Как живут и почему остаются люди в городе, который восемь месяцев был в оккупации, а теперь ежедневно обстреливается российскими войсками
В ноябре 2022 года украинская армия освободила город. Местные жители праздновали долгожданную победу: доставали спрятанные сине-желтые флаги и выносили их на улицы города. Но после того как российские войска были выбиты на левый берег Днепра, который разделяет Херсонскую область, «вторая армия мира» начала обстреливать мирное население Херсона из артиллерии. Не имея достаточно времени избавиться от воспоминаний об оккупации, — жители Херсона очутились прямо перед линией фронта.
Будничность
— Вам не страшно туда ехать? — спрашивает меня украинский военный.
— Страшно, — отвечаю.
— То есть риск оправданый?
— Там до сих пор живут люди.
Наш диалог с бойцом Вооруженных сил Украины проходит в районе Херсона, недалеко от Днепра. На днях местные рассказывали, что россияне часто его обстреливают, но люди продолжают там жить.
Жизнь здесь на самом деле есть. Но она довольно тихая. У всех есть словно заранее продуманные маршруты. Вот девочка, которая идет с большим пакетом, чтобы купить отцу сигареты. Неподалеку у женщины с собакой свои важные дела на улице, где только она и еще несколько мужчин говорят о машинах.
Всех прохожих видит Вика, 29-летняя продавщица в одном из киосков.
— Каждый день здесь еще ходит один папа с дочерью. Покупает себе кофе, а дочери — шоколадку и печенье. Они утром выходят, минут 5–7 походят, и все, больше их не видно, — рассказывает женщина.
После освобождения Херсона россияне начали его обстреливать, и Вика с семьей выехали из города. Но на новом месте трудно найти работу, к тому же у женщины старенький дедушка, которому недавно сделали операцию, ему сейчас нельзя передвигаться. Поэтому она с детьми вернулись.
— Дочь знает, что во время взрывов надо бежать в коридор. А старший, когда на улице и слышит, как что-то летит, ищет яму, закрывает голову руками, открывает рот и лежит. Однажды мы вышли с ними на улицу, хотели съездить к бабушке, но полетели мины. Одна прилетела, и такой свист «У-у-у-у-у-у…» Бабах сильный был. Мы побежали в подъезд, у нас там подвал. Потом второй взрыв.
Из-за постоянных обстрелов эвакуация гражданского населения в Херсоне не прекращается. Люди могут выехать как благодаря местной власти, которая организовывает автобусы на Одессу, Киев и Винницу, так и с помощью волонтерских организаций. Кто-то, дождавшись желанной свободы, — оставляет родной город, у кого-то, как у Вики, есть свои причины здесь остаться, чтобы присматривать за старенькими родственниками например. Но как же дети?..
— Мне один кофе, — перебивает наш разговор и мой немой вопрос мужчина.
— Растворимый? — переспрашивает женщина.
— Да.
В то же время я слышу очень громкий звук. Он идет с неба и рассеивается по улице. Это точно не выстрелы артиллерии, потому что слишком долго. Не самолет, потому что очень близко. Возможно, дрон. Но что бы это ни было, на этот звук, как и во всех прифронтовых городах, мало кто реагирует. Я иду дальше и не могу заглушить мысль о детях, до сих пор живущих здесь… Как государство должно здесь действовать? Чем помогать взрослым, чтобы они ни при каких обстоятельствах не рисковали жизнями детей? Все это вопросы, на которые немедленно надо искать ответы.
«Моя кровать была — две картонки и мешок»
У Виктории хороший красный маникюр. Он яркий и выбивается в зимней серости пейзажей. Но на одном из пальцев у женщины нет ногтя. Она его вырвала, когда ей связывали руки, а по телу пускали ток. От боли женщина очень сильно сжала ладони, и ноготь вывернулся в другую сторону.
— Мне тогда подсоединили провода к большим пальцам на руках. А это уже почти два месяца прошло, как меня задержали, поэтому ногти отросли, — объясняет Виктория.
До войны женщина работала в салоне, где ремонтировали машины. Виктория любит фотографировать, поэтому занималась наполнением социальных сетей для предприятия. С началом оккупации Херсона — стала выходить на митинги. Когда проводить демонстрации стало опасно — начала волонтерить. Виктория закупала продукты питания и фасовала их, чтобы потом раздавать людям.
— У нас был местный телеграм-канал с новостями. Если в городе где-то прилетало, — я фотографировала и отправляла туда фото. Обычно потом их удаляла. В тот день, когда меня задержали, я приехала к подруге, чтобы рассортировать продукты. Слышу какой-то звук. Потом моя знакомая говорит: «Это россияне». Они ворвались в ее в квартиру с обыском.
После обыска российские военные стали допрашивать Викторию и ее подругу, пытались понять, почему они помогают людям и откуда у девушек деньги на покупку продуктов. Потом поехали к Виктории, где нашли вышивки со знаком ВСУ и несколько открыток с проукраинскими надписями. После этого женщину, ее подругу и еще одного их знакомого повезли в неизвестном направлении и поместили в разные камеры. Только со временем она поймет, что это был центр города, а помещение, где их удерживали, — одно из административных зданий.
— Я была шокирована, когда узнала, что была в центре тогда. Что нас в центре удерживали. Я не ожидала, что это центр. Здесь детская площадка, там кофейня, а здесь я в 10 утра кричала. Кричала от боли пыток так, как никогда в жизни. Значит, мимо меня проходили люди на улице.
Виктория не понимает, почему именно ее похитили. Во время допросов, которые россияне проводили с применением тока, у нее спрашивали, зачем она делала фотографии, найденные в ее телефоне. Там, в частности, были фото Антоновского моста и одно видео, где на фоне заката солнца видно российскую военную технику.
Кроме тока, который пропускали через тело Виктории, ее били и не давали возможности помыться.
— Я тогда впервые заплакала, когда у меня началась менструация. Я попросила женские гигиеничные прокладки. Их не принесли, и мне пришлось порвать свою футболку, чтобы сделать что-то похоже на прокладки. И я лежу на этом бетоне (моя кровать была — две картонки и мешок), как собака, и мне просто… я в нормальной жизни пользуюсь Chanel, у меня есть машина и работа. Но пришли эти уроды. Я же не попросила капучино и круассан, а прокладки, у них же у всех есть мамы и бабушки. Они принесли их через неделю, когда уже были не нужны, — вспоминает Виктория.
В конце октября Викторию и других людей, которые были с ней в плену в здании в центре Херсона, вывезли за 20 километров от города. Когда россияне отпускали людей, велели им лечь на землю, закрыть глаза и считать до 100, а потом ехать в сторону Николаева. Но женщине удалось остановить машину, водитель которой помог ей добраться до Херсона, и она в спортивных штанах и домашних тапках вернулась по холодному городу домой.
Врач из Киселевки
В маленьком селе Киселевка, почти возле самого Херсона, семейный врач Александр Дудик уже собирался выходить на пенсию. Мечтал начать рыбачить. 28 февраля его календарь на рабочем столе замер, потому что, когда россияне зашли в село, он перенес больницу к себе домой, чтобы меньше с ними контактировать.
— Мы все попрятали. Разобрали компьютерную технику, разнесли по домам или забросали мусором. Машину сохранили. Я запретил водителю выезжать, машина Opel, аккумулятор сел, колеса спустились, — рассказывает Дудик.
Летом местом для домашней больницы Александра Дудика служила беседка, там и принимал пациентов. Когда было холодно или шел дождь — переходил в детскую комнату своего дома, где на диване и столе раскладывал все препараты, их он получал в соседнем районе. На учете у Дудика стояли инсулинозависимые, поэтому нужно было лекарство. Их в коробках привозили домой. Жена Александра — медсестра в той же больнице, поэтому супруги работали дома вдвоем.
— Я ежедневно утром выходил на улицу и слушал, может, где-то наши идут. Потом однажды мне сказали, что наши в селе флаг повесили. Я подумал, что это такие же, как я, ну, из села нашего. Потом говорят, что солдаты наши. Как солдаты? Я и заплакал.
Александр Дудик говорит, что не считает себя героем. «Герои на востоке, — повторяет он, вспоминая о новостях, в которых пишут о боях в городе Бахмут на Донетчине. — Я такой, как все». Но у мужчины была возможность больше никогда не возвращаться в больницу. Он мог просто туда не приходить и из-за своего возраста, и потому, что не хотел видеться с россиянами, которые к нему все же приезжали, поскольку в соседнем селе женщина сломала ногу, а «скорая» не ехала. Но он разложил медикаменты на мебели своего дома и организовал консультации у себя во дворе, потому что, кроме него, этого бы никто не сделал. И он это понимал.
…Когда россияне не могут удержать какой-то украинский город, то, оставив его, начинают свои жалкие обстрелы. Они просто убивают гражданских, которые смогли верой и своими силами дождаться свободы. Как в Херсоне.
Источник: Татьяна Безрук, «Зеркало недели»
