Краевая туберкулезная больница города Красноярска — крупнейшее медицинское учреждение для заключенных в регионе. Большинство пациентов прибывают туда для лечения. Однако в этой же больнице есть изолированные участки, где заключенных, неугодных руководству красноярского управления ФСИН, избивают, пытают и ломают при помощи карательной психиатрии. The Insider разыскал людей, которые подвергались насилию или были его свидетелями в КТБ-1, и узнал, как здоровых людей нейролептиками превращают в «овощи», как тюремное руководство поощряет физическое и сексуальное насилие и почему в тюремной больнице легче безнаказанно убить человека, чем где-либо еще.
Для ломки или вербовки в агенты заключенных доставляют в КТБ-1 из разных учреждений Красноярского края, а иногда и из других регионов. Здесь приняты три основных способа воздействия. Во-первых, прямое, в том числе сексуализированное, насилие, оно применяется в этапке (так называют камеры, предназначенные для ожидающих этапа). Во-вторых, карательная психиатрия — под нее отведено целое отделение (психоневрологическое, сокращенно ПНО). И в-третьих, ломка руками «смотрящих» и «бродяг», которые, прикрываясь «понятиями» и «воровским укладом», выполняют в КТБ-1 задания администрации учреждения и красноярского управления ФСИН.
Многие из тех, кто попал в КТБ-1 для лечения, могут даже не подозревать, что в соседнем отделении заключенных избивают и насилуют, а здоровых людей закалывают сильнейшими психотропными препаратами.
КТБ-1 нередко становится одним из кругов ада для тех, кого отправляют в пыточное ЕПКТ-31, про которое The Insider писал в прошлом году. Заключенные наносят себе повреждения — «вскрываются» или «штырятся» — то есть пытаются порезать вены на руках или шее или вбивают в себя гвозди и другие подходящие предметы, чтобы избежать пыток в ЕПКТ-31. Но их увозят в КТБ-1 и там подвергают другому роду пыток.
Александр: «Здорового человека превращают в инвалида»
Был в КТБ-1 трижды: первый раз в 2017 году и потом два раза в 2019-ом. Первые два раза его оперировали в больнице, потому что он вогнал себе в тело штыри, чтобы избежать пыток. На третий раз — в сентябре 2019 года — привезли в качестве наказания: избили, привязали к кровати и кололи нейролептиками. Имя изменено.
В КТБ есть ПНО-1, психоневрологическое отделение, туда отправляют тех, кто перешел дорогу ГУФСИНу <имеется в виду Главное управление ФСИН по Красноярскому краю — The Insider>. Был у них там «блатной» такой, Лёня по прозвищу Малец, «бродяга», он всё контролировал, а остальное делали «активисты» <помощники администрации из числа заключенных — The Insider>. Туда привозили людей на растерзание.
Я поднялся в отделение. В месте, где не было камер, на меня напали «активисты», у них практика такая. Привязали к кровати, прибежал доктор этот, который на ГУФСИН работает, поставил мне укол. Мне всю ночь выкручивало суставы, сознание помутилось, даже умереть хотел. Сутки меня кололи препаратами, потом отвязали от кровати. Всего я там пробыл 14 дней.
В КТБ в отделении орудовала целая банда «прессовщиков» <заключенных, которые по указанию администрации оказывают физическое воздействие на других заключенных — The Insider>. Врачи или опера им говорили, кого бить, и они шли.
Там постоянно кто-то был на растяжках, это называется «положить на вязки». Привязывают к железной койке так туго, что руки синеют, и колют галоперидолом, азалептином, аминазином. Человека выкручивает всего, он на кровати лежит и орет. Они подходят и бьют, гениталии вываливают перед лицом.
ПНО — это такой дурдом внутри больницы. Там с ума можно сойти. В ПНО самые уроды, да еще и сумасшедшие. Самые небрезгливые «прессовщики» и самые ярые «бляди» <в тюремной лексике — те, кто идут против воровского уклада — The Insider>. Они привязывают и говорят: «Мы тебя в “овоща” превратим сейчас». И начинают колоть. Люди могут десять дней привязанные к кровати лежать, плачут там, бедолаги. Когда их отвязывают, у них уже слюни текут, как у зомби. Его раз заколешь, и он весь свой срок точно никакого сопротивления не окажет. Там нарушается какая-то функция головного мозга, и люди превращаются в аморфных зомби, которые могут только есть, пить, спать и ходить в туалет. Такой зэк уже ничего не сможет сделать. Здорового человека превращают в инвалида. Если у тебя нет никого, то через неделю тебя отвяжут и ты будешь зомби до конца своих дней.
Отправка на ПНО угрожает в каждом учреждении Красноярского края. Я освобождался год назад из ИК-7, оттуда увозили зэков на ПНО и потом крутили видео, как они моют там писсуары <демонстрация унизительной процедуры, вероятно, должна была обозначать, что этих заключенных перевели в касту «обиженных» — The Insider>. Они либо не приезжают уже назад, либо возвращаются, как “овощи”.
Также в КТБ-1 была этапка — камера, в которой «прессовщики» сидели. Были и «спокойные» отделения, где на вязки привязывали, и там «разработчики» избивали, а потом на видео снимали. Была такая практика в КТБ — если человек не успел с тумбочки чай или кофе убрать, его выводили в этапку, и там уже зэки-«разработчики» его избивали и заставляли извиняться на видео. Эти ролики потом крутили на всю больницу. В психоневрологическом отделении всё закрыто, а у остальных висят телевизоры, и там народ обязан смотреть это. Стоят «козлы» <заключенные, сотрудничающие с администрацией — The Insider> и следят, чтобы масса смотрела, а тех, кто отказывается смотреть, сразу уводят в этапку и там тоже избивают.
Владимир: «Если не будешь слушаться, не только заколют, но и опустят»
Был в КТБ-1 несколько раз с 2014 по 2020 год. По его словам, пытки, унижения и давление в КТБ не прекращаются по сей день. В 2020 году в этой больнице его привязывали к кровати и кололи ему психотропные. Угрожали изнасилованием. Имя изменено.
Находясь в КТБ, я наблюдал, как устроена система Красноярского ГУФСИНа, как работают сотрудники, осведомители и «прессовщики». Я видел отделение ПНО, в котором неоднократно встречался и содержался рядом с осужденными, которых клали на вязки, надевали подгузники и закалывали психотропными препаратами за то, что они где-то нарушали режим или отказывались от требований администрации. В КБТ-1 есть этапка, куда приводят разных осужденных. Там есть пресс-хаты, где такие же осужденные, но которые работают с администрацией, выбивают из зэков показания, снимают на камеру, заставляют извиняться, половыми членами пугают и изнасилованием, избивают, связывают. Это всё там присутствовует постоянно.
В этапку приходит сотрудник и разговаривает с тобой. Если ты с ним не согласен или что-то нарушил, например, сел на кровать, тебя могут вывести из отделения и провести разные процедуры. Они работают вместе с сотрудниками и угрожают: «Лучше сотрудничать с администрацией или тебя изнасилуем, опустим». Так во всём управлении происходит — и на ИК-17, и на ЕПКТ, и в КБТ-1 присутствуют «блатные», так они сами себя называют. Они ведут с тобой разговоры о том, что ты был где-то неправ, избивают, пишут какие-то бумаги о том, что ты такой-сякой, что тебе не место «среди людей». Возможно, «блатные» тоже там на каких-то своих должностях, просто об этом никто не знает. С управления [ФСИН по Красноярскому краю] приезжают оперативники, отдел по ОПГ, они курируют эту больницу, этих «блатных» вызывают, и они постоянно общаются, дают им указания: что делать, с кем пообщаться, кого убрать. [Александр Юрьевич] Слепов был такой сначала, потом был Сулейманов, Бурнасенко. «Блатные» в КТБ живут годами — кто-то и по пять, и по шесть лет. А бывает, что уедут и через неделю приедут. Они не больные, не лечатся там, а просто «поддерживают порядок и режим». А больным говорят, чтобы они не лежали на кроватях и слушали администрацию.
Из «блатных» есть Малец Лёня, Башка Костя — они все работают вместе. Там отделений много, есть смотрящие за отделением, которые массу контролируют, чтобы она не бунтовала, выполняла все требования администрации и режим, которого даже не должно быть. Если человек, который приезжает в [красноярское] управление: на СИЗО-1 или ТПП, где тоже пресс-хаты есть — не согласен с ними сотрудничать, то в 95% случаев его отправляют в эту больницу. Почти всех, кто приезжает из других регионов и с кем не справляются, стараются везти в эту больницу, чтобы иметь на них влияние. Сначала сотрудник пытается договориться, если не получается, то пускают разные способы в ход, лишь бы человека сломать.
Если кто-то приезжает из других регионов с авторитетом в преступном мире, сотрудник его зовет и говорит: «У нас здесь вот так должно быть и так». Пытается договориться с ним, мол, ты сиди или с нами сотрудничай, и у тебя всё будет хорошо, будешь дальше «бродягой», будешь вопросы решать, отдыхать в больнице. Если они отказываются, то им создают сложные ситуации с помощью своих местных «блатных» из КТБ — бьют его, либо что-то еще делают.
Медперсонал это видит и обо всём знает, но все молчат. Никто ничего не говорит об этом, это всё происходит по сей день, по крайней мере, в 2020 году это всё было. Я тогда на вязках лежал в отделении ПНО. Тебя завязывают, приковывают к кровати, ставят зэка за тобой смотреть. Он тебя пугает, половым членом машет. Тебе говорят, что если не будешь слушаться, то не только заколют, но и опустят. Вообще как происходит: достают половой член и пугают, начинают подходить, штаны разрывают и снимают. Один говорит: «Сейчас я тебя изнасилую». Человек соглашается на их условия, чтобы не быть изнасилованным.
ПНО — уже отдельное психоневрологическое отделение, там палат много, в каждой палате лежат на вязках, их там закалывают и оставляют. Туда привозили человека, который на СИЗО-1 наносил себе увечья, вскрылся. В КТБ его сначала на вязках держали и закалывали, потом «блатные» хотели разговор с ним держать, чтобы понять, почему он себя порезал, и потом они бумагу пустили, где говорилось, что его «нет среди людей», что он такой-сякой и места ему там не станет, в «шерсти» будет <«шерсть» — категория заключенных, не имеющих права на зоне на свое мнение и права голоса — The Insider>.
Там и управление [ФСИН по Красноярскому краю], и местная администрация: замначальника больницы по безопасности и оперативной работе Светловский, начальник оперотдела Смирнов — все, кто всё это время там был, они также курируют работу: каждую неделю вызывают этих «блатных» на прием и рассказывают им, что произошло, кто что говорит. «Блатные» за них делают их оперативную работу, они их глаза и уши, как и «активисты». Если кто-то неугоден, и они не могут с кем-то справиться, его быстро убирают оттуда либо создают проблемы и увозят, не дают вылечиться даже. Снимают всякие видеоролики, где заставляют извиняться перед администрацией и давать обещания, что будешь соблюдать режим. Это всё делается под физическим или психологическим давлением, под угрозами изнасиловать. Потом эти ролики показывают каждый вечер по телевизору, чтобы других осужденных запугать. Людей выгоняют из палат сидеть на табуретке или вообще стоять и смотреть эти видео, даже если кто-то после операции.
Григорий Гаркуша: «От последнего врача до главного генерала — это одна большая цепочка»
Попал в КТБ-1 в феврале 2019 года. Его везли в пыточное СИЗО-1 и по дороге он «заштырился». От расправы в КТБ, по его словам, его спасла публичность. Жена Григория писала жалобы, а сам он передал общественным защитникам предсмертную записку, где просил в случае своей смерти винить руководство колонии, в которой отбывал наказание.
КТБ-1 — отдельная структура, самая жесткая. Если осужденный нарушил какое-то режимное содержание, его сразу могут отвезти на этапку, где «директора» <заключенные, которые открыто сотрудничают с администрацией, в их задачи входит принуждать других заключенных соблюдать режим и другие требования администрации, а также получать информацию, представляющую оперативный интерес — The Insider> избивают людей, могут даже применить [сексуализированное] насилие. Заходит опер и говорит: «Мы заводим тебя туда, и прессовщики по беспределу тебя опускают». У них там на КТБ есть «зеленка» <так называют карт-бланш от руководства ФСИН, негласно выданный врачам КТБ, позволяющий списывать смерти заключенных от пыток на сердечные приступы и т.д. — The Insider> и врачи. В больнице любую смерть списать легко, а если в СИЗО будет летальный исход — это намного сложнее, надо отписки делать. Поэтому тебя везут в КТБ, и если что-то с тобой произойдет, то они по бумагам проведут, что ты умер от сердечной недостаточности или тебе делали какую-то операцию, где ты что-то не перенес.
Когда меня привезли со штырями, сначала мне предложили сделать операцию. Я отказался от пищи, отказался подниматься в отделение и от операции тоже отказался, а без моего письменного согласия они не могут ее провести. Я не давал своего согласия до тех пор, пока не убедился в своей безопасности. Я знаю случаи, когда людей клали на операцию и они там умирали. Я думал, что меня там зарежут или еще что, поэтому не давал согласия.
Оперативник пришел, не представился, и говорит: «Чего ты добиваешься? Хочешь мы тебе дадим встречу с блатными?» Я ответил: «Я добиваюсь своей безопасности. Хочу, чтобы от меня отстали. Я не хочу сотрудничать с администрацией. Я хочу просто досидеть свой срок и всё». Он говорит: «Ладно, хорошо, но операцию разрешишь сделать?» А я говорю: «Кто там у вас начальник учреждения? Если будет с их стороны утверждение того, что со мной ничего не случится, то да. Мне нужны гарантии, что меня не зарежете». Он сказал: «Ладно, я поговорю с высшими чинами. Мы твое требование услышали, мы поняли, что ты не хочешь сотрудничать, только дай разрешение на операцию». А я отвечаю: «А какие могут быть гарантии? Вам веры нет». В итоге они привели какого-то «бродягу», который сидел на тубанаре <в туберкулезном отделении — The Insider>, Тиберий Махачкалинский, по-моему, и вот он мне сказал: «Я ручаюсь, я тебе слово даю, что с тобой ничего не будет. Поднимайся на отделение, я там смотрю за отделением, тебе просто сделают операцию. Я разговаривал с мусорами, и они сказали, чтобы я с тобой поговорил». Тогда я дал согласие на операцию. У меня развивался пневмоторакс, ухудшалось здоровье, и плюс я еще не ел ничего, поэтому они не знали, что делать.
Почему они побоялись меня умертвить, я уже потом узнал — потому что моя жена писала жалобы. Я был вписан в реестр безопасности «Гулагу.Нет», она разговаривала с правозащитниками: Антоном Дроздовым и Владимиром Осечкиным. Они мониторили мое пребывание в Красноярском крае, и это оперативников немного остановило, наверное. Плюс, когда я уезжал из колонии, через общественников выгнал на волю свое предсмертное письмо, где написал, что если со мной что-то случится, в моей смерти винить Белякова <Антона Викторовича, на тот момент начальника оперативного отдела ИК-15 — The Insider>, Лапшина <Дмитрия Сергеевича, начальника ИК-15 — The Insider> и тому подобных. И поскольку я принял такие меры, на КТБ большая часть того, что там происходит, обошла меня стороной. Если бы поступил по-другому, попал бы на ПНО и оттуда вернулся бы «овощем». Я много людей встречал с ПНО. Видел тех, к кому применялись психотропные вещества, и это страшно, мне не хотелось бы становиться таким. Они специально умереть не дадут, но и полноценным человеком ты не будешь. Ты видишь тех, с кем это было, и понимаешь, что они не шутят.
Со мной сидел на отделении <в КТБ — The Insider> один парнишка, Василий. В восемь часов вечера был общественный просмотр местных новостей, которые они сами придумывают и снимают. Василий не пошел смотреть это режимное мероприятие. Скорее всего, у него была температура, и он направился просто в свое отделение и лег на диван. Контролер, проходя, увидел его. Василий ему сказал, что у него температура. Контролер его забрал, вывел на этапку, там с ним поработали прессовщики, и он вернулся уже с извинениями. На следующий день по местному телевидению было видео с его извинениями и объяснениями. Это унижение человека. И это происходит в больнице, куда люди приезжают лечиться. Так поступают с больными людьми.
Если ты начнешь как-то артачиться, не бояться или с «прессовщиками» драться, то у администрации есть свои смотрящие, как вот этот Тиберий Махачкалинский, Стас Иланский и другие. Тебе дают встречу с администрацией — могут посадить с ними в камеру или поведут якобы на флюорографию. Мне там делали встречу с этими Тиберием, Стасом и Доцентом, и вот они мне там начинали гнать: «Ты чего такой революционер? Что, не мог найти общий язык?» Они написали бумагу, чтобы меня оградить от массы, чтобы масса не пошла моими методами и чтобы у администрации оставался рычаг давления на массы.
У меня знакомый вскрылся, его закрыли на ПНО, там он отказался от еды. Есть такая камера, где тебя привязывают к кровати и колют Мадам Депо <препарат Moditen depo — нейролептик пролонгированного действия — The Insider>, и тебе выворачивает все суставы, и всё болит 24 часа. К тебе приводят «обиженного», и он кормит тебя с ложечки. В этот момент дверь открыта, и будет проходить какой-нибудь знакомый из твоего же лагеря, кто тебя знает, и вот он увидит. Его могут даже специально привести и сказать: «Вот, смотри. Ты должен рассказать, что Васю кормил “обиженный”. Ты это видишь? Мы же тебя не обманываем. Ты же порядочный арестант?» — «Да, порядочный». — «Вот ты это расскажешь. Если не расскажешь, то на его месте будешь ты и тебя будет кормить “обиженный”. Ты этого хочешь?» — «Нет, не хочу». И всё, порядочный арестант едет в лагерь, рассказывает, что видел, как Васю на ПНО кормил «обиженный», и Вася больше не может быть в массе. Очень много там всяких уловок и методов воздействия, и надо быть очень сильным и крепким человеком, чтобы не сломаться.
На ЕПКТ-31 попадает человек, его пытают, мучают, но если даже и убьют, спишут на суицид. Так или иначе, они пытаются вывезти тебя в КТБ, чтобы они дали отписку, что ты умер от какой-то болезни. В КТБ тебя легче спрятать. Там увезут тебя на этапку — вроде бы тебя и на отделении нет, и ты вроде на этапе, но ни в какое учреждение не попадаешь и можешь на этой этапке пробыть месяц, и два, и три. По закону через 21 день тебя обязаны вывести — так тебя на один день поднимут на отделение, проведут через приемный покой и обратно спускают на этапку. И там вроде бы врачи, которые должны тебе помогать, а на тебя смотрят, как на какой-то расходный материал.
Да, мы осужденные, мы совершили преступление — кто-то убийство, кто-то разбой, но мы несем наказание за свои деяния. Но когда с тобой совершают те же преступления, прикрываясь законом и мотивируя это тем, что это исправление, то ты не понимаешь, почему исполнительная власть идет против закона, нарушает правила, принципы гуманности и человечности. Те, кто должны исполнять закон, преступают его, издеваясь, пытая, унижая и убивая людей, да еще и получают зарплату за это. У них это все происходит с «ха-ха» и «хи-хи». Нацисты, наверное, так поступали. Это страшно и тяжело.
Москва дергает за ниточки. Это всё ФСБ делает. Это конвейер, где они создают своих агентов, людей с подавленной психикой. Настоящий ГУЛАГ. Всё делается для того, чтобы люди выходили сломленные. Никто там не говорит о том, что тебя должны перевоспитать. Это всё чушь. Всё построено на том, чтобы уничтожить, сломать.
Это программа, чтобы держать под контролем все массы. Лагерь — маленькая копия одного города, а может быть, и всей страны в целом. На тот момент [Николай Леонидович] Васильев вот этот, начальник ГУФСИН по Красноярскому краю <в 2022 году назначен начальником Главного оперативного управления (ГОУ) ФСИН — The Insider>, — без его ведома ничего там не делается. От последнего врача до главного генерала — это одна большая цепочка. Все всё прекрасно знают и на всё закрывают глаза. Даже какой-нибудь простой санитар знает всё, что происходит, иначе он бы не смог там работать. Я считаю, что это правительственная программа для управления массами людей.
Евгений: «Сказали, что изобьют и изнасилуют»
Был этапирован в КТБ-1 в декабре 2017 года. До этого Евгений уже был в этой больнице и, когда вернулся оттуда обратно в колонию, написал несколько жалоб на врача КТБ-1. В них он указал, что в больнице ему не оказали медицинскую помощь, заключенных размещают там с нарушением нормы жилой площади, в помещениях нет вентиляции, упомянул и другие нарушения. Когда его во второй раз отправили в КТБ, он был уверен, что его везут лечиться. Однако оказалось, что на него решили надавить и заставить извиняться на камеру за то, что он осмелился писать жалобы. Имя изменено.
В КТБ я был в инфекционном отделении № 2. Как только я туда прибыл, ко мне в палату пришел «завхоз» отделения. «Завхозом» мы называем сотрудника администрации, тоже осужденного, но оказывающего нештатные услуги администрации. Он пришел ко мне и говорит, что меня сейчас переведут в специальное этапное помещение и там мне надо будет извиниться на камеру. Я поинтересовался, за что я должен извиняться. Мне сказали, что я писал жалобы и будет произведена видеосъемка, где я признаюсь в том, что незаконно написал их. Также мне надо было предупредить других осужденных, чтобы они так не поступали. Я сказал, что этого делать не буду. На это «завхоз» ответил, что если не буду, то у меня начнутся проблемы. Я отказался: «Мне без разницы, пусть что хотят делают, но я извиняться не буду». После этого «завхоз» ушел.
На следующий день ко мне пришел смотрящий инфекционного отделения и сказал: «Надо решать вопрос, если сейчас не будешь извиняться, то начнутся проблемы у всех мужиков здесь». Он угрожал тем, что запретят всем заключенным в КТБ свидания, звонки и магазин, и всё из-за меня одного. Я ответил: «Это не мои проблемы, я делать ничего не буду, и попробуй эту проблему решить сам». После этого смотрящий ушел. Через час пришел «завхоз» и сказал, что, если я сейчас не извинюсь на камеру и не решу этот вопрос с администрацией, меня поведут на пресс-хату и изобьют. Я ответил, что ничего делать не буду.
Еще через день администрация КТБ-1 снова отправила «завхоза» ко мне. Я опять сказал, что извиняться не буду. На третий день администрация забрала всю аппаратуру в двух инфекционных корпусах: радио, кипятильники, чайники и телевизор. Всем заключенным, которые были в больнице, передали: это потому, что я не извиняюсь на камеру. И предупредили, что им перестанут давать звонки, выводить в магазин и запретят ходить на свидания. Так и случилось.
Увидев, что в отношении меня и других совершаются противоправные действия, я написал заявление и пошел к начальнику на прием. В кабинете сидел исполняющий обязанности начальника КТБ-1 Смирнов, на тот момент — начальник оперативной части КТБ-1. Инициалы этого Смирнова я не помню. Я не успел зайти, как он сразу начал на меня кричать и давить. Он обещал, что, если я не извинюсь на камеру, меня переведут в помещение этапа, где изобьют и изнасилуют. Я ответил, что извиняться не буду. Смирнов на меня кричал, оскорблял, но я не поддавался на его провокации. Перед тем, как я ушел, он сказал, что дает мне сутки подумать.
С утра меня заказали на этап и увезли, несмотря на то, что у меня инфекционное заболевание по сей день. Перед отъездом ко мне подошла врач инфекционного отделения, Татьяна, известная там, полненькая. Она сказала: «Я не могу тебя оставить лечить. Я понимаю, что у тебя болезнь. Ты в следующем этапе как-нибудь напиши заявление, приедешь на КТБ-1, и я уже тебя вылечу». А в этот раз, по её словам, я приезжал по оперативному наряду и в отношении меня проводились оперативные работы. После этого она попрощалась, и я уехал на этап в ИК-16.
В результате я пробыл на КТБ-1 пять дней, и никто меня не лечил, несмотря на то, что я прибыл по болезни. Эти сведения отражены как в моей карте, так и в документах, которые есть в КТБ-1. После этого туда лечиться не ездил, опасался за свою жизнь.
Через месяц после этой ситуации туда повезли моего друга Ш.C., который тоже отбывал наказание в ИК-16. Там на него оказывали психологическое давление, избили, проводили в отношении него какие-то непонятные работы. Хотя уезжал он туда лечиться. Кроме того, привозили туда осужденного Т.У., тоже для наказания, из ИК-16. Туда же отправили З.М. из ИК-16 и многих других. Все они мои знакомые осужденные.
Делается это всё для того, чтобы сломать человека, уничтожить его «Я». Тогда осужденного легче заставить подписать бумаги о сотрудничестве с ними или об отказе от каких-то воровских традиций.
Вячеслав Кононенко: «Все происходит под руководством главврача Пидоренко»
Бывший осужденный, неоднократно бывавший в КТБ-1.
Осужденного привозят в КТБ-1 в отделение ПНО по распоряжению ГУФСИН России по Красноярскому краю. Там врачи вкалывают психотропные вещества осужденным, превращают их в «овощи». Я не могу сказать, почему медперсонал подчиняется ГУФСИН, но, тем не менее, они между собой взаимосвязанно работают. Все сотрудники отделения в курсе происходящего, потому что этого не видеть невозможно. Когда заключенный привязан по рукам и ногам к кровати — это видно на обходе. Все это видят, и ни у кого это не вызывает вопросов.
Главврач отделения [Евгений] Пидоренко непосредственно не принимает участие, но под его руководством это всё происходит. Сам он уколов не делает, для этого есть медсестры. Но кто дал им это указание? Психиатр? Главврач? Оперативник? Некоторые указания могут давать и оперативники.
Красноярский доктор Менгеле
О том, что начальник отделения ПНО Евгений Пидоренко подписывает эпикризы, из которых следует, что психически здоровым людям прописывают сильнейшие психотропные препараты, писала в 2017 году «Новая газета» в статье о пытках в КТБ-1 осужденного по делу о нападении на Ингушетию Зелимхана Медова:
«Проводимое лечение: аминазин до 250 мг, галоперидол деканоат 100 мг, галоперидол до 10 мг, трифтазин 10 мг, неулептил до 20 мг, противотуберкулезная терапия», — говорилось в выписке из эпикриза. Исполнительный директор Независимой психиатрической ассоциации России Любовь Виноградова по просьбе журналистов «Новой» изучила письма Медова и сделанные им выписки о лечении и подтвердила, что «никаких выраженных психических расстройств при поступлении не описано». Аминазин употребляется в случаях сильного психомоторного возбуждения, в его случае это можно было применить разве что однократно и не в таких дозировках. Галоперидол деканоат — одно из самых сильных средств, назначают при слуховых галлюцинациях, а у него их не было. Ему показан неулептил как корректор поведения в течение длительного времени, однако его выписали с рекомендацией принимать аминазин на ночь и дважды в месяц делать инъекции галоперидола. Он может от всего этого отказаться. Амбулаторная помощь должна оказываться только на основе добровольного информированного согласия.
В КТБ-1 к Медову применяли те же методы воздействия, что и к бывшим заключенным, с которыми поговорил The Insider. Также Медов описывает, как его «кормили» кашей через задний проход:
«24.04.2017 инспектор увел меня из ТЛО-7: “К тебе пришли”. Я думал, ОНК. Дошли до подъезда, где вход в ПНО, там меня за запястья схватили “завхоз” ПНО и санитар, повели в палату № 13, привязали веревками к кровати, сначала, лежа на спине, затем перевязали (когда я не согласился на их условиях снять голодовку) и положили на живот. После этого “завхоз” и один “обиженный” насильно пытались (санитар стоял в стороне) принудительно кормить (мне очень стыдно об этом рассказывать, но надо) через задний проход: залили в грелку жидкую “кашу” (борщ или что-то в этом роде) и с силой заталкивали пластмассовую твердую длинную пипетку (было очень больно, но я совсем молчал, потому что говорить в это время было очень стыдно), но у них не получалось залить “кашу”. Намучившись, ушли, привели “обиженных” с тарелками, угрожали через них кормить (в рот влить кашу и таким образом понизить мой арестантский статус до “обиженного”). Я в ответ только посмеивался над ними: “А что у вас тарелки пустые?”»
Информацию о пытках и издевательствах в КТБ-1 подтверждают также бывшие члены ОНК Красноярского края. В записках бывшего председателя ОНК Валерия Слепухи, которые есть в распоряжении The Insider, рассказывается, в частности, о том, как в больнице оказывали давление на заключенного Сулима Битаева, который после смерти в ЕПКТ от пыток его родственника Ислама Магомадова начал писать жалобы в прокуратуру Красноярского края, ФСИН и ГУФСИН — и в результате был отправлен в КТБ-1. Выдержка из материалов ОНК:
«22.11.2017 г. сотрудники тюремной больницы отказались вывести его к членам ОНК на личную беседу, якобы по причине отказа пройти досмотр. Не поверив в это, члены ОНК сами проследовали к Битаеву в психо-неврологическое отделение. Осужденный сообщил, что примерно в 13:30 сотрудники вывели его из палаты и в одном из кабинетов потребовали раздеться в присутствии пяти сотрудников, у каждого из которых были видеорегистраторы. По словам осужденного, он разделся, но снять трусы согласился только за ширмой, а не на всеобщем обозрении у присутствующих. Это и было расценено как отказ от прохождения досмотра. При членах ОНК осужденный снова повторил свое желание общаться с членами комиссии и готовность пройти полный досмотр при соблюдении элементарной приватности (за ширмой и без видеорегистраторов). Через минут 30 Битаева вывели на беседу к ОНК. По его словам, второй обыск происходил по-другому: в кабинете присутствовали два сотрудника и медицинский сотрудник, который предложил провести ему ректальный осмотр. На его вопрос ответили, что это обязательная процедура перед посещением ОНК, что было впервые за 14 лет отбывания наказания».
По свидетельствам членов ОНК, в результате оказанного на Битаева давления (ему, в частности, угрожали «заколоть» галоперидолом) он был вынужден сказать на видеокамеру, что претензий к сотрудникам ИК-17 не имеет и что физическую силу к нему не применяли.Источник: Евгения Тамарченко и Иван Асташин, The Insider
