Лица изуродованы шрамами в виде символов путинской спецоперации – Z, 0, V. Еще одно лицо превратилось в пчелиные соты. Каждый из этих сюрреалистических портретов иллюстрирует один день из жизни оккупированного Херсона.
В киевском Доме кино проходит выставка Михаила Рая “Херсонский дневник”. Фотохудожник провел в родном городе 8 месяцев российской оккупации и рассказывает в соцсетях о жизни в Херсоне. Его любимый жанр – дигитальный фотоколлаж. “Кто-то берет в руки оружие, кто-то занимается волонтерством. У меня лучше получается делать фотоколлажи и писать, – говорит Михаил Рай. – Искусство обрело силу, которой у него давно не было. Мои работы мобилизуют людей, они позволяют выразить чувства, которым нет выхода”.
Это интервью с Михаилом Раем записано 9 ноября, когда генерал Суровикин объявил, что российские войска покидают Херсон. Связь с городом возникла на несколько часов, и нам удалось поговорить с Михаилом Раем о его коллажах, жизни в оккупации и будущем Херсона.
– У меня есть знакомые, которые жили в Херсоне и предпочли из этого города уехать. Ничего не говорят дурного, кроме того, что это провинция. Вы – патриот Херсона?
– Действительно это провинция. По стечению обстоятельств я здесь остался, когда началась война. Это город, в котором было очень много талантливых людей; я встречал и в Киеве, и за границей людей, которые предпочли уехать из Херсона, потому что в культурном плане они здесь задыхались. Культурная жизнь очень сильно ограничена, зритель здесь, в основном, культурный обыватель. В финансовом плане тоже очень мало перспектив для творческих профессий. Интеллигенция предпочитает из Херсона уезжать в места, где можно себя реализовать. Но не все, конечно. Чем подкупает Херсон – это уютный маленький удобный город.
– Наверное, тут необходимо прошедшее время, потому что вряд ли можно назвать Херсон в ноябре 2022 года уютным.
– Да, с 24 февраля всё совершенно другое.
– Как для вас началась война?
– Раньше 24-го, потому что у меня были предчувствия. Благодаря духовным практикам какие-то инсайты начали приходить, но я не хотел верить, что война вообще возможна. 24 февраля мы с женой договорились, что бежать не будем. Война так война, встретим ее здесь. Если оккупируют город, будем сражаться как можем. 22 февраля я был в районе Железного порта – это выход к морю в Херсонской области, недалеко до Крыма, и чувствовалось, что что-то такое витает в воздухе. 24-го рано проснулся от тревожного чувства. Услышал гул, потом отдаленный взрыв: думаю, что в порту стреляли. Потом мама позвонила, она телевизор смотрит, сказала, что Россия напала. Мы с женой составили план действий. Пригодился опыт тех людей, которые в 2014 году встречали войну в Крыму и на Донбассе. Посмотрели, какие продукты исчезают первым делом, составили список, обзвонили родственников и поехали закупаться, чтобы пересидеть хотя бы недельки две. Честно, веры не было, что ВСУ смогут выстоять эту атаку. Но я не думал, что это может затянуться на месяцы.
– Но вот, кажется, заканчивается. Что говорят в городе о передвижениях российских войск и о том, что они вывозят с собой ценности и памятники?
– Какое-то это странное отступление. Они вроде как из города вышли, я их здесь не вижу, эвакуировали администрацию, вывезли коммунальные службы. Частично это был грабеж, потому что осталась только советская техника 80-х годов и немножко барахла из 90-х, какие-то индийские автобусы, которые буквально серебристой лентой перемотаны. А всё современное, что было закуплено в последние несколько лет, исчезло. По памятникам, может быть, кто-то и будет грустить, но, по-моему, они очень сомнительную художественную ценность представляли. Может быть, все-таки вместо них в городе появится какое-то искусство. Есть точка зрения, которую озвучивают украинские военные – что заманивают сюда войска, чтобы максимально усложнить наступление ВСУ. Это вполне вероятно, потому что я слышу на окраинах города артиллерийскую стрельбу, самолеты летают. Не работает переправа, больше не пропускают людей вообще. И раньше это было сложно, продукты были дорогие, потому что доставить их сюда можно было только через понтонную переправу, а теперь она не работает. Со стороны Каховки тоже ничего не едет, потому что там мост подорвали. Все, что осталось в самом Херсоне, – на этом народ и будет держаться, сколько надо будет.
– А магазины какие-то открыты?
– Да, магазины работают. Не знаю, как справляются, потому что дня три не было электричества. В некоторых магазинах вроде как появились дизельные генераторы, они запустили свои холодильники. Но до сих пор электричество появилось далеко не у всех. Если всё попортится в холодильниках и с учетом того, что ничего не подвозят, это будет гуманитарный кризис, сродни тому, который был здесь в марте, когда вошли российские войска, разбомбили склады, и были очереди километровые. Сейчас такого нет, но очевидно, что продовольствие будет иссякать.
– Были призывы со стороны оккупационных властей уезжать из города. Почему вы решили остаться?
– Уезжать в сторону России и Крыма? Такие возможности были все это время. Были возможности уезжать на подконтрольные Украине территории через блокпосты. Сейчас туда выехать нельзя. Но я бы и не ехал, потому что понимаю, что меня знают, и не уверен, что меня пропустят.
– Есть ли место для искусства во время войны? Не возникает у вас чувство, что все, что вы делаете, не важно на фоне трагедии? Может ли быть поэзия после Освенцима? Может ли быть фотоискусство после Бучи и Мариуполя?
– И до, и после, и во время. Просто всё имеет свою актуальность. Те вещи, которые я делал до войны, сейчас менее актуальны. Одна из причин, по которой я остался, в том, что я пересмотрел свои взгляды и на искусство, и на жизнь. Во время войны художник должен остро чувствовать то, что происходит вокруг, что люди переживают. Такое искусство помогает людям пройти кризисы, с которыми они сталкиваются каждый день во время войны. Я вижу, как по-разному влияет война на людей. Далеко не для каждого это трагедия, скорее какой-то вызов, испытание, которое некоторые люди проходят, а некоторые нет. Я могу своим творчеством помогать проходить эти испытания, могу проливать свет на то, что многим людям непонятно. Когда читаешь книгу, ты понимаешь: автор это написал о себе, но настолько же и о тебе. Искусство в нужное время, в нужном месте дает человеку силу, дает ему веру.
– Я видел четыре работы из цикла о людях без лиц. Вы будете его продолжать?
– Я продолжаю работать над тем же проектом. Он называется “Военный дневник” или “Херсонский дневник”. В нем есть такая микросерия, которая описывает психологический портрет людей, которые сюда пришли воевать, Z-патриотов.
– Вы писали, что “идет война не между российским и украинским народом, а война ценностей, война поколений, война между прошлым и будущим”. Расскажите, пожалуйста, что вы думаете о природе этой войны.
– Я думаю, что эта война была неизбежна. Это даже не геополитика, там завязано нечто большее. Для России в ее империалистическом виде Украина, какой она хочет быть, какой ее видит украинский народ, опасна, потому что российская империя держится на силе и насилии, держится на страхе, держится на ограничении. Я думаю, что эта война экзистенциальная. И для самих россиян это тоже будет полезный опыт. События, которые происходят сейчас, для российского общества будут своеобразным толчком к развитию. Я понимаю, что война – это ужас, террор, много смертей, много насилия. Но есть и положительные аспекты, которые приносят кризисы, так же как кризисы в жизни человека. Люди либо меняются в лучшую сторону, либо не переживают этот кризис. Так же и война – это очень сильный кризис, который заставит людей либо измениться в лучшую сторону, либо поставить точку на своих амбициях, своих планах, своей самостоятельности, стать рабами. Потому что отсутствие свободы – это рабство. Украинский народ свое слово сказал. Украину уже не сломить – это вопрос решенный. А для российского народа сейчас патовая ситуация, которая может помочь ему подняться на защиту своих ценностей, если таковые есть, преодолеть притяжение страха. Я понимаю, что российская власть использует страх во всем, она и держится на страхе. В том виде, в котором хочет существовать российская империя, она будет всегда ограничивать население, потому что держится на ограничении. Если российский народ все-таки сможет преодолеть страх, тогда у него тоже есть шанс в будущем. И я вижу эту войну как такой толчок. Это напоминает “Обитаемый остров” Стругацких, там были схожие события.
– Почему вас увлек жанр дигитального коллажа и какие возможности он дает?
– До того, как я им стал заниматься, я просто фотографировал пейзажи. Меня это не очень удовлетворяло, потому что есть большая разница между художником, который создает образы, и фотографом, который что-то фиксирует. Фотограф может создавать сцены, переодевать актеров, но все равно это так или иначе реализм. Мне хотелось выйти за рамки ограничений, которые были у фотографов, и цифровые коллажи, которыми я сейчас занимаюсь, позволяют это сделать.
– Попробую угадать имя вашего учителя. Это сюрреалист Здзислав Бексиньский, который в последние годы жизни занимался дигитальными коллажами?
– С его творчеством я познакомился уже после того, как занялся фотографическими коллажами. Я часто встречал работы других фотохудожников, которые вдохновлялись его работами, и через вторые руки познакомился с его творчеством. Что-то общее между нами есть: он тоже разочаровался в том медиа, которое использовал, но для меня он спорный автор. Я восхищаюсь его талантом, но в его работах слишком много боли.
– Вы писали, что хотели бы, чтобы ваши работы увидели россияне. Вы получаете отзывы из России?
– Да, часто получаю. В основном, конечно, это те россияне, которые из России уехали.
– Вы упомянули духовные практики. Вы буддист?
– Я себя не причисляю ни к какому направлению религии. Да, я занимаюсь практиками – это очень помогает, особенно сейчас.
– Тогда спрошу вас, как человека, который видит глубже других: какое будущее ожидает Херсон?
– В ближайшей перспективе он будет освобожден. Население, скорее всего, его покинет по максимуму, потому что здесь будет очень опасно. Как только российские войска уйдут на левый берег, они начнут сюда стрелять всем, чем попало. Херсон – нечто очень болезненное для них. Все-таки здесь населения очень много осталось, здесь много людей живет – это те люди, которые принципиально не поддерживают Россию. Коллаборанты уехали, остались только те, кто ждет ВСУ, здесь остались люди, которые поддерживают Украину, они будут стоять здесь до конца. Я думаю, российские войска будут стрелять чем попало сюда, никого не жалея, до тех пор, пока их не отодвинут достаточно далеко. А в долгосрочной перспективе, я думаю, Херсон станет очень интересным, красивым местом. Я недооценивал Херсонскую область, но остался здесь в оккупации волею судьбы и понял, что это то, к чему я стремился. Я не имею в виду войну, разрушения, не имею в виду жизнь в оккупации, а просто качества, которых во мне не было, развились во время оккупации. Страхи, которые меня сковывали до этого, ушли, потому что с ними невозможно было здесь оставаться. Именно здесь я распрощался со своими страхами. Если брать долгосрочное будущее Херсона, это будет перспективный процветающий город. Я в этот регион в оккупации буквально влюбился, потому что, когда ушли большие ритейлеры, когда здесь образовалась маленькая резервация, где практически не было подвоза товаров, оказалось, что здесь много интересного. Если даже взять гастрономические вещи: Херсонская область – это вкусный регион, даже с Провансом можно сравнить. Здесь выращивали устриц, и свое вино есть.
– Арбузы знаменитые…
– Да, арбузы знаменитые. За счет этого богатства люди и жили все это время, сами себя кормили.
– Война воспитала в вас отвагу?
– Да, в какой-то мере. Для того, чтобы жить той жизнью, которой хочешь жить, нужна смелость. Я уверен, что для Украины все сложится наилучшим образом, потому что отвага у украинцев теперь есть. Если есть отвага для того, чтобы преодолеть те трудности, с которыми сталкивается человек на войне, то и в мирной жизни он сможет достичь своих целей, жить так, как он хочет.
Источник: Дмитрий Волчек, «Радио Свобода»
