Вечером в понедельник, 9 января, в Донецкой области Украины начался новый штурм города Соледар, сообщила замминистра обороны Украины Анна Маляр. “Российские военные наступают буквально по трупам своих солдат, массированно применяют артиллерию, системы залпового огня и минометы, накрывая огнем даже собственных бойцов”, – говорится в ее сообщении. Активные попытки штурма города шли все последние дни, в том числе и в день так называемого рождественского перемирия, которое объявил Владимир Путин. В прокремлевских телеграм-каналах стала появляться информация о том, что Соледар якобы взят, но это не подтверждается. Судя по видео, которое публикуют бойцы ВСУ, бои за город продолжаются. В спальных районах ведутся перестрелки.
Соледар находится вблизи другого важного населенного пункта, Бахмута, который российские военные уже который месяц пытаются безуспешно захватить. Что известно о боях и потерях в городе и почему он так важен для российской и украинской армий – об этом в эфире Настоящего Времени мы спросили украинского военного эксперта Сергея Грабского.
— Какая сейчас обстановка возле Соледара и Бахмута?
— На сегодняшний день мы видим, что основные усилия противник сосредоточил именно на Соледаре, что говорит о том, что сил и средств у него явно недостаточно – и он таким отчаянным способом пытается решить вопрос занятия хотя бы Соледара, чтобы доложить о какой-то победе. Хотя уже несколько раз они сообщали о том, что Соледар находится под их контролем, отчаянные бои продолжаются. Украинские силы обороны не являются простыми статистами, туда перебрасываются дополнительные ресурсы для того, чтобы оказать сопротивление противнику и нанести ему поражение, в общем-то. Некоторые мои коллеги говорили, что есть острая необходимость отхода, – на сегодня такой необходимости нет. Украинские войска имеют возможность обороняться, украинские войска имеют возможность наносить удар.
Но ситуация исключительно сложная, потому что для тех, кто атакует, обратной дороги нет. Поэтому они с отчаянием обреченных пытаются прорваться, пытаются закрепиться где только могут. И нужно понимать, что, как и говорил [в интервью вашему телеканалу] Юрий Бутусов, невозможно сказать, где конкретно в данный момент идут бои. Я связывался с ребятами буквально час назад, ситуация очень сложная, они ведут бой.
— Вы сказали, что России важно доложить о победе. Только ли [в этом причина]? Если со стратегической точки зрения посмотреть, почему России так важно захватить Соледар, а Украине его отстоять? Что именно решается сейчас в боях за этот город?
— Здесь нужно принимать во внимание такое понятие, как фактор времени. Если полгода назад мы с вами говорили об угрозе “клещей” – направление с Изюма и направление потенциально с Бахмута по сходящимся, когда создавалась угроза окружения украинских войск в районе Лисичанска, Северодонецка, – тогда значение Бахмута и Соледара как части Бахмутского укрепрайона было значительно больше. На сегодняшний день речь идет уже, в общем-то, о таком престижном призе. Захватить уже что-нибудь, чтобы показать, что после череды таких серьезных поражений российской армии удалось занять хоть что-нибудь весомое, что-то больше, чем просто село. Насколько удастся это сделать, сказать очень сложно. Украинские войска сейчас выполняют задачу по изматыванию противника, наносят ему удары.
Но есть еще такое понятие, как военная целесообразность. С военной точки зрения, если опять проводить аналогии с Лисичанском и Северодонецком, даже если противнику удастся зайти в Соледар (в чем есть определенные сомнения и достаточно веские), его дальнейший наступательный порыв вряд ли будет возможен, и они просто остановятся. Поэтому говорить о том, что они таким образом выполнят задачу, которая была поставлена еще в апреле, а именно выход на административные границы Донецкой области, – [она] выполнена не будет. Они просто столкнутся с очередными узлами сопротивления украинской армии.
Но это если противник сумеет добиться чего-либо в Соледаре. Опять же повторю слова Юрия Бутусова: география и рельеф местности в Соледаре позволяет вести достаточно напряженные оборонительные бои. И общаясь со своими ребятами, я тоже задавал вопрос: а может, отойти? Они говорят: “В конце концов, сколько можно уже отходить? Это наша земля, и мы отходить не собираемся!” Поэтому можете себе представить, какое там напряжение боев на сегодняшний день присутствует.
— Мы с вами оба ссылаемся на Юрия Бутусова. У нас в эфире он рассказывал, что в Соледаре идут жесткие уличные бои. А что с точки зрения потерь эти уличные бои могут нести? В уличных боях потери выше?
— Да, безусловно. Почему я всегда подчеркивал, что самым неудобным, самым кровавым видом боевых действий являются именно эти уличные бои? Нужно понимать также, что штурмующие подразделения находятся в более невыгодном положении. Почему мы всегда старались избегать уличных боев – потому что противник, в данном случае украинские силы обороны, находится на укрепленных позициях. Они пристреляли все сектора, они пристреляли все направления. И поэтому каждый шаг противнику, а именно российским оккупантам, дается с очень большой кровью, – если они могут сделать такой шаг. Закрепившись в каком-то здании и не имея поддержки, они попадают под перекрестный огонь украинских сил обороны, которые их выбивают из здания. Этот проход, скажем так, на 100-200 метров в день, который вследствие отчаянных потерь удается иногда российским оккупантам, стоит просто колоссальных жертв. И, простите, они буквально идут по своим трупам – вот в чем сложность этих боевых действий.
С военной точки зрения такие потери нецелесообразны. Можно было бы уже отойти от города и обстреливать его дальше. Но здесь, видно, речь идет уже не о какой-то логике военных действий и здравом смысле, а идет речь о достижении каких-то именно политических целей. Потому что на месте Соледара практически уже ничего не осталось.
— Говоря о политических целях или даже, может, экономических: агентство Reuters писало, что для основателя “ЧВК Вагнера” важно захватить на Донбассе соляные шахты и гипсовые шахты – мол, личное обогащение для него превыше всего. Насколько это может соответствовать действительности? И что есть такого на территориях, за которые сейчас идут бои?
— Нужно понимать, что соляные шахты – это не только, допустим, добыча поваренной соли, это также и химические производства, связанные с этим. И эти химические производства являются достаточно уникальными. Например, даже производство реагентов для борьбы с обледенением дорог – это тоже Соледар и Бахмут. Шахты, в которых находится в том числе, простите, как бы не ко времени сейчас, но завод шампанских вин – это тоже достаточно уникальное предприятие. И другие объекты, включая военные, находятся в этой зоне. Поэтому с точки зрения именно самой локации – да, безусловно, это очень важный и такой, я бы сказал, лакомый кусочек для таких личностей, как Пригожин. Поэтому ничего удивительного нет, что он с таким отчаянием рвется к этим местам.
Но опять же, я об этом тоже неоднократно говорил, мы должны брать во внимание ту доходность, которую [Пригожин] получает от вовлечения новых и новых групп бывших заключенных в эту войну: затратность минимальна, а доход, который он получает с каждой, простите, головы достаточно высокий. Вся совокупность разных факторов и говорит о том, что это место является очень интересным, если можно так сказать. И противник отчаянно рвется [туда] для того, чтобы захватить это место.
Источник: Игорь Севрюгин, «Настоящее время»
