Наталья Зубаревич – специалист в области социально-экономического развития регионов, социальной и политической географии. В программе #вТРЕНДde она расскаказала о том, по кому, в России, в первую очередь, ударила война, что ждет пенсионеров и айтишников, и почему в рассуждениях о мобилизованных нужно убрать московский снобизм.
– Наталья, как год войны в Украине сказался на социально-экономической жизни россиян?
– Если мы берем крупногородское население, то первый фактор – это уехавшие. Цифры различаются, но суммарно за два периода – “весна” и “осень”, как минимум, 300 тысяч человек покинули страну. Это существенная потеря человеческого капитала. Если мы берем периферию, средние города – то там эту роль сыграла мобилизация. Если мы берем доходы населения, то спад не такой сильный.
Российское население привыкло терять доходы. И если уж на то пошло, мы до сих пор находимся на уровне доходов примерно 2012 года. 10 лет коту под хвост. Там, где люди беднее, им больше помогло государство. Пенсионерам на 10% индексировали пенсии. Минимальный размер оплаты труда подняли на 10%, а из него считаются все пособия. Повысили прожиточный минимум на 10%, а значит, больше людей смогут получать социальную помощь. С марта введены ежемесячные пособия для малоимущих семей с детьми от 6 до 17 лет. Но это – таргетированная помощь пенсионерам и низкодоходным группам населения. В этот кризис самый большой удар пришелся по образованным, городским, зарабатывающим. Им никто ничем помогать не собирается.
– Полмиллиона человек уехавших компетентных профессионалов – это много. Сейчас есть законодательные новации, которые указывают на то, что людям запретят работать дистанционно. Какое это будет иметь воздействие на российскую экономику?
– По оценкам главы Минцифры, уехали 10% айтишников. Это немаленькая доля. Их хотят вернуть. Но поскольку государство не умеет работать с помощью пряников, оно работает с помощью кнута. “Ах, вы уехали? Теперь у вас будет НДФЛ 30%, а не 13%. И более того, всем крупным IT-компаниям вменено правило запрещать удаленную работу за пределами страны”. Я не уверена в том, что пока сохраняются риски дальнейшей мобилизации, эти люди испугаются 30% НДФЛ. Скорее всего, они будут искать альтернативные виды заработка в тех странах, куда они уехали.
– У российских властей, по-вашему, есть какая-то стратегия, что дальше делать с просаживающимися кадрами в отраслях типа хай-тека?
– У меня нет ответа на ваш вопрос, потому что политика властей невероятно противоречива. Минцифры не хочет, чтобы вводились эти ограничения, а господин сенатор Клишас, который у нас выражает генеральную линию партии, продавливает эти ограничения. Результат мне непонятен. Но то, что хочется вернуть тех, кто нужен – да. А остальные – “идите лесом”.
– Хоть и призвали 300 тыс. человек, не видно большого недовольства. По-моему, мобилизацию вообще никто не заметил. Нет?
– Во-первых, это очень сильно ударило по рынку труда, потому что забирали в основном синих воротничков. И у нас есть отрасли, где доминирует мужская занятость. Это агросектор, стройка, транспорт, обрабатывающие отрасли, промышленность. Там проблемы с кадрами, некем заменить этих людей. Уже есть вопросы на стройке, сильнейший дефицит кадров в обрабатывающей промышленности, найти работников на оборонные предприятия, на вторую, третью смену очень сложно. Во-вторых, люди ушли, но не с гиканьем и свистом. Логика простая: люди зарабатывали немного, им пообещали существенно больше. Поэтому семьи, и так обвешанные кредитами, сказали, мол, хоть что-то заработает, будет полегче. В-третьих, цена человеческой жизни на перифериях существенно меньше. Увы, это факт.
– Почему?
– Люди бедны. 12% населения живет ниже уровня очень скромного российского прожиточного минимума. И еще 13% чуть выше этого уровня. Те деньги, которые им обещали, выглядят фантастическими. Люди обвешаны кредитами, живут от зарплаты до зарплаты. Далее, человеческий капитал на периферии, к сожалению, в России, при ее чудовищном неравенстве в доходах и образе жизни, гораздо хуже. И там отношение к смерти иное. Бог дал, Бог взял. Поэтому надо с большим пониманием относиться к тому, что когда люди бедны или очень бедны, у них другие представления о жизни. Надо убрать московский снобизм из этих объяснений.
– Но они идут не просто умирать, они идут убивать…
– Значительная часть населения России вполне удовлетворяется той пропагандой, которую она получает из российского телевизора. У людей бедных, как правило, не развита рефлексия и нет навыков причинно-следственного анализа. Поэтому не надо выставлять им большой гамбургский счет. Они живут сегодняшним днем. Это беда России, это проблема России. Но вы ни в чем не можете этих людей обвинять. Они выживают. Людей забрало государство, они подчинились государству. Моральных критериев при этом у большинства не возникает. Это другой срез ситуации.
У людей три выхода. Первый – это покорность. Они пошли, куда сказали. Это реакция большинства. Второй – протест. И таких сумасшедших становится все меньше, потому что существуют риски и последствия. И третий – избегание. Взяли руки в ноги и покинули пределы Российской Федерации. Крупногородское население выбрало избегание, уход от государства. А основная часть населения, не имея ресурсов, не имея понимания ситуации, выбрала покорность и пошла туда, куда сказало государство.
– Минобороны подняло возраст призыва с 18 лет до 21 года и, соответственно, сдвинуло его дальше до 30 лет. В чем здесь социальное моделирование будущей мобилизации?
– Это чистая демография, ничего личного. В возрасте под 30 лет гораздо больше численность населения. Потому что у нас сейчас демографический провал у молодых и трудоспособных. Далеко не все из этих людей служили. То есть, они могут быть привлечены в рамках призыва. Это люди уже взрослые и самостоятельные, а не мальчишки. Поэтому, с точки зрения этого ведомства, вы получаете дополнительный, более взрослый контингент. К чему это в итоге приведет, я затрудняюсь сказать. Но предположу, что из крупных городов будет отток.
– Есть ли какой-то уровень жертв, при котором люди начнут беспокоиться? Когда настроения могут измениться даже в этой бедной покорной России?
– Я совсем не социолог, но прекрасно понимаю, что достаточно щедрые выплаты за погибших и раненых успокаивают семьи. Огромные льготы для их детей при поступлении в вузы – тоже бонус. И людям говорят, что их дети погибли за родину. Все это вместе пока работает как анестезия для значительной части населения.
– Что региональные власти будут делать, когда начнут понимать, что у них реальный дефицит кадров, что проседают налоги? Будут ходить в Москву и просить дать еще нефтяных денег?
– Ситуация намного сложнее. Доходы бюджетов регионов за январь-октябрь выросли на 15%. Пока до последнего шли повышенные поступления налога на прибыль, федеральные трансферты выросли на 11%. Регионы не бросают. Идет выполнение нацпроектов. В бюджетах субъектов РФ, за редким исключением, ничего катастрофического не происходит. Пока накапливаются проблемы, в первую очередь, в федеральном бюджете. Но у него есть откуда брать деньги.
– Правильно ли я понимаю, что Россия, даже находясь под санкциями, ведущая боевые действия, но продающая в таких объемах нефть, газ и другие полезные ископаемые, все равно будет долгое время иметь деньги для поддержания социальной стабильности?
– 2022 год был особенным. За январь-май 2022 года российский федеральный бюджет получил нефтегазовых доходов в 2,6 раза больше, чем годом раньше. Высоченные цены. В октябре экспортировали и добывали больше, чем год назад. Все это дало огромную денежную подушку для федерального бюджета. Понятно, что это вечно продолжаться не может.
2023 год реально будет гораздо более проблемным для федерального бюджета. Но у него есть ресурсы. Принято законодательство о повышении налогов, акцизов, пошлин на НДПИ по всем экспортным отраслям. И это даст почти полтора триллиона рублей дополнительных доходов в федеральный бюджет. Уже в этом году распечатали Фонд национального благосостояния. Дальше идут внутренние заимствования. В следующем году они увеличатся. Такого доходного счастья не будет. Но возможности перекрыть дефицит бюджета у федеральных властей есть, и они, конечно, ими воспользуются.
И поэтому я не вижу возможности изменить расходную политику российских властей. В России два базовых вида расходов – все, что связано с обороной, и все, что связано с социальными выплатами. Ну, а то, что сократят, как обычно, расходы федерального бюджета на образование, здравоохранение, культуру и на национальную экономику. Уже который кризис мы это наблюдаем.
– В случае новой мобилизации остались ли еще экономические возможности на эмиграцию у каких-то слоев населения или они уже исчерпаны?
– Зачем объявлять новую мобилизацию, когда можно потихонечку выдергивать нужных вам по военно-учетным специальностям людей? Негромко, аккуратно, понемногу. Власть тоже умнеет.
– Выехали практически все, кто мог себе это позволить финансово, логистически и так далее. Или еще резервы отъезда остались?
– Большинство уехало. Пока не понимаю, что будет с айтишниками, которые остались. Но понятно, что те, кто работают с какой-то секретностью, никуда уехать не могут. Если бронь, и они рассчитывают, что она будет работать, то они тоже останутся. Но вот стаю перелетных птиц уже в основном спугнули.
Источник: Константин Эггерт, Deutsche Welle
