Главврач Леонид Ремига
7 марта 2022 года, в свой первый визит в больницу «Тропинка», заработавшую в Херсоне еще в 1914 году, российские военные потребовали от главного врача Леонида Ремиги снять украинский флаг над входом в здание. Ремига отказался.
«Можете меня застрелить, если хотите, но я этого не сделаю», — вспоминает 68-летний главврач свой ответ в разговоре с The Wall Street Journal. В «Тропинке» он работает с 1995 года.
Убивать Леонида Ремигу военные не стали. Но уже через несколько дней вернулись — большим составом и на бэтээрах. Теперь они требовали превратить больницу в военный госпиталь. Ремига снова отказал. На этот раз — соврав про эпидемию ковида в «Тропинке»: сотрудники больницы предусмотрительно повесили объявления с предупреждением о свирепствующем вирусе. Уловка сработала.
В марте во время обстрелов Херсона в подвале «Тропинки» укрывалось около 200 местных жителей. Но уже вскоре персонал больницы оказывал помощь не только им и жителям прифронтовых сел, но и раненым российским военным. Несмотря на это, россияне продолжили попытки получить над «Тропинкой» полный контроль.
Леонид Ремига вспоминает, как в апреле к нему пришли двое в черном — сотрудники ФСБ, предполагает он. Они хотели расположить к себе несговорчивого врача и интересовались, не нуждается ли он в чем-либо. К тому моменту в «Тропинке» почти не осталось инсулина. Ремига рассказал об этом и уже вскоре получил необходимое.
«Наша больница не могла стать российской. Так считал весь персонал… И я не мог их оставить», — говорит Леонид Ремига. Спустя месяц оккупации его жена, сын и внуки уехали из Херсона на подконтрольную Украине территорию. Ремига остался и участвовал в антироссийских протестах. Выходить на них он призывал и коллег. Некоторые из них стали сотрудничать с украинской разведкой, рассказывая о перемещении российских сил.
Сначала жители Херсона, участвовавшие в сопротивлении оккупации, приходили в больницу с ожогами глаз из-за слезоточивого газа и синяками от дубинок. Потом — с пулевыми ранениями ног (чтобы разогнать толпу, россияне стреляли по земле, иногда рикошетом задевая протестующих). А в начале мая массовые антироссийские выступления были полностью подавлены.
Спустя месяц, 7 июня, Леонид Ремига лишился своего поста в «Тропинке». Он вспоминает, как к нему в кабинет пришел местный житель Владимир Ильмиев в сопровождении российских военных. Ильмиев сообщил, что он — новый министр здравоохранения области, и обвинил главврача в распространении антироссийских настроений. Вскоре в кабинет позвали главную медсестру «Тропинки» Ларису Малету и еще несколько сотрудников. Ильмиев объявил, что увольняет Ремигу, а на его место назначает Малету. 51-летняя медсестра попыталась оспорить это решение, но безрезультатно.
Леонид Ремига вспоминает, как услышал, что его отправят в тюрьму. Как почувствовал себя плохо. И как понял, что не может произнести ни слова. У него был инсульт.
Его коллеги — уже бывшие — убедили россиян позволить им сперва вылечить врача.
Старшая медсестра Лариса Малета
Лариса Малета на следующий день после своего неожиданного повышения решила уволиться из «Тропинки». Об этом она сперва рассказала идущему на поправку Леониду Ремиге.
«Нет, ты должна остаться, — сказал ей Ремига. — Лучше ты, чем кто-то из их людей». Ремига и Малета договорились: она никуда не уйдет, а он поможет ей управлять «Тропинкой» с больничной койки.
В тот же день Лариса Малета связалась со службой безопасности Украины и рассказала о случившемся, чтобы дать понять, что она не перешла на сторону врага.
«Было сложно, — рассказывает Малета о своей работе на посту главврача. — 80% персонала понимали, что я делаю что-то полезное. 20% считали меня коллаборационисткой». Одним из ее первых решений в новой должности было снятие украинского флага со здания «Тропинки». Лариса Малета объясняет, что пошла на это, только чтобы лишить россиян удовольствия сделать это самостоятельно.
План, который Малета разработала вместе с Ремигой, состоял в том, чтобы только имитировать подчинение новым властям. Например, она позволила повесить в больнице плакаты, которые принесли россияне. Но, сфотографировав их, чтобы отчитаться перед Владимиром Ильмиевым, попросила персонал убрать изображения.
По словам Малеты, были и вопросы, по которым она не шла на уступки. Так, она сказала Ильмиеву, что все медработники уйдут из «Тропинки», если их заставят подписать трудовые договоры с российским правительством. Сначала тот не настаивал, вспоминает Лариса, но со временем стал все активнее склонять ее к сотрудничеству с россиянами.
Лариса Малета решила, что с нее хватит. Ранним утром 1 августа она вместе с мужем, дочерью и внуком уехала из Херсона на контролируемую украинцами территорию.
Травматолог Андрей Кокшаров
Когда Лариса Малета не появилась на работе, россияне принялись искать Леонида Ремигу. В палате его не оказалось: врач вышел на прогулку. А когда вернулся, персонал больницы предупредил его об опасности — и Ремиге удалось скрыться.
Вскоре в «Тропинке» появилось новое начальство: главврачом стала местный кардиолог Ирина Свиридова, ее заместителем — Павел Новиков, когда-то работавший врачом в этой больнице. Вместе они начали процесс интеграции «Тропинки» в российскую систему здравоохранения. В августе, впервые с начала оккупации, персонал получил зарплату в рублях. Также сотрудники больше не могли работать с базой данных здравоохранения Украины. Многие ушли сами, кого-то уволили.
55-летний Андрей Кокшаров, заведующий травматологическим отделением в «Тропинке», вспоминает, как трое его коллег уволились и он остался единственным врачом в своем отделении. В другом отделении — анестезиологии — персонал, по его словам, сократился с девяти до трех человек.
В это же время, рассказывает Кокшаров, в «Тропинку» стали толпами приходить российские солдаты. Они жаловались на головные боли и боли в спине — в надежде, что это поможет им вернуться домой.
«Один парень сказал, что у него проблемы с коленями», — вспоминает Кокшаров. Но рентген показал обратное, и солдат попросил врача «преувеличить диагноз». Кокшаров написал, что у военного артрит и ему нужно покинуть фронт. «Чем их [российских военных] меньше, тем лучше, — объясняет он. — Я был готов выписать диагноз всей армии».
Утром 17 августа в кабинет Андрея Кокшарова вошли четверо военных. На голову врачу надели пакет и увезли его в неизвестном направлении.
Жена Кокшарова Александра тоже работала в больнице — медсестрой. Узнав о случившемся, она обратилась за помощью к главврачу Ирине Свиридовой. Но та, по ее словам, только ответила, что ничего не может сделать и все решает ФСБ.
Следующие несколько дней Андрей Кокшаров провел в тюрьме.
Заместитель пророссийского главврача Павел Новиков
В заключении вскоре оказался и бывший главврач «Тропинки» Леонид Ремига.
Сбежав из больницы, он жил то у одних друзей, то у других. Но общения с бывшими коллегами не прекращал. Иногда они встречались у кого-нибудь на квартире, а иногда — на автобусных остановках или рынке, где могли слиться с толпой.
На 20 сентября у Леонида Ремиги тоже была запланирована встреча. Подъехав к нужному дому, он заметил неподалеку, в больничной машине, Павла Новикова — 35-летнего заместителя Ирины Свиридовой. Но не придал этому значения.
Когда же Леонид вышел из машины, его окружила группа вооруженных военных. Ремига успел заметить, как Новиков что-то им сказал, после чего ему на голову надели пакет. «Думаю, Новиков был там, чтобы опознать меня», — говорит Леонид. В разговоре с WSJ Павел Новиков этого отрицать не стал. По его словам, поехать к дому, где он встретил Ремигу, ему сказала Свиридова — но о том, что там будет бывший главврач «Тропинки», он не подозревал.
Леонида Ремигу посадили в камеру, рассчитанную на четырех человек. С ним там находились еще семеро. Каждое утро, рассказывает он, задержанные должны были встречать охранников криками: «Слава России! Слава Путину!» Тех, кто отказывался, по его словам, жестоко избивали. Еще нужно было выучить гимн России. Охранники, вспоминает Ремига, каждый раз указывали задержанного, который должен был его исполнить.
В таких условиях Леонид Ремига провел около недели. Его отпустили, взяв обещание держаться от «Тропинки» подальше.
За время его отсутствия больница сильно изменилась. Ее коридоры заполнили люди в черном (предположительно, сотрудники ФСБ). Любое напоминание об Украине в стенах «Тропинки» должно было быть уничтожено. А все документы — заполнены на русском языке.
Павел Новиков следовал всем приказам россиян и призывал к этому других сотрудников больницы. У него дома — годовалый ребенок. Но в октябре, утверждает Новиков, он начал игнорировать указания россиян и главврача Свиридовой.
Тогда же Министерство обороны РФ заявило о наступлении украинских сил в Херсонской области. А назначенные Россией власти — о своем отъезде из города. По их распоряжению больница «Тропинка» должна была остановить прием, выписать всех пациентов и подготовиться к эвакуации.
Спустя несколько дней главврач Ирина Свиридова, покинувшая Херсон еще в конце октября, позвонила своему заместителю. «У вас есть приказ, и вы, похоже, не собираетесь его выполнять», — вспоминает Новиков ее слова. Он ответил утвердительно (его отказ уезжать WSJ подтвердил один из сотрудников больницы).
О роли Новикова медработники спорят. Большинство считают его коллаборантом, но некоторые видят в его поступках стремление спасти «Тропинку». Официальных обвинений, говорит Новиков, он пока не получал. А вот работы в больнице все же лишился — так решил Леонид Ремига, с приходом украинских властей вновь возглавивший «Тропинку».
* * *
Перед окончательным отступлением России из Херсона в больницу «Тропинка» заходили разные чиновники — искали оборудование, которое можно было украсть, рассказывают собеседники WSJ.
Чтобы предотвратить кражу, медработники унесли компьютеры домой. А один доктор спрятал пульт от компьютерного томографа и сказал, что без него оборудование работать не сможет. В итоге из «Тропинки» исчезли только микроскоп и центрифуга.
Персонал больницы, говорит Леонид Ремига, сократился: из 460 врачей, работавших до оккупации города, остались только 70. Но многие уехавшие, добавляет он, сейчас возвращаются.
Над главным входом в «Тропинку» — вновь флаг Украины. Окружающий больницу забор выкрашен в желто-синие цвета. Россияне начали сдирать краску еще в октябре, но так и не закончили работу.
Источник: Йен Ловетт, The Wall Street Journal (Перевод: «Медуза»)