Администрация московской “Школы в Некрасовке” написала заявление в полицию на 10-летнюю Варвару (документ есть у Радио Свобода ). Татьяна Глазунова, классная руководительница 5-го класса, где учится ребёнок, рассказала директору школы Майе Булаевой, что Варвара пропускает внеурочные занятия “Разговоры о важном”, проводила в чате среди детей голосование с вариантами ответов “Чтобы Путин убивал украинцев” или “За мир”. Педагог также пожаловалась, что на аватарке ученицы в мессенджере написано “Слава Украине”. Руководство школы в свою очередь передало эту информацию полиции, добавив, что мама Варвары позволяет детям “свободу выбора взглядов на политические события и гражданскую позицию”. Администрация “Школы в Некрасовке” попросила полицию установить “причинно-следственные связи гражданской позиции ребенка” и повлиять на ее законного представителя. О том, как “эшники” и ФСБ отреагировали на жалобу педагогов, доцент медицинского вуза, сотрудница кафедры медицинской информатики и статистики, мама двух младших школьниц Елена Жоликер рассказала Радио Свобода.
– Руководство школы, где учатся ваши старшая дочь Варвара и младшая Софья, всегда сильно беспокоится, если ученики пропускают занятия?
– Обычно если ребенок пропускает урок, то администрация большого события из этого не делает. Родители пишут классному руководителю записку, объясняют причину прогула и обещают взять ответственность на себя. В начале сентября Варя не приходила на “Разговоры о важном”, потому что болела. Она другие занятия тоже пропускала. Администрация школы звонила мне и спрашивала, почему мы не приходим на патриотические уроки. Но её совсем не интересовало, почему Варя пропускает занятия по математике, например. Дочери всегда заканчивают учебный год на пятерки. Я много с ними занимаюсь сама. Особенно математикой, я сама математик. После пандемии я стала свободно относиться к посещению школы. Мне казались важными лишь высокий уровень знаний детей и их здоровье.
– Вы не хотели, чтобы дочери посещали “Разговоры о важном”?
– Я не была в сентябре принципиально против патриотических уроков. Так совпало, что дочь на них не приходила из-за болезни. Но то, что произошло дальше, вынудило меня официально отказаться от присутствия моих детей на “Разговорах о важном”. 27 сентября, когда мы с Варей были у ортодонта и пропустили весь школьный день, мне вновь позвонила классная руководительница с вопросом, почему мы не приходим на уроки патриотизма. Я ей обещала посмотреть на сайте презентацию этого урока. В этот день классная руководительница написала докладную директору, что я не разрешаю Варе посещать патриотические уроки и что у нее “необычная аватарка” в мессенджере. Меня вызвали официальным письмом за подписью директора в школу. Я ответила, что немедленно, как они хотели, к директору я прийти не могу. Я много работаю и одна воспитываю двух дочерей. Тогда они пообещали обратиться в опеку. 29 сентября я зашла к ним, удивляясь, что они так переживают из-за нескольких дней пропуска занятий. Меня ждала толпа народа: два замдиректора, одна завуч и три социальных педагога. Я собиралась объяснить администрации школы, что занимаюсь с Варей дома, поэтому ее успеваемость из-за пропусков не пострадает. Но администрацию школы беспокоили лишь “Разговоры о важном”. Они так и сказали: “Пропуски математики – это ваша проблема, нам важно, чтобы ребёнок развивался настроенным патриотично. Я им ответила, что презентация патриотических уроков есть на сайте и мы можем изучить этот материал онлайн. Администрация школы возразила, что дома мы не сможем в едином порыве поднимать флаг и слушать гимн. Руководители школы спросили меня, против ли я патриотических уроков. Я ответила, что нет. Ещё они меня уклончиво спросили, не вижу ли я ничего странного в аватарке, которая была в профиле Вари в мессенджере. Я сказала, что пусть они мне прямым текстом объяснят, чем им не нравится аватарка. Но они только ухмылялись в ответ. Я позже узнала, что на аватарке дочери была изображена Святая Джавелина. Тридцатого числа мне позвонила классная руководительница и передала телефон заместителю директора. Она рассказала, что моя дочь написала что-то антивоенное и политическое в детском чате и потребовала, чтобы я поговорила с психологом о поведении Вари. Я ответила, что ничего плохого в поступках дочери не вижу и отказалась от услуг психолога. Я спросила Варю, что происходило в чате одноклассников. Дочь ответила, что дети обсуждали Зеленского, но деталей она не помнила. Сообщения из чата не сохранились. Они были настроены на самоудаление через какое-то время. Мне позже показали якобы сообщение Вари, которое заскриншотили родители ее одноклассников. Там был опрос с вариантами ответов: “Вы за то, чтобы Путин убивал украинцев” или “За мир”. Но дочь это сообщение не опознала как свое. Учительница сказала, что на Варю жалобу директору написали родители ее одноклассников. Я до сих пор не знаю, кто из родителей мог это сделать. У Вари я телефон на всякий случай забрала и попросила ничего в чате больше не писать. Но претензии к нашей семье на этом не закончились.
5 октября в День учителя зазвонил мой телефон, я увидела, что определился номер Сони, но, ответив на звонок, я услышала незнакомый женский голос. Звонившая представилась полицейской и сказала, что они забрали Варю в участок. Я сразу подумала, что Соню похитили. Я спросила, где Соня, и попросила полицейскую дать послушать ее голос.
– Можно представить, о чем думают родители, когда полиция звонит с телефона их ребенка. Вам дали возможность поговорить с Софьей и убедиться, что с ней всё в порядке?
– На просьбу поговорить с Соней полицейская ответила: “Ничё не дам. Вы мне не указывайте”. Она угрожала, что будет держать Варю в полиции два часа, а потом отправит в центр временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей. Я дозвонилась до “ОВД-Инфо”, они соединили меня с юристом. После разговора с ним поехала в участок полиции. По дороге мне позвонила замдиректора и сказала, что Варя в школе. Всё-таки учителя ее с полицией не отпустили. В школе меня завели в комнату, через несколько минут туда вошли инспектор по делам несовершеннолетних в форме, социальный педагог и ещё какой-то мужчина. Я была в прострации, и меня интересовало только одно: где мои дети. У меня даже мысли не было, что полиция приехала в школу из-за аватарки. Когда я попросила всех представиться, мужчина ответил, что он не обязан этого делать и я могу считать, что он из ФСБ. Я потребовала объяснить, на каком основании это всё тут происходит. И тогда полицейская по фамилии Мжельская, которая мне звонила, показала мне на своем телефоне скрин якобы сообщения Вари в чате. Я начала читать, но не успела закончить, потому что Мжельская забрала телефон. Я попросила дать мне возможность дочитать, а Мжельская сказала: “Вы у меня телефон хотите украсть”. Соцпедагог поддакнула, что она это подтвердит, если надо. Человек из ФСБ добавил, что они могут меня прямо тут за грабёж оформить. Я не понимала, что происходит. Я сейчас даже не помню, как в какой-то момент в кабинете появилась Варя. Полицейская потребовала, чтобы я и Варя поехали в полицейский участок. Мы вышли из школы, на крыльце нас ждали еще двое сотрудников полиции. Я попросила объяснить мне, на основании чего всё это происходит. Полицейские только смеялись и говорили мне грубости. Мжельская сказала, что Варя поедет с ними, а я на своей машине должна отправиться в участок. Варя, услышав это, начала плакать, пыталась приблизиться ко мне. Мжельская ей не давала этого сделать. У дочери началась истерика. Я упрашивала полицейских дать мне возможность поехать вместе с дочерью в участок. Мжельская отказывала, а потом дала команду полицейским. Один из них скрутил мне руку. Вокруг стояли люди, я попросила их снять происходящее на видео, но они делали равнодушный вид. Мжельская и один из полицейских потащили меня к машине и запихнули в нее. Варю сотрудник правоохранительных органов затолкал в эту же машину. Нас повезли в участок. В кабинет, где мы сидели три часа, пришли сотрудники государственного бюджетного учреждения “Мой семейный центр “Гармония” и “эшники”. Психологи даже не пытались поддержать или успокоить Варю. Дочь сидела всё это время без воды и еды. Было видно, что она чувствует себя напряженно. Варю спрашивали об отношении к политике и о её аватарке в мессенджере. Дочь ответила, что аватарка ей понравилась из-за жёлтого и голубых цветов. Я рассказывала, что Варя хорошо учится в общеобразовательной и в музыкальной школах, несмотря на пропуски занятий. Дочь иногда не приходит в школу, потому что участвует в видеосъемках. (Варя и Соня снимаются в массовке передач для детей и в рекламе детских товаров на сайте всем известного интернет-магазина.) Психологи на это ответили: “Надо ещё разобраться, какие части тела вы там снимаете”. Все три часа в этом кабинете мне было страшно.
– Силовики вас запугивали?
– Они постоянно давали понять, что могут со мной и дочерьми сделать всё что угодно. Три часа силовики говорили, что могут меня здесь оставить, а Варю куда-то отвезти. Ещё я всё время беспокоилась о Соне, которой пришлось одной возвращаться из школы домой.
– Как 9-летняя Софья добиралась до дома? И предупредили ли вы полицейских, что по их вине ребенок может оказаться в опасной ситуации? По данным поискового отряда “Лиза Алерт”, ежегодно в России пропадают более 40 тысяч детей.
– Я говорила полицейским, что мой ребенок вынужден один ехать домой. Но они ответили, что это моя проблема. Соне до дома добираться надо было через переход метро и ехать шесть остановок на общественном транспорте. Она не привыкла передвигаться по городу в одиночестве. Раньше я ее возила из дома в школу и обратно на машине. Пока я переживала о Соне, Мжельская советовалась по телефону с кем-то, по какой статье меня оформлять. Она называла статью о “дискредитации армии”. Я понимала, что они пытаются найти предлог, чтобы составить на меня протокол по этой статье. Меня спрашивали, как я отношусь к СВО, почему на аватарке дочери написаны слова “Слава Украине”. Я спросила, что это такое вообще СВО. И добавила, что я одна воспитываю двоих детей и политикой почти не интересуюсь. А слова “Слава Украине” написаны так мелко, что Варя их не заметила.
– В самом деле вы не интересуетесь политикой?
– Я не участвовала ни в каких публичных политических акциях: это слишком большой риск для одинокого родителя. Меня нельзя назвать активисткой или оппозиционеркой.
– Как чувствовала себя Варвара в полицейском участке?
– Дочь была в потерянном состоянии. Она обычно улыбчивая, открытая и общительная. Даже школа упомянула это в своем заявлении в полицию. В участке Варвара чувствовала себя напряженно. Но в какой-то момент дочь улыбнулась. Кто-то из сотрудников в штатском или психолог спросил ее: “А чё ты лыбишься?” После допроса в участке силовики заявили, что сейчас они поедут в нашу квартиру для обыска. Я просила предоставить мне основания для этих действий и показать документы. Но они угрожали забрать детей, если я их не впущу в дом.
– Что они, как вы поняли, хотели найти у вас дома?
– Видимо, какие-то основания для обвинения меня в дискредитации армии. Они таким диким образом доставили меня в полицию, по сути взяв моих дочерей в заложницы, чтобы добраться до меня и демонстративно наказать родителя, посмевшего не водить детей на “Разговоры о важном”. В моей квартире Мжельская продолжала переговариваться с “эшниками”: “Ну, что, вы уже нашли?” Один из “эшников”, попав в мой дом, сразу побежал на балкон, остальные залезли в холодильник. Пересмотрели все магнитики на его двери. Обнаружили магнитик города Киев, привезенный мне подружкой несколько лет назад, и с осуждением спросили, неужели я была во всех городах, названия которых написаны на магнитиках. Затем они заинтересовались цветовым решением интерьера. Они запечатлели в акте осмотра помещения, что у меня горшки, ковер в детской и одна занавеска желтого цвета. Они сфотографировали картинку детей с словом “мир”. Один из “эшников” забрал мой телефон и нашел переписку с Соней, где я её просила спрятать ноутбук. Они очень обрадовались, сказали Мжельской, что сейчас всё будет, открыли наш диван, разворошили белье и достали ноутбук. Я их спросила в очередной раз, на каком основании они так себя ведут. “Эшник” ответил: “А чё?” Очередной находкой, обрадовавшей силовиков, стала открытка от подруги с поздравлением с 8 марта. На ней был изображён Арестович и тюльпаны. Открытку они нашли в моем аккаунте в социальной сети. На прощание “эшники” сказали, что мы ещё увидимся.
– Что Варвара и Софья делали во время обыска?
– Они тихо сидели в своей комнате.
– 25 октября прошло заседание комиссии по делам несовершеннолетних. К какому решению она пришла?
– Там обсуждали, какая я плохая мать, лишь из-за того, что мои дети пропускают “Разговоры о важном”. Зачитали характеристику из школы: мол, в последнее время Варя стала нервной, оборачивается на уроках, телефон не выпускает из рук. До этого школа характеризовала мою дочь как общительного, спокойного и веселого человека. Я спросила участников комиссии: “Вам не кажется, что Варя так изменилась из-за огромного стресса во время насильного доставления в полицию и обыска у нас дома?” Я напомнила учителям, что ни разу до этого учебного года не было никаких замечаний к дочери или ко мне со стороны школы. Я принесла медали и грамоты, которыми школа наградила дочь за успеваемость. Но мои доводы участники комиссии не слушали. Меня признали виновной в ненадлежащем исполнении родителями обязанностей по воспитанию несовершеннолетних. По мнению участников комиссии, у Вари из-за пропуска уроков патриотизма сформировались неправильные восприятие мира и гражданская позиция, которые привели к выбору аватарки в мессенджере.
– Какие действия вы теперь обязаны выполнять в качестве наказания?
– Нашу семью поставили на профилактический учет и обязали наблюдаться у психологов организации “Мой семейный центр “Гармония”. Мне с Варей и, возможно, с Соней придется ходить в тот самый центр, сотрудники которого хамили моей дочери в полиции. Как я доверю ребёнка этим психологам?! Они, по моему мнению, сотрудничают с правоохранительными органами. И в таком случае, как я предполагаю, не соблюдают принцип конфиденциальности, базовый принцип в психотерапии. С юристами мы решили обжаловать это постановление и добиваться наказания для сотрудников полиции и администрации школы. Я сказала полиции и психологам, что выполнять их требования начну только после окончательного решения суда. Но мне постоянно звонят и требуют, чтобы я пришла с Варей в “Мой семейный центр “Гармония”. Недавно в дверях нашей квартиры оставили записку с требованием позвонить в эту организацию. Мжельская тоже постоянно требует по телефону, чтобы я пришла к ней для составления плана профучета. Я предложила им общаться со мной только в письменном виде.
– Ваши дети сейчас посещают “Разговоры о важном”?
– В октябре я скачала из группы профсоюза “Альянс учителей” заявление об отказе от посещения “Разговоров о важном” и вручила руководству школы. Кроме того, дочери стали часто болеть и вынуждены пропускать школу.
– Как сейчас чувствуют себя Варвара и Софья?
– Полицейские и учителя нанесли моим детям большой вред. Варя и Соня всегда легко засыпали и вставали по утрам. Теперь они не могут нормально спать из-за кошмаров. Утром дети не хотят идти в школу. Психолог, к которому я обратилась, сказала, что Варю особенно сильно травмировало поведение полиции и учителей. Она, отличница, перестала получать пятерки по математике и говорит, что классная руководительница занижает ей оценки. У детей появились психосоматические заболевания, также связанные со стрессом, который они пережили 5 октября.
– Какие выводы сделали вы, не увлеченный политикой человек, о российском государстве после доставления вас в полицию и обыска в вашем доме из-за “Разговоров о важном”?
– У меня хорошее образование, я много работаю, плачу налоги. В том числе на них содержат полицейских и комиссию по делам несовершеннолетних, которые издеваются над моими детьми и надо мной. Мои дочери отличницы и хорошие люди, в первую очередь потому, что я их обучаю и развиваю. Оказалось, что государство мне за это спасибо не говорит, а признает меня плохой матерью и ставит на профучет. После этой ситуации я поняла, что думающие дети и взрослые российскому государству не нужны.
Источник: Дарья Егорова, «Радио Свобода»
