Прошлое против будущего. Путин, предводитель стариков


Известный в Великобритании журналист и писатель Оуэн Мэтьюз за несколько месяцев написал фундаментальное исследование причин и обстоятельств путинской войны в Украине, а издательство Harper&Collins выпустило эту книгу с космической скоростью: в начале октября автор закончил рукопись, а 9 ноября книга вышла в свет.

Называется она Overreach – “Просчёт”. Из названия ясна и главная тема: как и почему Владимир Путин исхитрился так радикально просчитаться, развязав войну, которую не способен выиграть, погубил международную репутацию своей страны и лишил свой народ будущего.

“Главная загадка в том, – пишет Мэтьюз, – как идея насильственного построения “Великой России”, подкрепленная мистическим православным национализмом, вышла за пределы маргинальных окраин российской политики, превратившись в официальную линию Кремля? Как и почему Путин решил выбросить на помойку тщательно выстраивавшуюся в течение десятилетий макроэкономику и дипломатию, чтобы начать войну, настолько безрассудную и рискованную, что подробности скрывались даже от большинства его министров вплоть до самого момента вторжения”. Чем бы ни закончилась эта война, считает автор, Путин объявит себя победителем, но “эта его самопровозглашенная победа будет победой необразованных над образованными, провинций над метрополией, стариков над молодыми, прошлого над будущим”.

Мэтьюз не уходит от самых острых и спорных тем: кончится ли эта война переговорами и, возможно, даже перемирием по формуле “территории за мир”, несмотря на всю ненависть и отвращение, которые действия Путина и его армии вызывают не только у украинцев, но и у всего цивилизованного мира? И не может ли выйти так, что на смену режиму Путина придет что-то ещё более страшное? Книга начинается с разговора с Захаром Прилепиным, которого автор когда-то считал своим другом, а теперь числит “честным врагом”. Но та альтернатива, то видение будущего, которые теперь Прилепин предлагает российскому обществу, настолько ужасны, что видавший виды обозреватель газеты The Telegraph признается, что после прочтения этого фрагмента ему захотелось срочно “выпить чего-нибудь покрепче”.

Прилепин, новый спартанец

“Так значит, ты рад был бы встретиться?” Тон моего старого друга Жени по телефону был настороженным. Разговор происходил 28 марта 2022 года. Война в Украине шла уже месяц. “Ты хочешь встретиться просто ради радости встречи или будешь пытаться объяснить мне, почему я не прав?” – спросил он. “Может, это ты сможешь объяснить мне, почему не прав я? Это ты тоже сможешь сделать. Я в Москве”, – отвечал я. Повисло молчание. “Может быть, в другой раз, – ответил он. – Сейчас мне нежелательно с тобой видеться”.

Женя – Захар – Прилепин был умным, начитанным, бесстрашным. Он также был страстен в своих убеждениях, которые включали радикальную веру в величие своей страны и яростное презрение к продажности её нынешнего руководства. На писательском форуме в Кремле в 2007 году он сидел напротив Владимира Путина и бесстрашно отчитывал президента за коррупцию и воровство. После аннексии Крыма в феврале 2014 года идеология Кремля повернулась вокруг своей оси, и Путин с Захаром оказались неожиданно согласны: России пора взяться за оружие против своих врагов. Вскоре после этого Захар отправился в мятежные республики Донбасса на востоке Украины и стал заместителем командира сепаратистского батальона.

В 2020 году, как и его герой, писатель-радикал и основатель Национал-большевистской партии Эдуард Лимонов, Захар основал собственную политическую партию. Его видение заключалось в мужественной, воинственной России, судьба которой – очистить мир от декаданса с помощью войны. Взгляды Захара могли быть ядовитыми, безумными и, несомненно, опасными. Но они были искренними. И в отличие от многих “диванных” патриотов, грабящих свою страну, которую они якобы так любят, Прилепин действительно рисковал шкурой за свои убеждения. Когда-то он был моим другом. Теперь, я полагаю, он стал своего рода честным врагом.

Я начинаю эту историю с Захара по двум причинам. Первая: мне интересно, что он будет делать дальше. В настоящее время Кремль оседлал тигра ультранационализма, подпитываемого православием, который до относительно недавнего времени таился на задворках российской политики. Что произойдет, если Путин потерпит поражение, либо в результате военного провала на фронте, либо потеряв контроль над российской элитой и службами безопасности? Если это произойдет, то видение Захаром своей страны как своего рода новой Спарты, непримиримой, воинственной и исполненной святой праведности, может оказаться пугающим вариантом возможного будущего. Вторая причина, по которой я упоминаю Захара: я так и не узнал, почему он отказался со мной встретиться. Возможно, он нервничал, опасаясь, что его застанут за разговором с человеком, которого могут представить как западного шпиона. Возможно, он думал, что я и на самом деле стал западным шпионом. Возможно, он предполагал, что за мной следит ФСБ. Возможно, он боялся услышать от меня другую версию событий, которая пошатнула бы его веру в то, что русские православные воины сражаются с украинскими нацистами (что, конечно, маловероятно). Каковы бы ни были причины, Захар явно заразился паранойей времени. Эту паранойю разделяло большинство моих московских друзей, коллег и знакомых. В дни после начала войны она накрыла город так же быстро и навязчиво, как торфяной смог, который окутывает столицу России каждое лето. Как и дым, запах паранойи был всепроникающим, и его невозможно было избежать.

Но первый вопрос, который я задал Мэтьюзу в ходе интервью для “Свободы”, касался достаточно сенсационной и без сомнения важной информации: доверительно поговорив с осведомленными источниками в госаппарате разных стран, он смог подтвердить сообщение о негласных контактах западного военного истеблишмента с китайским.

– Если ваши сведения верны, то получается, что Китай, возможно, помог удержать Путина от применения тактического ядерного оружия – не об этом ли говорил он сам, признавая “законные вопросы и озабоченности Пекина”? Контакты эти вроде бы осуществлялись через британский Институт стратегических исследований Запада и Востока. В обмен США остановили сделку по поставке самолетов МИГ-29 из Польши в Украину. Скажите, Оуэн, по вашим сведениям, эти контакты продолжаются?

Оуэн Метьюз, фото Джеймса Хилла

– Эта “сделка”, которую я описывал в книге, не была официальной, она была достигнута через back channel, то есть представители служб безопасности Китая вышли, неофициально, на связь с западными представителями, чтобы выразить свою крайнюю озабоченность перспективой передачи этих самолетов Украине. И позиция американского правительства изменилась за один день. Потому что эти старые “МиГи” – нечто почти музейное, стратегического значения они не имели, но для китайцев было важно значение символическое. Они, конечно, смотрят на всё это, во-первых, под ракурсом своего потенциального конфликта с Тайванем, а во-вторых,под ракурсом возможности применения режимом Путина ядерного оружия. Помимо этого, были и другие контакты, особенно в начале войны, между китайской и российской военными разведками, и китайцы, используя эти давно уже образовавшиеся каналы, хотели предотвратить применение ядерного оружия.

Мой источник, участвующий в брифингах для членов ЦК Компартии Китая и их советников, пока не подтверждает наличие новых подобных контактов. Но смысл этой истории вот в чём: Китай на словах поддерживает Россию, поддерживает войну – дипломатически, но слово с делом у него расходится довольно радикально, потому что де-факто Китай не поддерживает Россию экономически, он практически соблюдает западные санкции.

Большие китайские банки, например Sinopec (это очень крупный торговец нефтегазовыми продуктами), не говоря уже о Union Pay, быстренько отрезали Россию, ведь они знают, что их бизнес в западных странах, накладывающих санкции, в разы больше их бизнеса с Москвой. Так что де-факто нет экономической поддержки со стороны Китая, и, судя по тому, как лихорадочно Россия ищет старую советскую технику по миру и покупает дроны у иранцев и даже артиллерийские снаряды у Северной Кореи, Китай и в военном отношении не поддерживает Россию. Но есть понятие – или понимание, – что если НАТО начнет напрямую вмешиваться в этот конфликт, то ситуация изменится. И это очень важный баланс, в значительной мере определяющий действия США. Поэтому поддержка Украины остается сдержанной, умеренной.

– Ну да, относительно. Вы же сами приводите цифры, показывающие, что США ассигновали на военную помощь Украине сумму, превышающую годовой военный бюджет России. И без этой поддержки всё было бы, конечно, гораздо печальнее для украинцев. Но границы какие-то, видимо, очерчены. Вернемся к названию вашей книги. Один из ваших эпиграфов в книге – цитата из Стивена Коткина, написавшего: “Любая война всегда – частичная или полная ошибка в расчетах”. Но в данном случае это, видимо, не просто просчёт, а вопиющий. Вы пишете, что 15 марта Путин получил фактически идеальное предложение от Украины: нейтралитет, гарантия прав русскоязычного населения, возвращение к границам 23 февраля, что означало бы де-факто игнорирование, откладывание вопроса о статусе Донбасса и Крыма. Путин мог бы провозгласить это своей великой победой, за которую его славили бы на родине, но вместо этого произошел тот самый “большой просчёт”, переоценка своих сил, он решил идти ва-банк и добиваться фактического уничтожения независимости Украины. Почему это случилось?

– Действия Путина напоминают то, что когда-то было сказано про Ясира Арафата: он ни разу не упустил возможность упустить удачную возможность. Были многие подобные моменты. Например, после взятия Лисичанска в Донецке Путин тоже мог бы провозгласить победу, сказав: наше дело сделано, задача выполнена. Объявить о своей готовности сесть за стол переговоров. Он этого не сделал. Сделай он это в конце лета, это стало бы огромной проблемой для украинцев. Западные партнеры, например Франция, ухватились бы за такую возможность остановить войну. Теперь же Путин оказался в ущербной позиции, потому что инициировать переговоры можно только с позиции силы, побеждающая сторона, а не проигрывающая, не та, что терпит поражение на поле боя, предлагает переговоры. Иначе априори слабая сторона окажется и в слабой позиции на переговорах.

Почему Путин так действует? Причина та же, что и у начала войны. Путин живет в информационном пузыре, не имеет доступа к объективной информации, он окружен льстецами, людьми, которым не хочется приносить царю неприятные новости. Вполне возможно, что нынешняя, к примеру, катастрофа в Херсоне преподносится ему как героический маневр и мудрый поступок, ему докладывают, что армия спасла жизни и по большому счету укрепила позиции России. Информационные пузыри, между прочим, существуют не только в России, просто в России самодержавие, и это особенная психологическая проблема, царю плохое не докладывают. Но даже и в США, как пишет американский журналист Боб Вудворд в своей книге про иракскую войну, в Белом доме, в Вашингтоне в 2003 году действовала групповая психология, как и в ЦРУ под руководством Джорджа Тенета. Всё ЦРУ искало иракское оружие массового поражения. Так что американское руководство тоже оказалось в параллельной действительности, в которой точно существовало оружие массового поражения у иракского правителя. И то же самое, но в более острой форме, произошло и в путинском “политбюро” в 2020–2022 годах. Путин твердо верил в то, что ему докладывал генерал-полковник ФСБ Сергей Беседа, сообщавший: “Мы потратили сотни миллионов долларов, мы всех коррумпировали, всех купили”. Докладывавший, что якобы украинцы будут встречать российскую армию с цветами, хотя все это явно не соответствовало действительности. Ну и опыт Дебальцева и Иловайска, который убедил Путина, что справиться с украинской армией будет якобы очень просто, тоже, видимо, сыграл свою роль….

Нож против пистолета

Шесть лет между захватом Крыма в 2014 году и пандемией COVID-19 в 2020 году стали апофеозом популярности и власти Владимира Путина. Они также заложили основу для фатально раздутой личной и национальной самоуверенности, которая приведет Кремль непосредственно к вторжению в Украину в 2022 году. Присоединение Крыма привело к резкому взлету рейтинга Путина в опросах и вызвало общенациональную эйфорию, которая охватила не только националистов и консерваторов, но и значительную часть либеральной интеллигенции России. Даже извечный противник Путина Алексей Навальный согласился с тем, что народ Крыма имеет право на присоединение к России, даже если он не согласен с методами Путина в этом вопросе. Правда, окончательная судьба Украины осталась неразрешённой.

Поддерживаемым Россией повстанцам в Донбассе удалось отторгнуть менее половины Донецкой области и около 35 процентов Луганской. Но два случая, когда российские регулярные войска непосредственно вмешались и сражались с украинскими в полевых условиях – в битве под Иловайском в августе 2014 года и в битве под Дебальцевом летом следующего года – подтвердили подавляющее военное превосходство России. Это численное и техническое превосходство росло в межвоенные годы по мере того, как Путин вливал деньги в свои вооруженные силы. Вместе с ним росла и уверенность в том, что в следующий раз Россия легко победит, если решится на полномасштабное вторжение.

…На самом деле, новая мощь России была в значительной степени иллюзорной – или, по крайней мере, преувеличенной. Первая иллюзия заключалась в том, что поражения украинской армии в Иловайске и Дебальцеве в 2014–2015 годах продемонстрировали подавляющее военное превосходство Москвы. Но на самом деле Россия выиграла оба этих сражения, скрытно развернув мощную артиллерию против украинской армии, которая до этого сражалась против легковооруженных повстанцев и побеждала. Произошедшее можно сравнить с ситуацией, когда участник драки на ножах вдруг достает пистолет.

– Ответом Запада на путинскую агрессию, помимо военно-технической помощи Украине, были экономические санкции против России. Но достигли ли они желаемого результата?

– Всё зависит от того, что мы имеем в виду под этим. Джо Байден говорил в Варшаве: США не рассчитывают на то, что санкции переубедят Путина, заставят его изменить курс. По его словам, цель санкций – лишить Россию возможности продолжать войну. Они должны быть ударом, имеющим целью поражение российской военной машины. Действительно, санкции не привели ни к какому расколу общества, они лишили страну возможностей стратегического развития, но при этом вызванный ими кризис по российским меркам не очень ощутим. Россия потратила большую часть своего резервного фонда (кто-то говорит, половину, кто-то – треть, в любом случае очень много денег) на финансирование войны. Санкции нанесли ущерб российской экономике, по данным Центробанка падение составило около 8 процентов ВВП, это конечно, серьезно, ощутимо, но это пока не конец Советского Союза и не 45 процентов падения ВВП, как в Украине. И в итоге – давно стало понятно, что санкции не меняют ничего ни в верхушке Кремля, ни в отношениях между Кремлем и элитой, тем более в отношении населения к Кремлю. Это просто удар по российской экономике с целью снижения военного потенциала, и в этом смысле санкции могут вполне и сработать.

Кремль и его мантры

Кремль хотел бы убедить как российский народ, так и остальной мир в том, что российская экономика справляется с санкциями. “Экономический блицкриг против России никогда не имел никаких шансов на успех”, – сказал Путин, выступая на Петербургском экономическом форуме в июне, где не было региональных лидеров, кроме Александра Лукашенко, но присутствовала делегация талибов. Министерство экономики России выдвинуло внешне логичную версию о том, что, хотя экспорт нефти и газа снизился, рост мировых цен с лихвой компенсировал это снижение. Многие западные комментаторы купились на это. Уже в июне 2022 года агентство Bloomberg сообщило, что “даже если некоторые страны прекратят или свернут закупки энергоносителей, доходы России от нефти и газа составят около 285 миллиардов долларов в этом году… Это превысит показатель 2021 года более чем на одну пятую часть”.

Приводя эти цифры, авторитетный обозреватель Фарид Закария написал в The Washington Post: “Теперь ясно, что экономическая война против России работает не так хорошо, как люди думали… российское правительство получит значительно больше доходов от нефти и газа, чем до войны”. На самом деле статистические данные российского правительства были тщательно сфабрикованной ложью: они некорректно проецировали относительно стабильные мартовские показатели на будущее и выборочно использовали данные, чтобы скрыть истинный масштаб экономического ущерба.

В опубликованном в июле Йельской школой менеджмента крупном исследовании о реальном влиянии санкций на российскую экономику используются реальные данные розничных торговцев, энерготрейдеров и инвесторов, которые показывают картину, сильно отличающуюся от радужного образа, представленного Путиным. Реальность такова, что к маю общие ежемесячные доходы России от нефти и газа упали до 14,9 миллиарда долларов, что составляет менее половины доходов, полученных в первый месяц после вторжения. Некоторые западные комментаторы ухватились за кажущуюся стабильность рубля (который после резкого падения вскоре вернулся к довоенному уровню) и относительное здоровье российского фондового рынка как свидетельство того, что российская экономика пережила санкции относительно благополучно. На самом деле оба этих показателя были намеренно подтасованы.

Согласно новым правилам, введенным Центральным банком в марте, любая компания в России, получающая доходы в иностранной валюте, была вынуждена конвертировать 80 процентов этих доходов в рубли, что перекосило рынок в пользу рубля. “Газпром” также заставил своих западных клиентов платить за газ в рублях, что на практике означало лишь то, что они должны были открыть рублевые счета в тех немногих российских банках, которые избежали санкций, и официально перевести свои платежи в твердой валюте в рубли, прежде чем контракт считался выполненным. В Москве реально торговалась лишь часть довоенного объема рублей, и то в основном условными долларами, не обеспеченными реальными запасами твердой валюты. Что касается фондового рынка, то реальность такова, что иностранным акционерам из “недружественных стран” было запрещено закрывать свои позиции, что фактически держало рынок в замороженном состоянии.

Как отметил российский экономист и основатель компании “Ренессанс Капитал” Андрей Мовчан, приостановка нормальной торговли акциями фактически снизила капитализацию российских компаний если не до нуля, то “до непознаваемой величины, которую больше не может определить рынок”. В первые два месяца войны более 1200 западных компаний закрыли свои предприятия в России. Совокупный объем российских доходов этих компаний и стоимость их инвестиций в Россию превысили 600 миллиардов долларов, и их уход сам по себе “повернул вспять три десятилетия российской экономической интеграции с остальным миром и свел на нет годы иностранных инвестиций в России”, говорится в докладе Йельского университета. В этих иностранных компаниях работало около пяти миллионов россиян напрямую, и заработок до восьми миллионов зависел от этих компаний косвенно. Некоторые из этих работников нашли новую работу в предприятиях-клонах, созданных новыми российскими владельцами…

Но миллионы людей оказались без работы, в результате чего государству не оставалось ничего другого, как создавать новые рабочие места в государственном секторе. После аннексии Крыма в 2014 году и последовавших за ней санкций Запада, Кремль стремился сделать российскую экономику, и в частности, ее производственный сектор, независимым от импорта и, следовательно, невосприимчивым к будущим санкциям. Первой экономической мантрой после Крыма было “импортозамещение” – концепция, согласно которой Россия каким-то образом может выжить и процветать без импорта товаров, услуг и талантов с Запада. Второй был “технологический суверенитет” – теория о том, что Россия может создать свои собственные технологии, от мобильных телефонов до газовых турбин, которые будут соответствовать западным. Обе инициативы провалились.

– Интересно, что Путин как бы выстрелил себе в ногу: вы пишете в книге, что он сам лишил себя важнейшего оружия, газового. В результате Европа на пути к тому, чтобы научиться жить без российского газа. Это, видимо, очень важное событие в мировой истории, как вы полагаете?

– Если мы говорим о просчетах Путина, о его идиотских ошибках, то это гораздо более яркий пример, чем даже сама война. Как я уже говорил, можно было предположить, что с некоторыми оговорками война могла бы теоретически достичь своих целей. Но полагать, что, подорвав “Северный поток – 2” или приучив Европу жить без российского газа, можно достичь какого-то положительного эффекта, дипломатического или стратегического, вот это уже просто бред. Такое может делать только полный дурак. И вот это меня несколько озадачивает. Это уже настолько глупо, что заставляет беспокоиться об умственном состоянии лидера.

– Ну, наверно, это всё та же схема. Путину докладывают: европейцы замерзнут без нашего газа, толпы протестующих выйдут на улицы, и сразу все поменяется. Наверно, ему так доложили, и он поверил? И соответствующие действия предпринял?

– Большие толпы действительно вышли, в Праге, например, была огромная толпа, граждане протестовали против инфляции, против высоких цен на энергоносители, и кое-где были, между прочим, замечены российские флаги. Но Путин выстрелил себе в ногу в другом смысле: уничтожение газопроводов исключает всякую возможность возращения к status quo ante – к ситуации, существовавшей до войны. Это уже физически невозможно. Европа уже не может вернуться к зависимости от российского газа, и вот это просто уже катастрофические, идиотические действия.

Согласен с вами, что Путину так и доложили: Европа после этого приползет на коленях и будет просить пощады. Но нет, как мы видим, оптовые цены на газ снизились, несмотря на то что сжиженный газ дороже, упали уже до довоенного уровня. Правда, надо вспомнить, что уже и в январе эти цены были в три раза выше, чем ранее. Но это было никак не связано с Путиным и с войной. Главный итог таков: газовое оружие не сработало. В Северном море очереди танкеров, ждущих возможности разгрузить сжиженный газ. Повсюду идет строительство терминалов для приема этого груза и так далее. Да, он дороже, это удар по Европе, но как оружия газа более не существует. Более того, Кремль очень плохо, нелепо сыграл свою партию. Газовая война началась ранним летом, ну зачем применять это оружие в момент, когда в вашем газе нет особой нужды? Дать противнику пять месяцев, чтобы подготовиться. Что у вас в голове? Это было просто очень глупо.

– Вы тем не менее пишете: фатальный вопрос о том, сколько экономической боли западные общества готовы выдержать во имя защиты принципов, на которых основаны их общества, до сих пор не получил ответа. Вы приводите важнейший опрос, проведенный в 10 странах Европейским советом по международным отношениям, вроде бы свидетельствующий о неготовности общественного мнения континента к длительной войне.

– Если недавно, летом, можно было предполагать, что главной причиной европейских колебаний могут быть потенциальные экономические тяготы, цены на энергоносители и так далее, то теперь на первый план вышел другой мотив: значительная часть населения Европы, руководствуясь более абстрактными, чем чисто экономические, принципами, просто очень хотела бы, чтобы эта война закончилась. И не то чтобы это был вопрос денег, потому что даже те 50 миллиардов, которые Америка выделила в рамках программы ленд-лиза, тоже по большому счету не такая уж значительная сумма. Просто люди не любят войну. Вопрос, который был задан респондентам, звучал так: “Чего вы хотите: мира или справедливости?” Имеется в виду: справедливость, чтобы Украина вернула все свои незаконно захваченные земли, или же мир, даже ценой территориальных потерь для Киева? И результаты были, вполне ожидаемы: жители балтийских стран и поляки поддержали принцип справедливости, а остальная Европа – за мир.

Они просто хотят, чтобы всё это закончилось. Причем надо уточнить: Европа не собирается бросать Украину на произвол судьбы, моральная поддержка остается очень прочной, нет раскола в европейском обществе относительно того, кто виноват в происходящем. Но вот что касается того, как долго они готовы продолжать финансировать намерение украинцев биться до конца, вот эта часть уравнения остается неясной. Большинство считает, что мир важнее справедливости.

– Самое спорное предположение в вашей книге: война рано или поздно закончится переговорами и каким-то компромиссом. Думаю, в Украине эта теория будет отвергнута большинством и вас могут даже обвинить в невольном подыгрывании Кремлю или в наивности в стиле Илона Маска. Вы пишете: “Точно известно, чем война не закончится. Полной победы не добиться ни России, ни Украине. НАТО слишком много вложила в поддержку Украины, чтобы позволить Киеву пасть перед российской армией; но режим Путина и даже сама его жизнь окажутся под угрозой, если он допустит, чтобы Крым или самопровозглашенные республики Донбасса отошли к украинцам. Он неоднократно заявлял, что готов защищать эти территории ядерными ударами, если потребуется. Поэтому эта война в конечном итоге закончится – как заканчиваются все войны, которые не приводят к полной победе, – миром, достигнутым путем переговоров”. Вот эта ваша позиция вызовет, мягко говоря, неоднозначную реакцию, ведь украинцы настроены на полную победу. Вы не думаете, что при некоторых условиях Украина может добиться всех своих военно-политических целей?

– Конечно, остаётся возможность, что российскую армию постигнет полный коллапс. Этого нельзя исключить. Но дело в том, что логика военных действий такова: отступающая армия подобна газу, чем сильнее его сжимать, тем большее сопротивление он оказывает, чем больше армия отступает, тем сильнее будет её сопротивление. Чем дальше на восток будет отходить российская армия, тем короче будут линии снабжения, тем более пророссийскими будут настроения населения на отвоёванных территориях в Донбассе. Не хочу быть Кассандрой, но боюсь, что любой расклад, любой компромисс в конце войны будет объявлен украинцами предательством. Даже если территории “ДНР” и “ЛНР” будут полностью освобождены, но Крым останется под контролем России, всё равно это будет считаться предательством.

Думаю, что главным территориальным вопросом будет спор вокруг мариупольского “коридора”. Если украинцы дойдут до Перекопского перешейка, то это будет уже и не коридор, возможно, и такую ситуацию Путин будет рассматривать как стратегическое поражение и будет тогда биться до конца. Я боюсь, что в конце концов дело дойдёт-таки до обмена: территории в обмен на мир. И в каком-то смысле этот момент уже наступил, уже генерал Марк Милли, глава американских вооруженных сил, заявил, что падение Херсона может стать моментом, когда украинцы могут сесть за стол переговоров. Потому что и Америка, и Европа, и Китай хотят, чтобы это всё закончилось.

Если по-другому поставить вопрос: готова ли Европа финансировать украинское государство и армию чтобы решить вопрос, кому должен принадлежать Лисичанск? – то это вопрос более сложный. Европейцы на стороне Украины и хотели бы её победы, это не вызывает сомнений. Они будут поддерживать украинцев, пока те будут наступать, но до поры до времени. Наступит некий момент, дело дойдет до мёртвой точки, наступление приостановится, и тогда уже пойдут разговоры о необходимости поиска мира. Я боюсь, будет довольно значительное давление со стороны Запада и Китая, чтобы прекратить боевые действия. Давайте посмотрим правде в глаза: на самом деле самое лучшее, что может быть для будущего Украины, для ее благополучия, притока инвестиций, успешной реконструкции и так далее – это ампутировать гнилую конечность, распрощаться с этим проклятием, гнилой частью Донбасса. Это будет больно и обидно, тысячи солдат будут считать, что их предали, и это может привести к политическому кризису в Украине. Но объективно надо бы просто построить железный занавес и распрощаться с этой гнилью как со страшным сном. И уплыть без неё дальше на Запад! Пусть они там сами разбираются с собой и своим проклятым “Русским миром”.

В ловушке событий

Имевший доступ к высокопоставленным кремлевским чиновникам хорошо осведомленный источник сообщил в августе, что некоторые оккупированные территории “могут быть предметом переговоров”, хотя было также ясно, что Путин хочет вести переговоры только с Вашингтоном, а не с Зеленским, что прямо противоречило заявленной позиции Байдена о том, что только Киев будет вести переговоры. Очевидно, что, поскольку Зеленский все еще настаивал на возвращении Крыма Украине, а его армия наступала, разрыв в ожиданиях между двумя сторонами оставался огромным. Но после эйфории начала войны многие представители российской элиты осознали, что пришло время начать закреплять успехи и сокращать потери. Что ещё более важно, по словам источника, который говорил с несколькими высокопоставленными чиновниками: внутренние опросы, распространенные в Кремле в августе, показали, что общественная поддержка войны ослабевает. Хотя источнику не показали подробные результаты опроса, ему рассказали о его основных выводах: 15 процентов населения активно выступали за войну, и столько же против. Еще 35 процентов были пассивно “за” и 35 процентов пассивно “против”. Другими словами, население разделилось примерно пополам – почти по тем же линиям, что и в апреле 2021 года в опросе “Левада-центра” по поводу военной интервенции в Украине.

Путин мог попытаться выйти из игры с некоторым выигрышем или удвоить ставки. Он предпочел удвоить их, причём самым драматическим образом. Он рассчитывал, что его вторжение не только раз и навсегда обезглавит гидру вмешательства Запада, но и что быстрая победа вернет его популярность на тот уровень, который наблюдался в момент аннексии Крыма. Оказалось, что он сильно ошибся. Вторжение в Украину Путин задумал как апофеоз своего президентства, великий акт объединения трех славянских народов: России, Беларуси и Украины, который закрепит за ним статус одного из героев государственного строительства России…

Если бы блицкриг Путина увенчался успехом, он мог бы уйти с поста президента с триумфом, закрепившим его наследие. Но, как и сразу после импульсивной аннексии Крыма, Путин угодил в ловушку событий, которые сам же привел в действие. Теперь он не может уйти от власти, потому что его окружение, вероятно, сделает президента “козлом отпущения” за провал войны в Украине. Его политическое будущее и даже сама жизнь стали заложниками того, удастся ли ему избежать крупного поражения на поле боя. И, в отличие от великих диктатур середины XX века, режим Путина не подкреплен какой-либо последовательной идеологией. Он использовал глубокую жилу русского национализма, существовавшую до его прихода к власти. Но такого понятия, как путинизм, не существует – только химерическая смесь религиозного этнонационализма, параноидального, сектантского страха перед иностранным вмешательством и клептократии.

Путин не только не оставил после себя долговременного идеологического наследия – любое подобие процветания и стабильности, которое он мог создать, уничтожено его решением развязать войну. Он увеличил территорию России на полпроцента. Ценой его иллюзий стали не только тысячи потерянных жизней, но и потерянное будущее его страны. Эта злополучная война открыла для России ящик Пандоры с альтернативным будущим, которое может оказаться гораздо страшнее всего того, что представляет собой путинский режим.

– Вы считаете, может ли прижатый к стенке Путин применить тактическое ядерное оружие, или это его очередной, традиционный блеф?

– Ответ зависит от того, насколько Путин дружит с реальностью. Если он хоть как-то основывается на действительности, то он должен понять, что это будет самоубийство – его режима, а возможно, и его самого. Китай уже дал знать через частные каналы, что это станет переломным моментом, когда Пекин утратит всякий интерес к поддержанию существования путинского режима, и Запад дал знать очень четко: ответ на такое действие будет неядерным, но сокрушительным.

– Из вашей книги вытекает: чем бы ни закончилась война, в России победили “силовики”, и это “победа стариков над молодыми, прошлого над будущим”. То есть нормального будущего у россиян нет? Вообще?

– Я пишу вот о чём: то, что объективно является катастрофой для России, не обязательно катастрофа для силовиков. Они получили ту Россию, которую хотели, Россию, которая нуждается в них, которая не мечтает ни о чём, о чём обычно мечтают люди на Западе. Они отрезали не только элиту, но и всю Россию от искушения заигрывать с западными ценностями, с западным бизнесом, они сумели получить то, чего часто хотят старики, но мало у кого это получается: создать будущее, похожее на прошлое. Они получили ту Россию, которой могут управлять.

То есть это победа стариков. И это некоторая боязнь будущего. В применении к России писатель Дмитрий Быков очень интересно это сформулировал: национальной идеей в России стала геронтократия, и символом этой “победы” недаром стала “бабушка Аня”. Старуха в каких-то драных валенках выходит с флагом мёртвого государства – это просто символ смерти, какой-то токсичной ностальгии. Сопоставьте это с образом Леси Украинки – молодой, полной жизни женщиной в расцвете лет, олицетворяющей родину-мать, будущее, силу, красоту. А Россия тем временем проваливается в какой-то омут смерти, – считает британский журналист и писатель Оуэн Мэтьюз.

При работе над книгой “Просчёт” он пользовался информацией, полученной не только из открытых источников, но и почерпнутой из бесед, часто конфиденциальных, с хорошо информированными представителями государственных ведомств России и Украины, а также Великобритании и других западных стран. Были в их числе и сотрудники спецслужб (в основном отставные, но все еще имеющие, надо полагать, доступ к важной информации) различных государств. Список лиц, которым автор счёл необходимым выразить благодарность за помощь при создании книги, занимает почти шесть страниц.

Выпускник Оксфордского университета, Мэтьюз 27 лет прожил в России, в том числе долгие годы работая корреспондентом, а затем и шефом московского бюро журнала The Newsweek. Он свободно владеет русским языком, будучи русским по матери. Отец Оуэна, Мервин Мэтьюз, был британским ученым-социологом, с Людмилой он познакомился в Москве в 1960-х годах, но их любовь столкнулась с яростным сопротивлением КГБ, мешавшего их браку и не желавшего выпускать невесту за пределы СССР. Долгие годы его отец вел изнурительную публичную кампанию борьбы за воссоединение с любимой и в конце концов добился своего.

Эта семейная драма легла в основу первого бестселлера Оуэна “Дети Сталина” (2008). С тех пор он написал еще несколько успешных книг, в том числе “Безупречный шпион”, о Рихарде Зорге. Рассуждая о своем отношении к герою книги Мэтьюз говорил: “У всех нас, иностранцев, влюблённых в Россию, всегда есть элемент любви-ненависти, недоумения по поводу иррациональной жестокости России, и это недоумение умеряет нашу любовь”.

Источник: Андрей Остальский, «Радио Свобода»

Рекомендованные статьи

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *