Кадровый офицер из Сибири, оказавшись в зоне боевых действий в Украине, ранил себя, чтобы не участвовать в войне. После госпиталя успел побывать на федеральном канале, где про него рассказали как про героя. А затем с помощью волонтеров он сбежал в Казахстан. Сейчас он уже в другой стране, но все еще не в безопасности, поэтому мы не называем ни его имени, ни местонахождения.
“Думали – Путин вор и жулик, но не сумасшедший же”
На войне 27-летний кадровый офицер оказался в первые дни российского вторжения в Украину.
– С февраля уже был там. 10 февраля нам командование сказало, что “ничего не будет”, это просто маневры вдоль границы. До последнего обманывали. Мы сами начали догадываться, что будет что-то очень серьезное, числа 21-го, когда начали получать вдруг боеприпасы, вооружение в больших количествах, наркотики, аптечки, сапоги. До этого обезболивающие за все время службы на руки нам ни разу не выдали. Тогда все поняли, обстановка изменилась, настроения в лагере.
– То есть до 21 февраля слухам о том, что начнется война, вы не верили?
– Да. Нам лично, глядя в глаза, командующий армией сказал, что “здесь у вас просто учения, совершаете маневры”. Я точно помню, что это было 10 февраля, потому что в тот день зарплата пришла, а мы в лесу находимся, связи нет, а много кому надо платить кредиты. Тогда командующий армией отдал команду всех вывозить из леса туда, где ловит интернет, чтобы все могли оплатить свои ипотеки, кредиты, родным деньги перевести.
Он тогда сказал: “Все это слухи, ничего не будет, не переживайте. Просто игра мускулами вдоль границы. Надо показывать, что мы в любой момент готовы ответить на любую агрессию”.
Мы и сами не верили, потому что думали – Путин вор и жулик, но не сумасшедший же. Наполеон мог войну развязать, Гитлер мог развязать, мы не верили, что он [Путин] пойдет на такое. В глубине души до самого перехода границы не верили. Но когда увидел, что мы стоим в колонне у поста приграничного, увидел шлагбаум, будку старую, раздолбанную, корявую, на которой было написано “Украина” – тогда уже понятно было, куда мы зашли.
– Вы для себя уже тогда решили, что не будете участвовать в войне?
– Желания никакого не было ни у кого. Все [сослуживцы] понимали, что это бред и тупость. Но в тот момент куда деваться? Прямо выпрыгнешь из колонны – и что? Побежишь куда глаза глядят? Тогда, в начале всего этого безумия мы могли только думать, как выбраться, планировать, что можно сделать. Я сразу стал писать своим товарищам, кто за границей жил – есть ли какие-то способы сбежать? Может, есть какая-то инструкция? Но нет – особенно в начале никто ничего не понимал. И эти переписки плодов не принесли.
С каждым месяцем все тяжелее и тяжелее становилось, боевые действия все были хуже и хуже. Наступление все активнее. Поэтому когда 10 мая нам с сослуживцами подвернулся случай, мы его не упустили.
– Вы сами выстрелили себе в ногу?
– Самому себе тяжело выстрелить. Стреляли друг в друга. Я командир взвода, поэтому я сначала старался всех своих солдат оттуда вывести, весь свой взвод. К 10 мая у меня осталось во взводе три человека, я четвертый.
Замысел был такой – нас отправили на задачу к украинским позициям, мы подошли и самим себе зафигачили.
Мы тогда были метрах в 70 от ВСУ. Чтобы имитировать ранение, надо быть непосредственно перед украинцами, дальше нельзя. Как вы думаете, если ты сидишь где-нибудь в безопасности, и вдруг случайно кого-то ранила пуля, что подумают? Конечно, что ты сам себя подстрелил. Все знали, что там украинские позиции, что они держат оборону, там много людей погибло.
План был такой: трое должны были себя подстрелить. Четвертый к тому времени сказал: “Пока брат мой здесь, я отсюда не уеду, я только с братом уеду”. Он, к слову, потом свое ранение получил, и вместе с братом уехал, оба уволились. Но на месте задуманное сделали только я и еще один солдат. А третий испугался, не стал. Это тоже не так легко сделать – себя пристрелить.
В итоге один сослуживец выстрелил в ногу мне, потом – второму. А затем мы начали имитировать перестрелку с ВСУ – стрелять в воздух из оружия, чтобы те, кто находится сзади нас, подумали, что мы вступили в бой, и начали быстренько отходить. Это было возле Ильичевска-Озерное, пару километров южнее Ямполя, где-то километров 8 восточнее Лимана.
– То есть вас четверо из взвода осталось, что с остальными было?
– Изначально было 15 человек: двое погибли, один сбежал, когда мы из-под Киева уходили – выпрыгнул из машины и в лес ушел, остальные все были ранены: кто-то реально ранение получил серьезное, у кого-то “геморрой выскочил”, все в итоге оказались в госпитале. Уже будучи в госпитале, в России, у нас была возможность что-то предпринимать по отказу от участия в войне.
“Я решил, что лучше в тюрьму сяду”
– Какой план был после госпиталя?
– У меня была реабилитация три месяца, я себе подделал документы на реабилитацию в 6 месяцев. То есть она должна была быть до 2 декабря, а в начале июня 2023 года у меня заканчивался контракт. То есть с декабря до июня оставалось, грубо говоря, полгода. Плюс у меня накопилось минимум 180 дней отпуска.
Думал, буду спокойно наряды нести до декабря, вернусь в бригаду, но как контуженный воевать точно не буду. А в декабре мне скажут: “Готовься к работе”, а я: “Извините, у меня столько-то дней отпуска”. Потом пишу рапорт на отпуск с последующим увольнением.
Но 21 сентября этому плану пришел каюк. Мобилизацию же объявили не только, чтобы солдат набрать, а чтобы контрактники не могли увольняться даже по окончании контракта.
Будет война идти сто лет, будут служить всю жизнь.
Нет, не то чтобы я проворонил нужный момент – у меня ведь была вторая форма допуска с 2018 года на 5 лет, то есть мне до апреля 2023 было запрещено в принципе выезжать из России. Даже загранпаспорт не сделать.
В общем, накрылись мои планы по легальному выезду. А я к тому времени уже запланировал делать себе студенческую визу, ехать учиться за границу. Я копил на обучение, хотел поступить на языковые курсы в Южную Корею. Там получить визу студента, потом попробовать рабочую визу, и в итоге там легализоваться. Но все пошло кувырком.
В итоге я придумал переводиться в военное училище, потому что из училища офицеров никуда не отправляют. Случай туда перевестись представился, когда ездил на съемки в Москву. Да, меня вытащили на один известный телеканал, представили героем, который получил пулю, когда сопровождал ценную колонну, якобы спас сослуживцев. Послушать их, я пол-Украины голыми руками расфигачил. Посыл передачи был Zиганутый: “Давайте все на войну, за родину, за Сталина”. Поэтому я больше молчал, сказал только: “Единственное, за что там воюют русские солдаты, – это за свою жизнь и больше ни за что”.
Но зато я смог повидаться с семьей (телевизионщики привезли их в Москву) и заодно подал все документы на перевод в училище. Да, я родных несколько месяцев к тому времени не видел – нас же увезли в начале февраля, мы были в лесу, я последний раз связался с мамой: “Вот мы на границе с Украиной, говорят, учения, все хорошо, не переживай”. И все. Началась война, я без телефона, связи не было. Мама думала, что я так и оставался в России. Потом по телеку увидела меня – я, оказывается, “подвиг совершал”.
– На самом деле истории с колонной техники, которую вы сопровождали, не было?
– Ежи были, засада была, но там не было никаких минометов, боевой техники, про которую говорили журналисты. Это была простая тероборона.
После встречи с семьей и возвращения в бригаду я понял, что дело затягивается, могу не успеть с переводом. Надо сказать, что после мобилизации у нас в бригаде все начали крутиться, вертеться, переводиться, еще что-то предпринимать, лишь бы не идти воевать. Я, конечно, тоже, но ускорить процесс перевода никак не получалось. А потом меня решили заново отправить. Так и сказали: “11 января убытие”.
Тогда я решил, что лучше в тюрьму сяду. Просто решил не ехать, пусть меня посадят. Я перепробовал к тому моменту все. Заплатил 120 тысяч рублей и пошел в частную клинику на осмотр всего – оказалось, я идеально здоров, к сожалению.
– Нога зажила идеально?
– Все зажило идеально. Мы же знали, куда стрелять. В общем, я пытался сделать все, чтобы не быть там [в Украине], и оставалась тюрьма. Еще представил, как бомбанет у наших Z-патриотов, если герой войны, которого они по телеку видели, окажется в тюрьме.
Но сначала я залег на дно – с 9 декабря перестал выходить на службу. 11-го, напомню, у меня отправка [в Украину] должна была быть. Сидел, прятался на конспиративной квартире, удалил полностью свой цифровой след, деньги – только наличка – все по канонам, как положено скрываться.
Затаился и мониторил круглосуточно новости, что говорят. Слухи ходили, что гайки закрутят: либо военное положение, либо полная мобилизация, границы перекроют, и как я тогда вообще из страны уеду? За этими мыслями как-то смотрел украинский новостной канал Freedom, они брали интервью у представителя “Идите лесом” (антивоенный волонтерский проект Григория Свердлина, создателя благотворительной организации “Ночлежка”. – СР). Он говорил: “Мы занимаемся тем, что помогаем людям бежать из России. Вот стольким уже помогли”.
Я нашел отзывы на них в телеграме, мало ли, вдруг это товарищ майор людей к себе в ловушку заманивает. Потом решил написать, мне ответили сразу, связали меня со специалистом, он мне рассказал схему, как выбираться в моем случае. Я в этот же день сразу рванул.
– Вы сейчас в безопасности?
– Нет, конечно. Меньше месяца пройдет – и меня в уголовный розыск объявят. Мне надо срочно уезжать из Казахстана. Подумайте, разве в Казахстане сейчас безопасно, если я в уголовном розыске в России буду? (На момент публикации собеседник находится уже не в Казахстане, но раскрыть свое имя и местоположение по-прежнему не может. – СР). У меня загранника нет – это самая главная проблема.
– А как вы в Казахстан-то попали?
– Я въехал в Казахстан абсолютно легально, благодаря “Идите лесом”. Их схема, как выбираться, даже на данный момент рабочая – едешь сначала в Беларусь (важно, что в Москву я даже не заезжал – там камеры есть, которые лица фиксируют), потом из Минска в Казахстан. Это возможно по российскому внутреннему паспорту.
Я приехал в Беларусь, поехал в аэропорт, там меня досмотрели белорусские пограничники. Прилетел в Казахстан, меня там досмотрели казахстанские пограничники. Если ехать в Казахстан напрямую, то российские сначала проверят, потом казахстанские. Для таких, как я, досмотр российских пограничников оборвет весь побег на корню.
“Эту войну Путину не выиграть даже с миллиардом солдат”
– Как вы стали профессиональным военным?
– С 5-го по 11-й класс учился в кадетском корпусе. Потом пошел в военное училище. Там был коврик с Обамой, об него ноги вытирали.
С утра до обеда занятия, потом самоподготовка, вечером спортом позаниматься, шаурму скушать, с девчонкой погулять. И так каждый день, ни о чем не волнуешься, все спокойно и ровно. А когда уже отучился, идешь служить, работать, приходишь в войска, розовые очки быстренько исчезают. И я начал работать, служить, и понимать, что в нынешней России, даже если хочешь жить честно, ты не сможешь так жить. Если в России хочешь чего-то добиться, нужно обманывать. Тогда ты начинаешь изучать, почему так, почему нельзя жить нормально, все упирается во власть, в устройство строя, откуда это идет.
К тому же я познакомился с девушкой из США, когда еще учился в училище. Мы долго встречались, в сентябре 2018 года я сделал ей предложение, хотели пожениться. Но оказалось, что студенту военного училища в России очень тяжело жениться на человеке из дальнего зарубежья, нужна целая кипа бумаг. Она уехала домой, потому что у нее закончилась гостевая виза, а мне эфэсбэшники начали угрожать тюрьмой. Они через моих командиров разговаривали. “Тобой люди с 4-го этажа интересуются, говорят, ты с огнем играешь. Ты смотри, с этой девушкой осторожно. Если продолжишь, на тебя что-нибудь заведут, за шпионаж, за какую-нибудь еще статью”. Я сказал, чтобы она не приезжала больше в Россию, потому что страшно стало.
И с каждым годом службы все хуже и хуже становилось, яснее понимал, как неправильно все устроено. Если раньше за семейным столом я с бабушкой сидели, топили за Путина, а остальная семья говорит, что он вор и убийца, всю страну пустил под откос, то к 2019 году в Новый год на стороне Путина осталась только моя бабушка. Все остальные в моей семье его просто ненавидят.
– Но при этом из армии вы не увольнялись.
– Я еще до февральских событий решил не продлевать контракт. Три года пытался перевестись на военного переводчика, либо в дипакадемию поступить на военного атташе. Хотелось сначала такую карьеру сделать. И за три года попыток ничего не получилось, меня никуда не отправили, потому что нет нужных связей.
Тогда решил, что контракт закончится, секретка закончится, я спокойно уволюсь, сделаю загранник, студенческую визу и еду учиться за границу. Выучу второй язык и дальше с двумя языками, с высшим образованием, найду, чем заняться.
Все пошло, мягко говоря, не по плану. У нас отобрали право на жизнь, просто загнали в угол.
– До своего самострела вы три месяца воевали в Украине и, как я понимаю, делали то, что делают все солдаты на войне, – убивали противников…
– На войне ты в первую очередь думаешь о том, чтобы выжить. В таких обстоятельствах, когда ты видишь условного противника и даже если понимаешь, что на самом деле он не нападал, он вынужден защищаться, он опасен лично для тебя. Ты должен убивать, стрелять, потому что хочется жить. Единственное, за что мы там воевали, – за свою жизнь.
У войны два пути – либо смерть, либо плен. После плена возвращение на родину, и опять либо армия, либо тюрьма. Армия, война, смерть, плен, из плена вернулся, опять армия, война. Куда деваться?
– Есть мнение, что скоро будет вторая волна мобилизации и масштабное наступление. Как вы думаете, это изменит положение дел на фронте?
– Если российской армии дать хоть миллиард превосходных солдат, просто головорезов, настоящих Рэмбо и самое передовое вооружение, которое даже НАТО не снилось, эту войну нам не выиграть – у нее цели нет.
Ты никогда не выиграешь войну, у которой нет цели. Помните начало войны? Путин заявляет: демилитаризация, денацификация. Какие-то абстрактные слова. Всех украинцев, что ли, собрать и тестировать на нацизм и милитаризм? Забрать все оружие, распустить всю армию? А как тестить на нацистов, каким образом? Или вот не прошел ты условный тест, тебя в тюрьму или что?
Даже если бы поставили марионетку во главе украинского правительства – мы туда зашли, но придется же выйти, и что поменяется? Ничего бы не поменялось, народ останется прежний. Прошли бы внутренние выборы, опять бы убрали эту марионетку.
Я не пойму смысл этой войны. Вернее, как только мы туда [в Украину] зашли и поняли, что началась война, мы поняли, что “идем делать рейтинги президенту”. Повторение событий 2014 года. Холодильник побеждает телевизор, протесты усилились. Опять понадобился народ, опьяненный победой.
Да, Путин боится. В Беларуси были протесты, в Казахстане были протесты, в России начались протесты, особенно массовые из-за отравления и ареста Навального. Постсоветское пространство устало от диктаторов.
Он боится, хочет сохранить свою жизнь, а нормальным путем, путем реформ, он этого сделать не может. У Путина были бы рейтинги, если пенсионеры, бюджетники, учителя, врачи по сто тысяч начали бы получать, дороги были бы хорошие, суды справедливые, уровень жизни высокий. Но добиться этого он не может, а развязать войну может. Он хотел, чтобы Зеленский сказал: “Мы проиграли, Россия победила”. Но Украина сдаваться точно не будет. И сейчас с каждым днем он просто заколачивает по гвоздю в свой гроб. Мы с ребятами еще там [в Украине] шутили, что мы воюем здесь за свободу России. Парадокс. Чем больше нас там погибнет, тем больше россиян проснется.
Чем больше будет семей, в которых будет убитый ребенок, сын, муж, брат, тем больше россиян очнется. Эта война – начало конца этого режима. Не факт, что следующий режим будет лучше, конечно, но это начало конца. Чудовищной ценой, сотнями тысяч убитых, погибших людей, уничтоженными городами. Сейчас все, что происходит в России, – это повторение истории фашистской Германии.
– Тогда все закончилось для Германии поражением в войне и оккупацией войсками союзников.
– Да по фигу. Я бы лучше всей Россией вошел бы в состав Швейцарии, чем так, – говорит собеседник Сибирь.Реалии.
Волонтёры и сотрудники антивоенного проекта “Идите лесом” с момента объявления “частичной мобилизации” помогли избежать ее более чем 3 тысячам человек.
– С первых дней мобилизации мы делаем все, чтобы помочь людям уклониться от призыва, легально или нелегально покинуть страну, найти убежище и многое другое. Лишь бы как можно меньше людей нажали на курок. Пять тысяч человек уже получили помощь, юридическую или психологическую, – говорит представитель “Идите лесом” Иван Чувиляев. – Люди пишут нам в телеграм, а далее наши консультанты отвечают на вопросы, помогают найти убежище, переводят через границы, в том числе помогают финансово. Важно, что обращаться продолжают регулярно, число обращений выросло с момента конца мобилизации, и сложность самих кейсов пропорционально увеличилась. Поначалу были просто консультации, писали те, кого поймали и отправили на мобилизационный пункт. Потом стали писать военнослужащие, родственники тех, кто уже на фронте, вагнеровцы и их родня.
Источник: «Сибирь.Реалии»
