На этой неделе состоялся официальный визит президента Ирана Ибрахима Раиси в КНР. Такие встречи проходят нечасто: китайский лидер в последний раз был в Иране в 2016 году, а иранские президенты не приезжали в Китай уже два десятка лет. И вот после столь долгой паузы стороны провели трехдневный саммит в Пекине, а в их ближайших планах — еще один, теперь уже в Тегеране.
Разумеется, такой всплеск активности в диалоге двух стран не случаен. В последние годы в их отношениях накопилось немало недоразумений, в разрешении которых заинтересованы оба государства. В то же время между ними сложились прочные экономические связи. Китай для Ирана — крупнейший торговый партнер и инвестор, с которым подписаны десятки экономических соглашений. В марте 2021 года было подписано соглашение о стратегическом экономическом партнерстве сроком на 25 лет. Этот документ наделал немало шума в мировых СМИ, ведь на фоне его подписания озвучивались планы китайских инвестиций в Иране в объеме 200, 300 и даже 400 млрд долл.
Вот только эти грандиозные планы имеют мало общего с реальностью. Китайские инвестиции в Иране составили с тех пор от 170 до 230 млн долл., и даже флагманский проект двустороннего сотрудничества — разработка нефтяного месторождения Ядаваран на юго-западе Ирана — вовсю буксует. В этом году существенно упал даже объем закупок иранской нефти, ключевой позиции в китайском импорте из этой страны (сейчас Пекин предпочитает более дешевую подсанкционную российскую нефть). Объем торговли между странами низок — около 25 млрд долл. Еще семь лет назад стороны торжественно провозгласили цель довести двустороннюю торговлю до 600 млрд долл. к середине 2020-х.
Срыв амбициозных планов не стал следствием злого умысла или же нерадивости партнеров. Дело в том, что те планы строились на реалиях 2015 года, когда было заключено международное соглашение по иранской ядерной программе и со страны стали снимать международные санкции. Уже даже ожидание этого существенно подстегнуло интерес к Ирану со стороны многих держав, и Китай не исключение. Но в 2018 году случился Трамп и его отказ от соглашения, а также возврат к массированным санкциям против Тегерана. Так что нынешний торговый оборот — а он почти вдвое меньше, чем в 2014-м, следует в первую очередь из международной политической ситуации.
Поэтому вполне понятно, зачем нынешний саммит Ирану: очень хочется вернуться к масштабным планам семилетней давности, привлечь, наконец, китайские инвестиции и тем самым переломить негативные экономические тенденции. Недаром Ибрахим Раиси привез на саммит практически весь экономический блок своего правительства. Да и политические цели Тегеран тоже преследует. Иран до сих пор ходит в статусе ключевого партнера Китая в рамках проекта «Пояса и пути», основной стратегической инициативы китайской внешней политики последних лет. Но на практике на Ближнем и Среднем Востоке у китайцев есть партнеры «более ключевые». Объем торговли с Израилем, Турцией, не говоря уж о Саудовской Аравии, заметно больше. Но даже не в этом дело: и номенклатура торговли, и масштабы инвестиций намного серьезнее, а сотрудничество простирается в военно-техническую сферу и даже вопросы безопасности. И это тоже предмет зависти и опасений Тегерана (ведь Израиль и Саудовская Аравия для Ирана даже не конкуренты, а открытые противники).
Впрочем, так же все было и год назад, и два. Вот только все предыдущие попытки Ирана перезапустить партнерство на самом высоком уровне ничего не давали. Китай вполне устраивало сложившееся положение дел, ближневосточная стратегия опиралась на балансирование между различными региональными центрами силы, при этом и официальный Пекин, и частный китайский капитал не хотели связываться с иранскими отраслями, в которых отчетливо просматривалась угроза вторичных американских санкций. На этом фоне нежелание Си Цзиньпина проводить саммиты (Иран выпрашивал состоявшийся несколько лет) было и логичным, и символичным.
И вот мы наблюдаем не менее символичный жест Пекина: продолжительный, нарочито пафосный визит, немыслимая еще недавно повестка обсуждения (здесь и военно-технические вопросы, и геополитика, и проблемы мироустройства). Причем практический результат невелик: два десятка экономических соглашений на второстепенных направлениях сотрудничества наподобие образования (нет-нет, никакой массовой подготовки военных специалистов или кадров для ядерной отрасли не предвидится) или культуры. Особняком стоят разве что договоренности в сфере сельского хозяйства, но это одна из немногих пока еще не обложенных западными санкциями отраслей иранской экономики. Основной акцент сделан именно на символическом сближении двух стран, на демонстрации расположения КНР к Тегерану. Зачем это Си?
Все дело в том, что этот саммит был о нашей войне, о событиях в нашей стране, вернее, о глобальных последствиях этих событий. Хотя встреча проходила за много тысяч километров от Украины, хотя ни в одном документе или заявлении, опубликованном сторонами, нет ни слова об Украине, именно «украинские мотивы» заставили Си Цзиньпина раскрыть объятия Ибрахиму Раиси. Ведь на глазах китайского лидера привычный облик международной политики, в целом выгодный Китаю, рушится. США снова демонстрируют способность и, что важнее, готовность направлять глобальную политику, и опираются при этом американцы на невиданное со времен холодной войны единство Запада.
Бросая вызов американскому глобальному лидерству, Китай рассчитывал на противоречия внутри американского истеблишмента, где еще недавно было с избытком лоббистов сотрудничества с КНР, на рыхлость и раздробленность западного мира, на то, что до начала полномасштабной политической и военной конфронтации есть еще немало времени, необходимого, чтобы усилиться и догнать США. Полномасштабное российское вторжение в нашу страну весь этот запас времени у Пекина отобрало. При этом пространства для маневра у Китая нет: американцы взяли курс на конфронтацию почти десять лет назад, а Си Цзиньпин его принял (именно для этого он в последние годы кардинально перестроил под себя всю политическую систему страны). Пути назад нет, но «благодаря» российским союзникам Пекин оказался на пороге военно-политического конфликта до того, как успел к нему подготовиться в полной мере.
По сути, нынешний китайско-иранский саммит — демонстрация растерянности официального Пекина, отсутствия готового ответа на изменение стратегической ситуации в мире, что угрожает ему становлением враждебного миропорядка. И Си Цзиньпин хочет выиграть время, добиться паузы в своем противостоянии с США, не поступаясь по-настоящему важными позициями. Раиси нужен ему, чтобы получить сильную позицию в переговорах с Вашингтоном, иметь аргументы для торга с американцами.
Поэтому во время саммита создавалась интрига в отношении реальных политических соглашений, заявления Си изобиловали намеками на вероятные договоренности. Си поддержал планы Ирана стать хабом для транзита среднеазиатских нефти и газа в Европу, тем самым указывая на возможность сломать Западу геополитическую игру вокруг ключевых ресурсов региона — или же не мешать, если удастся договориться. В ходе переговоров необычно часто китайская сторона обращалась к вопросам стабильности на Ближнем Востоке. Раньше в переговорах с Ираном эта тема всегда находилась на заднем плане, чтобы не «злить» американцев и остальных китайских партнеров в регионе. Но сегодня Пекин, наоборот, настойчиво намекает, что может целенаправленно подрывать позиции США в регионе либо же не станет этого делать, если стороны договорятся. Наконец, в совместных заявлениях повторяется призыв к отказу от (американской) моноцентричности и давления в политике в отношении Ирана, — а на самом деле содержится призыв вернуться к Chinamerika конца нулевых, к формату решения ключевых мировых проблем в двустороннем диалоге Вашингтона и Пекина, к механизму, в котором Китай хочет договориться об отсрочке прямого конфликта.
Почти через год после начала российского вторжения и самой кровопролитной войны нынешней эпохи Пекин от выжидания решил перейти к действиям. Нет, не приблизить конец войны, не содействовать скорейшему миру, ведь такой мир будет российским поражением, когда между США и КНР больше не будет никто стоять. Пекин хочет предложить американцам перемирие, подталкивая их заняться войной в Украине и на время оставить Китай в покое. Саммит с иранским президентом — это даже не намек, а открытое предложение обсудить компромисс и развязать друг другу руки на ближайшее время.
Источник: Виктор Константинов, «Зеркало недели»
