на выплаты, льготы и шубы на кровавой и крикливой ярмарке войны. Родина-мать оказалась Родиной-мачехой, посылающей своих сыновей на верную смерть.
Источник: Сергей Медведев, «Радио Свобода».
