Время войны – это всегда эпоха манифестов и зажигательных речей. Приблизительно раз в неделю мы вслушиваемся или вчитываемся в заявления того или иного западного политика, который дает четкую и бескомпромиссную оценку российской агрессии против Украины. На днях это был президент Германии Франк-Вальтер Штайнмайер. Чуть раньше – глава дипломатии Европейского союза Жозеп Боррель. Мы восхищаемся не только блестящими формулировками. Для нас важно и то, что ведущие западные политики признают свои ошибки. Мы ведь хорошо помним, как Штайнмайер в период своего пребывания в должности министра иностранных дел Германии был лоббистом компромиссов с Москвой и сторонником строительства «Северного потока».
Я тоже был бы в восторге от этого замечательного прозрения, если бы не помнил, что в течение многих лет – даже до 2014-го – политики в Польше, Латвии, Литве, Эстонии, Чехии, Словакии предупреждали коллег о неизбежной российской опасности. Предупреждали даже тогда, когда в Украине политики и бизнесмены считали, что главная задача – получать «дешевый» российский газ и сохранять транзитный статус страны. Когда украинское общество считало Путина лучшим политиком всех времен и народов и голосовало на выборах за российских агентов во власти.
Но как на Западе относились к этим предупреждениям? С очевидным пренебрежением, разумеется. Все это считалось проявлением “польской болезни”, “русофобии”, комплекса неполноценности. Так долго были под Москвой, что за деревьями не видят леса! Но мы здесь в Париже, Лондоне, Брюсселе – люди без комплексов.
И вот люди без комплексов начинают работать над зажигательными речами в период, когда им ничего не остается, кроме как произносить речи, рассчитывать, что Украина отобьется от России, а Россия воздержится от применения ядерного оружия. Браво! Были политиками, а стали ораторами. Мои аплодисменты.
И тут я вспомнил о судьбе другого оратора – сэра Уинстона Черчилля, политическим наследием которого принято восхищаться. 5 марта 1946 года Черчилль выступает в Фултоне с очередной зажигательной речью, в которой говорит о «железном занавесе», за которым располагаются столицы древних государств Центральной и Восточной Европы: Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София. Эту речь вполне мог бы переписать Штайнмайер. Или Боррель. Хотя необходимо признать, что те оценки, которые Черчилль дает России (именно России – так он воспринимал весь Советский Союз, никакой Украины не было в его голове, и здесь не должно быть иллюзий), выглядят гораздо более мягкими, чем те оценки, которые сейчас дает России Штайнмайер. Черчилль в своей речи говорит о поиске взаимопонимания с Россией – советская пропаганда превратила его выступление в антисоветский манифест.
И эта расплывчатость формулировок в выступлении знаменитого британского оратора объясняется очень просто: его собственным союзом со Сталиным. Мы привыкли рассматривать как сторонника неуместных компромиссов предшественника Черчилля Чемберлена. И многие из нас были возмущены, когда в фильме «Мюнхен. На пороге войны» британский премьер снова предстал в образе миротворца, отодвинувшего войну и позволившего стране лучше подготовиться к ней путем предательства интересов Чехословакии.
Действительно, это была ошибка, ставшая одним из триггеров начала Второй мировой войны. Но Черчилль использовал другую ошибку – ошибку Гитлера и пошел на союз со Сталиным, когда Гитлер напал на Советский Союз.
С точки зрения нашего сегодняшнего отношения к истории это был единственно возможный шаг: нельзя было победить Гитлера без союза со Сталиным. История такая, какая она есть. Но я должен напомнить простые факты. Великобритания и Франция вступили в войну с Германией, чтобы не отдавать Польшу Гитлеру. Черчилль и Рузвельт отдали Польшу Сталину. Венгрия, Румыния, Болгария были союзницами Гитлера. Они отдали Венгрию, Румынию, Болгарию Сталину. Чехословакия была оккупирована Германией. Они отдали Чехословакию Сталину. Югославия и Албания были оккупированы Германией и ее союзниками. Они отдали Югославию и Албанию Сталину. Западные лидеры сознательно пожертвовали интересами Восточной и Центральной Европы ради благополучия своих стран. О таких государствах, как Латвия, Литва и Эстония, я уже не говорю. Запад согласился со всеми территориальными достояниями Сталина, которые были получены в союзе с Гитлером. Ну а об Украине или Беларуси вообще упоминать в этом контексте было бы странно, ведь для Черчилля или Рузвельта это была Россия.
Мы обычно называем такие действия политическим прагматизмом, исторической неотвратимостью, выбором малейшего зла. И нам, воспитанным в культуре этой неотвратимости, прагматизм Черчилля гораздо понятнее прагматизма Чемберлена или прагматизма Ангелы Меркель, которая соглашалась со строительством «Северного потока». Ведь Черчилль стремился не просто к победе над Гитлером, но и к спасению Британии не «любой ценой», привычной для советских вождей, а ценой как можно меньшей с точки зрения сохранения жизней британцев и потерь для британской экономики.
Но посмотрим на исход политического наследия величайшего британца тысячелетия. Половина Европы под сапогом Сталина. Естественный и полный крах Британской империи. Естественная сохранность советской империи и ее способности к переформатированию, возрождению и новой агрессии. И неестественная победа коммунистов в Китае, уже сейчас представляющая угрозу номер один для всего цивилизованного мира.
Через восемь десятилетий после Второй мировой войны мы все еще не знаем, выживем ли. Потому что любой прагматизм и любое политическое предательство имеют свою высокую цену. Цена следующего тысячелетия.
Источник: Виталий Портников, Zbruc
