44-летнего Андрея Назарова мобилизовали, несмотря на хроническую болезнь суставов, перенесённый туберкулёз и наличие трёх несовершеннолетних детей. Его жена Юлия осталась жить в недостроенном доме, а её зарплаты не хватает, чтобы обеспечивать семью. Юлия рассказала «Вёрстке», как мобилизация повлияла на жизнь её родных и как она пытается вернуть мужа домой, но получает лишь отписки из разных инстанций.
«Андрей есть у меня, а я — у Андрея»
Мне 41 год, моему мужу Андрею — 44. Мы познакомились восемь лет назад, когда оба работали на железной дороге в Чите. Он — путейщиком, а я — дежурной по станции.
К тому моменту я давно уже жила одна с двумя детьми. С отцом первого ребёнка мы разошлись, потому что он был болезненно ревнив, везде следил за мной, хоть я и не давала поводов. Папа второго ребёнка уехал работать на вахту и встретил там другую женщину. Приехал за вещами и так и сказал: «Извини, у меня другая». Нашему сыну тогда был всего год.
После этих историй я вообще перестала верить мужчинам. Но и одной было очень тяжело. В Чите зимой морозы под минус 50. Я жила с детьми в частном доме, сама топила печку и возила воду.
Когда я познакомилась с Андреем, он тоже был одинок, у него умерла жена. Сначала мы были просто приятелями. Потом начали видеться чаще, и он стал мне помогать: то розетку сделает, то печку почистит. Через полгода у нас начались отношения. Моему старшему сыну тогда было 8 лет, а младшему — полтора года. Через три года у нас с Андреем родился общий сын Илюша. Ему сейчас пять.
Четыре года назад мы решили переехать из Читы. Там, где мы жили, кругом были одни тюрьмы, никаких секций для детей, до спортклуба добираться долго. Мне было страшно за сыновей, хотелось, чтобы они росли в другом месте.
В детстве я ездила к тёте в Новосибирск, и мне там очень нравилось. Так что я предложила отправиться туда. Андрей сначала не хотел переезжать, но всё-таки я его уговорила. Старый дом продали всего за миллион рублей. В Новосибирске на эти деньги мы смогли купить только земельный участок с необустроенной коробкой дома.
Жить в ней было нельзя, так что мы сняли дом по соседству, а свой принялись достраивать. Въехали в него только через год, но ремонт продолжаем до сих пор. Заработаем денег — сделаем то одно, то другое. На втором этаже, например, пол ещё недоделанный.
Первый год на новом месте был тяжёлым. Всё время что-то не складывалось, помощи ни от кого не было. Иногда совсем руки опускались, несколько раз мы чуть не уехали обратно в Читу.
И всё-таки мы остались, со всем справились. За это время я поняла, что мы с Андреем в любой ситуации друг за друга будем стоять горой. У нас в Новосибирске ни родных, ни друзей. Но Андрей есть у меня, а я — у Андрея. И нам хорошо вместе. Бывает, на праздник возьмём бутылку вина, выпьем, потанцуем, а можем в карты поиграть. А ещё в настольные игры с детьми. По вечерам я детей кормлю, а сама жду Андрея с работы — чтобы вместе с ним поужинать. В общем, потихоньку у нас всё наладилось.
А потом ему пришла повестка.
«Мы сделали самую большую ошибку в жизни»
О том, что моего мужа мобилизуют, мы узнали от его мачехи, которая живёт в Чите. Она позвонила ему и сказала: «Андрюха, тебе повестка пришла». Я связалась со своим родственником, военным. Спросила, что нам делать. Он ответил, что, мол, если Андрей не придёт в военкомат, его могут судить как дезертира и посадить.
И тогда мы сделали самую большую ошибку в жизни. Андрей пошёл в военкомат в Новосибирске. Он надеялся, что просто отметится, встанет на воинский учёт, что его никуда не заберут. Конечно, ехать на фронт он не хотел, ему это не надо.
Но ему сказали ждать новую повестку, и уже через неделю она пришла. Надлежало явиться в военкомат с вещами. Мы надеялись, что Андрея не заберут, потому что у нас трое детей.
К тому же рассчитывали, что медкомиссия признает его негодным. У него ведь есть хроническое заболевание. Ему из-за этого пришлось прекратить работу на железной дороге. Однажды во время медкомиссии выяснилось, что у него рука поднимается только наполовину. Его направили на лечение в больницу и поставили диагноз: остеоартроз плечевых суставов, болевой синдром.
Но, несмотря на это, его мобилизовали. Медкомиссии толком не было — в военкомате только коротко опросили про здоровье. Уже больше месяца мой муж находится на полигоне в Кольцово под Новосибирском. Мобилизованные там живут в палатках в поле. Андрей постоянно мёрзнет, звонит мне и говорит: «Юлька, я, наверное, уже до костей промёрз».
Через пару дней после того, как Андрея забрали на военную подготовку, нашему младшему сыну в садике делали диаскинтест. Результат оказался подозрительным, и нас отправили к фтизиатру. На приём нужно было принести свежие флюорографии обоих родителей.
Андрей с полигона отправился в больницу на обследование, и оказалось, что у него есть довольно большие остаточные очаги после туберкулёза, который он перенёс в прошлом. Врач сказал, что с такими результатами обследования Андрея должны комиссовать домой, и пообещал подготовить для этого нужные документы. Но чуть позже сообщил, что поступил приказ — отправлять на фронт людей с такими показателями здоровья.
Я обошла с жалобами все возможные ведомства. В военкомате дошла до кабинета полковника. Я говорила с ним, а он сидел и улыбался. Я спрашиваю: «Почему мужа забрали? Он больной, у нас трое детей». А он отвечает: «Почему ваш муж молчал, ничего этого не сказал?». Но я уверена, что Андрей говорил об этом.
Я писала и Путину, и депутату Госдумы по нашему округу. Направляла запросы в военную прокуратуру, в военный комиссариат Октябрьского района Новосибирска, в администрацию Новосибирской области — отовсюду пришли отписки. В каждой говорится, что Андрей годен для службы.
Кажется, что над нами просто издеваются. В комиссариате мне ответили: «Оснований для отсрочки по наличию трёх и более детей у Назарова нет, так как, даже если учесть детей жены от первого брака, старшему ребенку уже исполнилось 16 лет». 16 лет — это взрослый что ли? В других учреждениях мне тоже отвечали, что Андрей «воспитывает чужих детей». А то, что они все ему как родные, никого не трогает.
Я очень боюсь, что Андрея в любой момент повезут в Украину. Так переживаю, что всё из рук валится. Не могу спать, хожу везде как робот, давление скачет. Моя мама умерла от ишемии, и я ко всему прочему теперь волнуюсь, как бы и у меня не начались проблемы с сердцем на фоне происходящего.
За этот месяц я очень постарела, стала пить валерьянку и корвалол. Страшно и за Андрея, и за себя. А если с нами обоими что-то случится, с кем будут дети?
«Господи, помоги, чтобы Андрея на войну не забрали»
Раньше мы с Андреем оба работали. Летом он уволился и стал активно достраивать дом. По ночам он оставался с детьми, а я ходила на работу — у меня были ночные смены в магазине цветов.
Когда мужа мобилизовали, я ходила в службу опеки, спрашивала, как же мне теперь быть, ведь некому оставаться с сыновьями по ночам. Мне ответили: «Ищите другую работу». Я думала, работники службы опеки смогут помочь, написать куда-то жалобы по поводу нашей ситуации. Но они сказали, что ничего такого делать не будут.
Теперь я мою полы, и зарплата у меня стала заметно меньше. Я получаю всего 20 000 рублей. Ещё есть детские пособия на 10 000 рублей. Но этого всё равно очень мало, чтобы содержать большую семью и дом.
Андрей сказал, что у него будет зарплата от Минобороны, но сейчас её нет. Он получил только одну губернаторскую выплату размером 100 000 рублей.
Из них 60 000 мы потратили в счёт накопившихся долгов, а на 40 000 он купил берцы для службы и сигареты. В общем, от этой выплаты ничего не осталось.
Но дело даже не в деньгах. Очень сложно, когда мужа нет дома. У нас печное отопление, а с печкой справляться тяжело. Я всё время боюсь: вдруг я её вовремя не почищу, и мы угорим? И этим, и многими другими домашними вопросами раньше занимался Андрей, а я могла работать спокойно. Как я без него теперь — не знаю.
На днях я очень распереживалась, и у меня было ощущение, как будто меня связали крепко-крепко — не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Раньше такого не случалось, и я очень испугалась. Во что дальше выльются все эти переживания?
Детям тоже тяжело. Они привязаны к нему, средний сын даже не знает, что это не его родной папа. Однажды Андрея отпустили с полигона в город к стоматологу, и он ненадолго зашёл домой. Средний сын в тот день пришёл из школы злой, кинул ранец на пол. Я спрашиваю: «Ты чего?». А он говорит: «Я не пойду больше в школу. Папа приезжал, а я его даже не увидел». Я Андрею про это рассказала, а он заплакал.
Младший сын недавно звонил ему и говорит: «Ты же сказал, что приедешь, а сам уже тысячу дней не едешь!». Они все очень ждут его.
У меня есть родственник, который был в Украине. Он рассказывал, что там очень страшно, что мобилизованных кидают на передовую как пушечное мясо. Чем ближе к отправке мужа на фронт, тем меньше я сплю. Сначала говорили, что они уедут 4 декабря, теперь перенесли на 11–е.
Недавно меня как будто прорвало, я ревела белугой. А потом сидела и молилась: «Господи, дай сил мне это всё выдержать. Господи, пожалуйста, помоги, чтобы Андрея на войну не забрали».
Источник: «Вёрстка»
