В России находятся около двух тысяч украинских гражданских пленных. Многие из них с начала войны содержатся в СИЗО и колониях без связи с внешним миром и надежды на скорое освобождение. Такое обращение с пленными противоречит нормам Женевских конвенций. Зачем Россия берет в плен гражданских лиц и что с ними происходит в заключении – в материале Русской службы Би-би-си.
“Прощайтесь”: как гражданские попадают в плен
18 марта 2022 года во двор к Наталье Кулаковской и ее мужу Евгению Гурьянову въехала российская военная техника. Их семья жила в Буче Киевской области. “Мы смотрим, что на БТР просто пытаются к нам въехать в забор. Муж побежал и навстречу начал кричать: “Не ломайте, мы вам откроем”. Но они показали жестом – уйди отсюда, и все равно ехали прямиком на забор”, – рассказывает Наталья.
Российские военные поставили Наталью к забору и навели на нее оружие. Евгения отвели в сторону, что-то ему сказали, показывая на Наталью, после чего ее муж стал “много говорить”. “Я так понимаю, что ему пригрозили, если он будет молчать, не будет что-то рассказывать, то что-то со мной сделают”, – вспоминает Кулаковская.
После этого Наталью увели, а российские военные с Евгением отправились обыскивать их дом. Наталья рассказывает, что в это время россияне говорили ей, что “она продалась американцам за еду, что в Украине избивают стариков на 9 мая и как хорошо было жить в СССР”. Когда Наталья возразила, один из военных сказал ей лучше учить историю.
Через какое-то время Наталью снова привели к ее дому. Ее муж стоял на коленях под прицелом, а российские военные выносили из их дома технику и вещи. Один из солдат сказал Наталье: “Прощайтесь”.
“Мы все остолбенели. Я опустилась на колени, обняла его, он был холодный, – говорит она. – Никто не мог ничего говорить при этом. Это происходило как будто не с нами. Я его обняла, прикоснулась, и нам сказали: “Все”.
О том, что ее муж жив, Наталья узнала только в августе. Через российских и украинских правозащитников ей удалось добиться ответа от российских властей о том, что Евгений находится в российском плену в статусе “задержанного за противодействие специальной военной операции”, но где именно – не сказали. Другие украинские пленные, вернувшиеся в Украину, рассказали, что Евгений может содержаться в СИЗО-2 Брянской области. Однако в самом СИЗО заявили, что “спецконтингент не держат” (ответ ФСИН есть в распоряжении редакции).
Наталья полагает, что вместе с ее мужем в брянском СИЗО находится и муж ее родной сестры Сергей Любич, который тоже попал в плен. Семья Любича жила в Гостомеле прямо рядом с военным аэродромом, и когда его начали бомбить, они перебрались к семье Натальи в Бучу. В Гостомеле в начале войны у многих людей не было света, газа и воды, и 7 марта Сергей повез воду для своих знакомых.
Что с ним стало, родственники выяснили только после отхода российских войск в апреле, когда начали ездить по Киевской области в поисках родных. Очевидцы рассказали Наталье и ее сестре, что машину Сергея остановили российские военные, накинули ему мешок на голову и отвезли в военную часть на том самом аэродроме. Когда российских военных вынудили отступить из-под Киева, они забирали с собой и пленных.
Почему мужчин забрали в плен, Наталья не знает. Она предполагает, что российским военным могли не понравится зеленые спальники, которые они нашли в подвале их дома. “Они [российские военные] зеленый цвет определяли, что это от теробороны. Если зеленый цвет, то, значит, военное”, – говорит женщина. Также она вспоминает, что военные попросили ее мужа показать руки: “Он 20 лет механиком работает, у него руки практически никогда не отмывались, он с дизельным топливом работает. И когда у мужчин проверяли руки, а они черные, значит, с порохом связано”.
Муж же ее сестры Сергей мог не понравится российским военным своим телосложением, говорит Наталья: “[Его забрали], может, потому, что он большой мужчина, такой рослый с широкими плечами”.
По такой же причине в марте в российский плен попал студент Харьковского университета Никита Шкрябин. “Приехали российские солдаты, выстроили всех студентов, посмотрели: кто-то хорош ростом и спортивный, наверное, может ружье в руки взять, давай-ка тебя увезем”, – описывает логику задержаний российский адвокат Шкрябина Леонид Соловьев. Он с лета не может добиться доступа к своему подзащитному: министерство обороны России не разглашает, где именно содержит пленных. Соловьев только предполагает, что Шкрябин находится в Ростовской области, но связаться с ним российские власти не позволяют.
“Диверсионная группа под прикрытием детей”: как забирают с оккупированных территорий
Мужа Марии Волковой из Херсона забрали сотрудники ФСБ на админгранице с аннексированным Крымом 21 апреля. Они собирались выехать из Украины в Грузию – через территорию России на заказном автобусе. На пропускном пункте в Армянске мужа Марии Ивана Козлова увели на допрос пограничники, Мария ждала его, но спустя несколько часов ей сказали: “Езжайте, муж вас догонит”. Тогда она видела его в последний раз.
Мария с вещами и двумя детьми – год и пять лет – еще ночь добиралась до Грузии. На границе отколовшейся от Грузии Абхазии ее задержали российские пограничники. “Начали нас там возить по своим конторам, допрашивать. Мы провели там полтора суток, ночевали в полиции”, – рассказывает она. Сотрудники детально расспрашивали о биографии Марии и мужа, забрали всю технику и документы на детей – уйти и отказаться от допросов она просто не могла .
“У них было подозрение, что это под прикрытием детей диверсионная группа здесь. И что мы хотим диверсию устроить”, – предполагает она.
Муж Марии Иван работает в сфере IT и с войной никак не был связан. Однако спустя полторы недели после того, как семья уехала из оккупированного Херсона, в их квартире провели обыск и вынесли жесткий диск, узнала Мария от знакомых. Только спустя несколько месяцев она узнала, что ее муж находится в СИЗО в Симферополе (административном центре аннексированного Россией Крыма).
За мужем Дианы Хоцевич из Мариуполя 10 апреля целенаправленно пришли бойцы вооруженных формирований самопровозглашенной ДНР. “Просто приехали и забрали. Сказали, разберутся и отпустят”, – говорит она. Муж Дианы Сергей – бывший военный, но в последние годы работал на заводе.
Хоцевич говорит, что знает работницу местной социальной службы, которая “сдала” Сергея. “Женщина одна с поселка, которая выдает справки и вот это все, у нее сыновья служат в ДНР. И именно ее сын пришел [за Сергеем]”, – утверждает Диана. Ее муж с тех пор находится в колонии под Донецком.
“Задержанный за противодействие СВО”: неопределенный статус пленного в России
По данным украинского Центра гражданских свобод (ЦГС), в России и на оккупированных территориях находятся около двух тысяч украинских гражданских пленных. Сам центр пофамильно знает об около 800 гражданских пленных. Чаще всего правозащитникам о задержании человека сообщают его родственники, которые начинают поиски. Но иногда о попавших в плен становится известно от очевидцев задержания или от других украинцев, которые возвращаются из плена и рассказывают, с кем они сидели в камерах.
При этом Россия не делит пленных на гражданских и военных: и те, и те для российских органов считаются “задержанными за противодействие СВО”, говорят сотрудник ЦГС Михаил Савва и адвокат Леонид Соловьев. “У минобороны только одна четкая позиция, что войны нет, а, значит, и военнопленных нет, соответственно это просто задержанные люди”, – говорит адвокат.
Более того, Россия не считает задержанных украинцев даже пленными, говорит Соловьев: “Они не называют их пленными, потому что не идет никакой войны. Просто проводятся мероприятия. А что это такое – это в нынешней ситуации излишний вопрос”.
При этом в своих официальных ответах на запросы министерство обороны пишет, что “задержанные содержатся в соответствии с требованиями Женевской конвенции о военнопленных” (документ есть в распоряжении Би-би-си).
То, что Россия называет гражданских украинцев задержанными, а не пленными, дает ей право удерживать их до конца войны, что как раз является нарушением Женевской конвенции, говорит украинский правозащитник Михаил Савва.
“Да, держава-оккупант может задержать гражданского, если она его в чем-то подозревает. Но как только исчезли причины, которые вызвали задержание, то этого человека должны немедленно освободить без всяких обменов. Он не военнопленный. А Россия их не освобождает”, – говорит он.
По словам Саввы, около половины гражданских пленных были задержаны в Киевской Черниговской, Сумской и Харьковской областях Украины. Но эти территории больше не находятся под российской оккупацией, и следовательно, больше не должно быть оснований удерживать пленных оттуда. Но их не отпускают. По словам правозащитника, освобожденных гражданских – единицы.
Гражданские формально не подлежат обмену военнопленными. При этом Россия готова обменивать гражданских пленных на военных, но Украина отказывается это делать. Такой обмен очень выгоден России, считает Савва, но представляет большую опасность для гражданского населения Украины: российская армия может захватить в плен сотни обычных украинцев, чтобы затем просто обменивать их на своих военных.
Поэтому гражданских лиц нельзя обменивать, их нужно просто отпускать, говорит Михаил Савва. Бывают случаи, когда Россия просто отпускает несколько гражданских во время обмена военными. Но при этом никакой системы, при которой гражданских могли бы отдавать во время обмена – нет, говорит он.
“У нас их нет”: что происходит с теми, кто попадает на территорию России?
Судьба задержанных гражданских украинцев зависит от того, на какой территории они попали в плен. Задержанные на территории самопровозглашенных ДНР и ЛНР, скорее всего, остаются в заключении в непризнанных республиках. А вот с территорий, оккупированных после 24 февраля 2022 года, людей чаще всего вывозят в СИЗО и колонии на территории России.
Главная проблема, с которой сталкиваются правозащитники и адвокаты – российские органы очень редко раскрывают, где именно содержится конкретный человек и не предоставляют с ним никакой связи. В своих ответах родственникам пленных (есть в распоряжении Би-би-си) министерство обороны России говорит, что связаться с пленными можно через Международный красный крест, но в действительности письма доходят до адресатов очень редко.
Российский правозащитник Роман Киселев, который помогает украинцам искать своих родственников, говорит, что украинские пленные выведены из системы ФСИН и, соответственно, лишены даже тех прав, что есть у обычных заключенных.
“Ездили правозащитные адвокаты, пытались добиваться доступа, а им говорили: “У нас их нет”. Как мы понимаем, пленные находятся в ведении военной полиции. Это выделенный спецблок под пленных, чтобы их никто не видел и не слышал”, – рассказывает Киселев.
По его словам, пленные могут быть лишены положенных прогулок, передачек, доступа к магазину и тюремному досугу. “Это существенная проблема. Обычные зэки и подследственные могут хотя бы читать. У них есть библиотека, им можно передать что-то, письма приходят. Эти же люди не получают ни писем, ни книг, ничего вообще”, – рассказывает правозащитник.
Украинских пленных также периодически перевозят из одного учреждения ФСИН в другое; с какой целью – не ясно.
Так, Мария Волкова узнала, что после задержания на границе с Крымом ее муж Иван находился в СИЗО-1 в Симферополе. Ее мама несколько месяцев провела в этом городе в попытках связаться с зятем. “Она ходила туда и просила о свидании, или о передачке, или о письме хотя бы. Все нельзя – под разными отговорками даже ближайшим родственникам при предъявлении всех документов, – рассказывает Мария. – Я написала обычное письмо от руки, отправила по почте, но это же Богу известно, передали ему или нет”.
По словам Марии, сначала в СИЗО ее матери говорили, что Иван действительно там, но содержится на карантине. Затем сотрудники СИЗО перестали вообще говорить о нем хоть что-то. В октябре, спустя полгода после задержания, Мария получила от российских властей ответ о том, что Ивана перевели из первого симферопольского СИЗО во второе.
Наталья Кулаковская из Бучи в августе получила от своего мужа Евгения записку: “Жив. Здоров. Все в порядке”. Даты на ней не было. Наталья полагает, что ее муж написал эту записку еще в начале своего задержания, так как все время, что он находится в плену, никакой связи с ним нет.
“Мы не знаем, что внутри”: что происходит с задержанными в самопровозглашенной ДНР?
Если человека задержали на территории самопровозглашенных ЛНР и ДНР, то он остается под контролем этих “республик”, рассказывает Роман Киселев. “В ДНР есть специальные юридические нормы для пленных, которые позволяют задерживать человека до 30 дней, но в реальности людей держат сильно дольше”, – говорит правозащитник.
После этого на человека могут завести уголовное дело и избрать статус пленного, который закреплен в законодательстве самопровозглашенной республики. Проблема с законами в ДНР в том, что многие из них не опубликованы, и сторонним людям ознакомиться с ними нет возможности. “Есть постановление государственного комитета обороны ДНР, оно предусматривает статус пленного. Но закон не опубликован. Мы не знаем, что внутри. Мы только понимаем, что есть правовой статус пленного, он выдается каким-то людям и сроком на 10 лет”, – говорит Киселев. Деталей о том, что значит этот статус, как его снимать и обжаловать – нет.
При этом власти самопровозглашенной ДНР делятся с родственниками информацией о том, где находятся пленные и даже дают возможность переписки. О ситуации с пленными в самопровозглашенной ЛНР правозащитникам ничего не известно.
Муж Дианы Хоцевич Сергей из Мариуполя находится в колонии под Донецком, с июля от него приходят редкие письма. “Про условия, сами понимаете, он ничего не напишет, но писал, что живой, здоровый. В плане питания и болезней – я не знаю, много он не пишет”, – рассказывает она. По ее информации, мужу разрешены прогулки и душ раз в неделю.
После задержания на ее мужа завели уголовные дела по трем статьям уголовного кодекса ДНР – о планировании и ведении агрессивной войны, терроризме и насильственном захвате власти. Однако спустя несколько месяцев уголовные обвинения были сняты и Сергея перевели из СИЗО в колонию.
“Где легче закон не соблюдать, там не соблюдают”: внеправовой режим
Правозащитник Киселев говорит, что в обоих случаях – и для пленных в России и для пленных в самопровозглашенной ДНР – возникают юридические трудности.
Пленные, которые содержатся на территории России, формально обладают статусом “задержанных за противодействие СВО”, но никакими российскими законами такой статус не предусмотрен. “Все государственные органы пытаются различным образом уходить от вопроса, соответствует ли этот статус законодательству. И генпрокуратура, и военная прокуратура и уполномоченные по правам человека – все различным образом пытаются не дать объяснения, что это такое”, – говорит Киселев.
Пленных украинцев могут держать в заключении на основе судебного решения, и здесь нет никаких ограничений по срокам, подтверждает адвокат Леонид Соловьев. “Это безвременье абсолютно, – говорит он. – Здесь действует внеправовой режим. Логика такая, что где легче закон не соблюдать, там его соблюдать и не будут”.
С пленными в ДНР возникает другая юридическая коллизия: в логике российского права это уже не самопровозглашенная республика, а регион России, поэтому и законы там должны быть российскими. Тем не менее, там во многом продолжают действовать прежние законы, говорит Роман Киселев.
“Статус пленного в ДНР не очень сочетается с конституционными гарантиями России. Конституция России черным по белому говорит, как допускаются ограничения фундаментальных прав человека – они должны быть предусмотрены федеральными законами. А федерального закона нет никакого. Есть только какой-то региональный, так еще и не опубликованный”, – объясняет правозащитник.
Но ни один из двух статусов – ни “задержанный за противодействие СВО”, ни “пленный” в ДНР – не соответствуют ни Конституции России, ни международным стандартам. Например, четвертая Женевская конвенция требует проводить различие между гражданским населением и комбатантами, чего не делается в случае плена. Также конвенция наделяет пленных правом переписки и обращения в суд, что тоже не соблюдается.
“Нынешний кадровый состав российского режима настолько слаб, настолько непрофессионален, что они ошибаются [с формулировками] буквально на каждом шагу. И в данном случае то, что они делают с гражданскими украинцами каждый день, каждую минуту – они грубо подставляются, нарушая международные гуманитарные права”, – говорит украинский правозащитник Михаил Савва.
“Целенаправленно приходили домой”: кто интересовал российских военных
Были две волны массовых задержаний украинских гражданских лиц: в марте-апреле, когда российская армия находилась в центральных областях Украины, а затем в августе-сентябре – перед “референдумами” в Донецкой, Луганской, Херсонской и Запорожской областях.
Тогда оккупационные власти формировали избирательные комиссии и хотели привлечь к этой работе местных депутатов, журналистов, преподавателей, говорит правозащитник Савва. Тех, кто отказывался принимать участие в оккупационных мероприятиях, задерживали.
По данным украинского Центра гражданских свобод, больше половины украинских пленных были задержаны у себя дома. То есть это люди, к которым россияне приходили целенаправленно. “Оккупанты добирались до списков участников антитеррористической операции, до списков сотрудников полиции, депутатов местных представительных органов. Вот к этим людям они приходили”, – говорит Савва. Также были случаи, когда местных жителей сдавали российским военным их же соседи или знакомые.
Сразу привлекали внимание оккупационных властей и люди, известные в местных сообществах – депутаты и учителя.
Так полтора месяца в плену провел глава райсовета Мелитополя Сергей Прийма. 13 марта к нему в дом пришли с обыском, рассказывает его сын Влад. “Отцу сказали собрать вещи и пройти с ними. Мама спросила: “Куда вы его забираете?”, ей ответили: “Не волнуйтесь, мы хотим побеседовать и скоро его отпустим”. Отца вывели с мешком на голове и в наручниках, посадили в машину и отвезли в здание военкомата”, – говорит он.
После этого жена Сергея Приймы каждый день ходила в комендатуру, в военкомат, в полицию и оккупационную администрацию, чтобы узнать, где ее муж и что с ним. Полтора месяца семья Приймы никакого ответа не получала. Затем, в конце апреля, Прийму вечером привезли домой и три дня запретили говорить о том, что он освобожден.
По словам Влада Приймы, его отца задержали для того, чтобы он подписал документы об отставке и передаче должности. Он отказался. Влад Прийма рассказывает, что отца держали в подвальном помещении. “Первую неделю отец просидел на стуле в здании военкомата, руки и ноги связаны стяжками, на голове мешок, в день давали стакан воды. На седьмой день его перевели в комнату в подвале военкомата, в комнате был только стол, на котором отец спал. Кормили один раз в сутки или вообще не кормили по несколько дней”, – говорит он.
По словам Приймы, российские военные на допросах пытали его отца током и избивали. “Давали читать газету “Красная звезда”, там говорилось что Киев взяли войска РФ, Харьков окружен, ВСУ разбиты, Зеленский сбежал в Польшу, поэтому после освобождения у отца было неверное представление об обстановке”, – рассказывает Влад.
Наталья из Бучи говорит, что уже после деоккупации среди местных ходили слухи, что у российских военных были списки, по которым они задерживали людей. Но что это за списки и как они формировались, она не знает. По ее воспоминаниям, российские военные забирали многих мужчин – и старых, и молодых. Одного из местных жителей, по ее словам, отпустили почти сразу, но ему было 70 лет. А задержанному племяннику Натальи Владу Любичу было 20 лет.
Наталья рассказывает, что после того как его задержали, у него случилась паническая атака, он выпрыгнул из машины российских военных, и его расстреляли.
Она также видела, как задержанных мужчин сажали на российскую военную технику в гражданской одежде – видимо, для того, чтобы прикрываться от обстрелов.
“Давить для освобождения”: как пленные могут вернуться на родину
Спустя почти год после начала войны на территории России и оккупированных территориях содержатся несколько тысяч украинцев, которые не были военными, но попали в плен. Связи с ними в большинстве случаев нет. В декабре Международный комитет красного креста (МККК) отчитался о том, что посетил “ряд военнопленных” и передал от них записки родственникам. Однако в сообщении Красного креста не сказано, скольких пленных они посетили и где. Красный крест не ответил на запрос Русской службы Би-би-си о статистике посещений пленных.
По какому принципу российские власти дают доступ к каким-то пленным, правозащитники не знают, но говорят, что такие случаи крайне редки. “Я встречался с представителями Красного Креста, они говорят: “Понимаете, нам и так очень сложно работать в России. Если мы сейчас начнем какие то активные действия, нам ликвидируют и эти возможности небольшие, которые у нас есть”. Я их понимаю, но выполнять свои функции необходимо”, – говорит Михаил Савва.
Для того, чтобы сложилась какая-то система возвращения гражданских пленных, МККК должен в соответствии с Женевскими конвенциями инициировать назначение так называемых держав-покровительниц. Это страны, которые не принимают участие в войне, но следят за гарантиями соблюдения прав гражданского населения. МККК до сих пор не инициировал такое назначение, говорит Михаил Савва.
“Ситуация, по моей оценке, очень плохая, потому что даже те механизмы международного гуманитарного права, которые есть, их недостаточно, но даже они не выполняются. А война очень жестокая, очень кровавая”, – говорит он.
При этом Савва верит, что есть способы надавить на Россию и требовать освобождения украинских граждан. Он приводит в пример ситуацию, когда в первые месяцы войны в московском центре для содержания мигрантов в Сахарово удерживались более ста украинцев. Россия хотела их депортировать под предлогом разных административных правонарушений, но все пограничные переходы были закрыты из-за начавшейся войны.
Но правозащитники и иностранные политики с начала войны требовали от России освобождения этих людей. После этого из Сахарово отпустили почти всех, кроме десяти человек, подозреваемых в экстремизме, говорит Савва.
Правозащитники и в этом случае, по его словам, ведут “международную кампанию в самых разных формах” и стараются усилить давление на Россию.
“Скажем так, когда российские власти оказываются в тяжелой ситуации с точки зрения репутационных потерь, они вынуждены что-то делать”, – заключает Михаил Савва.
“Как ни прискорбно это признавать, но мы зависим от России, – констатирует Наталья из Бучи. – Сами-то мы не можем вилы взять, пойти на это СИЗО, чтобы освободить наших родных. Хотелось бы, конечно, чтобы можно было так сделать”, – вздыхает она.
Источник: Анастасия Голубева, BBC
