«Враги хотят, чтобы мы молчали, но нет. Я, например, звоню своим друзьям или близким в город, обо всем узнаю и спокойно продолжаю жить здесь, на «загнивающем Западе», — говорит моя землячка из Мариуполя в очереди за помощью в Германии. — Там невозможно выживать без нормальных условий — тепла, чистой воды, связи. Да еще и ходят (оккупанты. — Е.М.) по домам и проверяют телефоны, ездят на машинах с «локаторами» и прослушивают население». Она рассказала, что люди все равно обсуждают между собой оккупационную власть, делятся наблюдениями, иронизируют и… выживают на оккупированных территориях.
Российские пропагандисты должны были бы знать историю оккупированных территорий, а не только создавать новые исторические нарративы, как, например, «Мариуполь — древний русский город». Напомним, что Дмитрий Донцов с его идеями национализма — выходец из Мелитополя Запорожской области, идеолог украинских диссидентов Иван Дзюба с его «Интернационализм или русификация?» — из Николаевки Донецкой области. Многие «несогласные» с советским режимом вышли именно с Донбасса.
Инакомыслие юга Украины всегда проявлялось ярко, идейно в каких-то работах, распространении альтернативного мнения и информации. Южно-украинский менталитет все обо всех знать («тю, а шо тут такого?») — специфичен, но противостоять ему невозможно. Много информации поступает из оккупации, россияне же пытаются ее блокировать. С начала 2014 года украинцы разработали свои методы передачи информации из Донецка или Луганска и распространения ее в соцсетях. Желание поделиться, рассказать или показать миру свою жизнь очень сильно. «Проверяют людей, в частности записи о переброске техники на фронт, или просто несколько месяцев ищут призраки Азова», — иронизирует моя землячка. Ведь видео о вражеской технике можно увидеть в соцсетях и мессенджерах.
Паблики в соцсетях: боты и угрозы украинским админам
С началом российско-украинской войны пабликов в соцсетях стало больше. Здесь можно наблюдать множество разных новых каналов с небольшим количеством пользователей и небогатым однообразным контентом (иногда боты или админы просто делают скриншот с других соцсетей или мессенджеров, чтобы заново не набирать сообщение). Работают четко по методичкам, друг другу ставят лайки, пишут комментарии, но не подключают целевую аудиторию. «Почему не реагируете на это ужасное событие?» — однажды увидела истеричный комментарий бота под своим сообщением. Но они не понимают, что с 2014 года население, в частности жители Донецкой и Луганской областей, распознают провокации и манипуляции. Люди сначала перестали реагировать на подобного рода сообщения в публичных местах, в частности в общественном транспорте, на рынке. Сейчас проскакивают аналогичные месседжи в соцсетях. Быстро растет количество пропагандистских ютуб-каналов, но боты не успевают отрабатывать в комментариях на каждом из них. Активность невысокая. Из особенностей — подключаются к комментариям граждане РФ, в частности под материалами о разрушенных оккупированных украинских городах.
Есть интересный опыт украинских локальных каналов в разных соцсетях, которые ведут жители того или иного города. Как в альтернативный источник информации, люди часто отправляют туда видео и фотоконтент из оккупации, чтобы анонимно поделиться с многотысячной аудиторией. Такие альтернативные каналы мониторят с неподконтрольных территорий. Владельцы и администраторы пабликов получают угрозы и вопросы о «крышевании». Об этом можем почитать в форматах «вопрос-ответ» в сториз, «ночных» комментариях и переписках в Телеграм-каналах. Например, канал Mariupolnow публикует такую коммуникацию с подписчиками, админ отмечает в анонимных интервью для журналистов специфику работы и систематические угрозы.
Пропагандистские нарративы и советские приемы
Основные пропагандистские нарративы можно услышать в традиционных массмедиа РФ, об их изменениях сообщают некоторые украинские проекты. Но в соцмедиа можно наблюдать различные приемы использования пропаганды — или их «трансформацию»: слово, которое российские педагоги используют на своих псевдонаучных конференциях. Кстати, российские новости почему-то молчат о «трансформации» статистики вывезенных с оккупированных территорий украинцев: те массово возвращаются в свои разрушенные дома или переезжают в западные страны, чтобы получить статус беженца, убежище и помощь.
Во-первых, видим активное использование языка вражды с целью вызвать агрессивное отношение к Украине. Например, по моим наблюдениям, боты стали активнее писать слова «неонацисты» и «укроаккупанты» (!), избегая объединения «нацисты и фашисты», не разбираясь в значениях слов.
Во-вторых, распространенная тенденция перенесения слов из месседжей противника (например, «оккупанты») в свой контекст сообщений. Учитывая мониторинг опросов населения РФ по поводу российско-украинской войны, можно выделить самые эмоциональные и антигуманные комментарии людей пожилого возраста, пенсионеров в частности, являющихся основой аудитории традиционных медиа. Кроме языка вражды, что надо стрелять «хохлов, германцев, х*рянцев», они также обзывают украинцев «извергами». Кстати, именно «извергами» называли армию РФ украинцы из пострадавших регионов. Например, во время авиабомбежек Мариуполя в первой половине марта это слово — «изверги» — приходило в голову само собой, и жители часто произносили его вслух. Родители маленьких детей сдерживали себя от ненормативной лексики и при детях употребляли только это слово. Иногда срывались, нецензурно ругались на обстрелы и убийства мирных жителей. Соответственно, дети сразу все повторяли, и их за это не ругали. Поэтому слово «изверги» было взято из украинского контекста, а потом контекст сменили на противоположный.
В статье «Пропаганда отвечает на еще не прозвучавшие вопросы» Георгий Почепцов акцентирует внимание на нарративах как образе «организации смыслов» и выделяет гранд-нарратив российской пропаганды «Запад — вечный враг России».
Смысловая война идет за умы людей. Конечно, население РФ привыкло к информационной агрессии с мониторов. Другое дело — украинцы на оккупированных территориях, которые за восемь лет научились пользоваться информацией, конспиративно отсылать материалы в украинские паблики и т.п. Опыт блокирования альтернативного мнения в авторитарных/тоталитарных государствах, в частности на примере Советского Союза, украинцам известен, ведь у них хороший уровень образования и навыки пользования соцсетями.
В-третьих, распространяются «осторожные» смыслы от российских комментаторов. Например, «да не Россия там (на оккупированных территориях. — Е.М.), а Новороссия в России… вот как. А вообще, я имела в виду, что с каждым новым гражданином России стоит россиянин». Вот такое проводится деление в комментариях ютуб-каналов. Или нарратив о том, что всех украинцев нельзя принимать в «российскую семью», потому что те часто выходят на площади, организовывают революции и т.п. То есть существует понимание (или боязнь?) рисков распространения инакомыслия в обществе. И просто критического мышления.
Источник: Елена Мельникова, «Зеркало недели»
