Кто не может связать двух слов,
Не взяв между ними ноту “ля”?
Это гопники, это гопники,
Они мешают нам жить!
Майк Науменко, “Гопники”
Военные действия России в Украине на протяжении уже почти десяти месяцев так и не всколыхнули граждан, живущих здесь, на акции протеста. Что, увы, было ожидаемо. Конечно, эти месяцы войны не могли не сказаться на обществе, началось его тихое расслоение. Значительный всплеск эмиграции, когда журналисты, в частности, покидали страну целыми коллективами, кто-то в Москве или Питере наклеил на свою машину Z, кто-то такие наклейки срывал или обливал краской. Затем новый виток эмиграции – в связи с мобилизацией и противоположный поток – на фронт.
Россия – империя восточного типа, хотя почему-то многие всё ещё считают, что мы европейцы. Но ведь все эти Зимние дворцы и Исаакиевские соборы – не более чем дворец Путина в Геленджике, который, кстати, тоже построил итальянец. Небольшая кучка западников не делает погоды в стране, кто смог – уехал, лругие затаились. Как восточная деспотия, Россия все свои колонии держала и пока кого-то продолжает держать при себе. Потому распад её тяжёл и мучителен. С другой стороны, в этом и её слабость: единого сплоченного государства из такого пирога не выйдет, а значит, рано или поздно произойдут окончательное расслоение и распад. Но ещё осталась опора, держащая то, что называется современной Россией. Вслед за Майком Науменко называю этот опорный слой гопниками.
Предводитель гопников, конечно, Владимир Путин. Песня группы “Зоопарк” с таким названием появилась в 1980-е, по прошествии многих лет неприятия, попыток перевоспитания плохих с точки зрения тогдашнего общественного мнения привычек, которые одним словом можно назвать “гопничество”. Услышать тогда мат на улице было редкостью, теперь же ценностные мамы разговаривают со своими малолетними детьми матюками. Стяжательство, жлобство, воровство, хамство, мелкое хулиганство, пьянство были далеко не нормой поведения, осуждались и порицались не только обществом, но и наказывались законом. Однако именно тогда и именно в Ленинграде появилось это понятие. Такой тип людей мог формироваться как советский продукт (говорим одно, а думаем другое), но ещё и с привнесением собственных родовых черт.
Вероятно, гопниками стали потомки тех, кто по призыву властей уезжал из деревень в крупные города на фабрики-заводы, где не хватало рабочих рук. То есть это были, говоря сегодняшним языком, внутренние трудовые мигранты. Но мигранты есть мигранты, кто на них обращает внимание, хотя в СССР потом им и квартиры давали? Принесли они с собой в город опыт жизни в деревне. А чем все занимаются в деревне – сельским хозяйством, когда все должны делать одно и то же в одно и то же время. Таким образом и сформировалась основная черта того советского народа и большей части нынешнего российского глубинного народа – быть как все.
Культурное окормление новых городских жителей было соответствующим их низовому положению в социальной иерархии, а им хотелось попробовать чего-то другого, получше. Но как быстро можно стать другим – а для выходца из деревни это означало более быстрое получение материальных благ? Люди потянулись в криминал, а криминал потянулся к ним. Причём это не обязательно был махровый бандитизм, а так, баловство по мелочи – то бензин нерасходованный слить, то буханку хлеба домой лишнюю принести или кусок ткани. В общем, учились крутиться-вертеться, тем самым загоняя себя в соответствующую психологическую атмосферу жизни на грани дозволенного. Так как большинство вокруг делало также, то вырваться из этого круга тем, кто привык поступать “как все”, оказалось крайне тяжело.
Жизнь относительно прошлых лет мало-помалу налаживалась, разные виды гопнического поведения осуждались и семьёй, и обществом. Об этом проза Юрия Трифонова, масса фильмов воспитательных, вспомнить хотя бы картину тогдашнего Никиты Михалкова “Родня”. Помните гопницу-тёщу, которая кулаком бьет своего зятя, как она быстро перехватывает разные словечки, типа “конь в пальто”? Типичное поведение сельского жителя в городе: он чувствует, что все их “городское” имеет лишь внешнее обрамление, а внутри все точно такие же, как он сам. В моём опыте тоже были родственники в 1980-е годы в Ленинграде, у них также было своё словечко, “чеканутые”. Они любили это слово употреблять, чувствуя, что для нас это что-то новое, а они вот знают. Одна моя дальняя родственница работала на телефонной станции и могла доставать дефицитные, как и всё остальное тогда, железнодорожные билеты. Казалось бы, какая связь здесь может быть? Оказывается, можно было позвонить в билетную кассу, напугать, что отключат телефон, – и за это тебе на, пожалуйста, билеты. Этот элемент насилия, агрессии является стержневым в гопническом поведении.
К 1980-м годам воспроизводство чистого гопничества ушло в так называемую рабочую молодежь, обучающуюся в средних профессиональных учебных заведениях, незабвенных ПТУ. Эти ребята, собственно, и угадываются в композиции Науменко. Эта социальная группа продолжала держаться жизненных установок, приобретенных первым поколением переселенцев в города, она жила своим кругом, и этот образ жизни вольно или невольно поддерживался советским пропагандистским нарративом про рабочий класс, крестьянство и трудовую интеллигенцию. Совокупность всех факторов сделала гопников обществом, “закрытым для опыта”, именно такую характеристику даёт психолог Александр Асмолов. Даже перестройка гопников не перестроила. Они всё поняли по-своему; как только давление со стороны государственной машины ослабло – пошли по рынкам рэкетиры. Помните “Дай рубль!..”? Закрытость этой среды привела к потере сострадания и эмпатии, особенно по отношению к тем, что оказался “вне круга”. К началу нового столетия появились песни не о гопниках, а песни самих гопников, в одной из таких знаковых вещиц рефреном звучало: “Никого не жалко, никого, ни тебя, ни меня, ни его…”
В 1990-е ряды гопников стали пополняться за счёт тех, кто не принимал перемен, кто не хотел нового опыта, кто считал, что “раньше было лучше”. Они выбрали себе политическое представительство в лице Владимира Жириновского и его партии ЛДПР. Ну а когда власть провозгласила “Мочить в сортире!” – это был пароль (“Я гопник, я ваш, я с вами!”), и далее уже преград они не знали. Сейчас у гопников новый лозунг: “Россия не кончается нигде”. После прихода к власти Владимира Путина для новорусского гопничества наступил настоящий золотой век. Так называемый общественный договор (“Не лезьте в политику, тогда мы не будем лезть в вашу частную жизнь”) для большинства населения России оказался подходящим способом социального обустройства. В нулевые Россия превратилась в общество, описанное немецким социологом Эрихом Фроммом в исследовании о продуктивных и непродуктивных личностях в работе “Человек для себя”. Он говорит там, в частности, следующее: для продуктивной личности жить – значит быть, а для непродуктивной – иметь. Но если за душой нет ничего иного, кроме “иметь”, то иметь хочется больше. И вот в лице украинского народа на пути новорусских гопников встала сила, которая не против “иметь”, но в первую очередь хочет “быть” – быть свободными, независимыми, вольными.
Источник: Сергей Константинов, «Радио Свобода»
