Норвегия встревожена и приводит свои вооруженные силы в состояние повышенной готовности. В качестве причины власти страны называют агрессию России в Украине и участившуюся подозрительную активность российских граждан в самой Норвегии, например, серию запусков беспилотников, после которых несколько россиян были задержаны для выяснения обстоятельств.
“Ситуация в сфере безопасности в Европе – самая серьёзная за многие десятилетия, – говорит премьер-министр Норвегии Йонас Гар Стёре. – Сейчас, правда, у нас нет оснований считать, что Россия хочет вовлечь Норвегию или какую-либо из соседних стран непосредственно в военный конфликт. Но война в Украине делает повышенную бдительность необходимой для всех стран НАТО”. По словам министра обороны Норвегии Бьёрна Арильда Грама, режим повышенной готовности означает, что некоторые подразделения будут меньше заниматься стандартной общевойсковой подготовкой и больше – наблюдением и сторожевой службой, прежде всего в районах, примыкающих к сухопутной и морской границе с Россией.
Помимо задержаний россиян, запускавших дроны там, где делать этого не следует (наибольшее внимание привлек случай с 47-летним Андреем Якуниным, сыном Владимира Якунина, экс-президента “Российских железных дорог” и в прошлом весьма близкого к Владимиру Путину олигарха), шуму в Норвегии наделала и странная история с “фальшивым бразильцем”. Человек, называвший себя Жозе Ассис Джаммария и имевший бразильский паспорт на это имя, был внештатным сотрудником университета в норвежском городе Тромсё, где, помимо прочего, занимался изучением гибридных угроз. По версии следствия, на самом деле этот человек – гражданин России Михаил Владимирович Микушин. Издание The Insider и расследовательская группа Bellingcat утверждают, что Микушин работает на российскую военную разведку.
Суд в Норвегии предъявил Джаммарии-Микушину обвинение в шпионаже. Представители университета заявляют, что этот человек – по словам коллег, он говорил по-английски “с забавным акцентом, напоминающим русский” – не имел доступа к секретной информации, хотя признают, что он “участвовал в обсуждении ряда проблем, связанных с безопасностью”.
Пока непонятно, чем завершится вся эта история, но в совокупности с задержаниями Якунина-младшего и других россиян, которые вели фотосъёмку или запускали дроны в неположенных местах, она создаёт в норвежском обществе ощущение тревоги и угрозы со стороны северо-восточного соседа. Всё это укладывается в контекст серьёзных военно-стратегических, политических и прочих перемен, которые происходят в Арктическом регионе после начала широкомасштабной войны в Украине.
– Что касается дронов, там ничего из ряда вон выходящего не произошло. В том смысле, что обвинений в шпионаже предъявлено не было – нарушение заключалось в том, что беспилотники по норвежским законам нельзя было запускать там, где это было сделано, – комментирует ситуацию в интервью Радио Свобода эксперт норвежского Института исследований проблем мира (PRIO) Павел Баев. – Но в целом я бы сказал, что со стороны норвежских властей это было что-то вроде превентивной реакции. Она связана с тем, что недавно, буквально в то же время, когда произошли эти загадочные взрывы на “Северных потоках”, было зафиксировано появление неопознанных дронов в районе норвежских газодобывающих платформ в Северном море. При этом следует учесть, что дронов существует много, они разные, и законодательство относительно их применения иногда не поспевает за их развитием.
– Как в целом повлияла война в Украине на военное противостояние в Арктике? Можно ли говорить о каких-то конкретных военных “телодвижениях” сторон (перемещения флотов или сухопутных войск, крупные учения и т. п.)?
– Да, в регионе происходят фундаментальные изменения в сфере безопасности. Россия долгое время активно развивала военную составляющую своего присутствия в Арктике. Развертывались арктические бригады, закупалась новая техника, которая потом проезжала на парадах по Красной площади в специальном арктическом камуфляже, реконструировались существующие и строились новые базы… Все эти возможности внезапно оказались очень серьёзно подорваны. Боевые батальоны арктических бригад были переброшены в Украину, и они явно там надолго. В балансе сил на Севере произошли кардинальные перемены, поскольку силовые элементы российского присутствия из-за войны оказались существенно ослаблены. Это касается и Северного флота, поскольку по меньшей мере два больших десантных корабля переброшены в Черное море и пока что там и остаются. Другой момент: Россия не в состоянии сейчас отвечать на учения НАТО в регионе своими адекватных масштабов учениями, как это делалось до сих пор. В этом году с российской стороны учений не было и, похоже, не будет, поскольку предъявить теперь особенно нечего.
– Возможное скорое вступление Финляндии и Швеции в НАТО – насколько это крупное изменение стратегической ситуации в Арктике? Что конкретно оно может принести?
– Чисто количественно, конечно, ничего пока не поменялось, нельзя говорить о создании новых военных подразделений или о чем-то подобном. Но стратегические изменения неизбежны. В российской военной стратегии до сих пор господствовало такое представление: Арктический театр отдельно, Балтийский – отдельно. Поэтому создавалось специальное стратегическое командование, Северный флот был приравнен к отдельному военному округу, так как у него должны быть свои особые задачи, связанные именно с Арктикой. Балтика же была в военно-административном отношении отделена. И вдруг оказалось, что эти два театра – совсем не раздельные, поскольку Швеция и Финляндия в результате вступления в НАТО становятся частью единого евроатлантического стратегического пространства. Для Москвы это сюрприз очень неприятный, поскольку там явно не ожидали столь быстрого развития сюжета с расширением НАТО на севере Европы. Не совсем понятно, чем на это отвечать. Ресурсов нет, они брошены на войну в Украине.
– Если перейти из сферы военной в политическую и экономическую, то возникает вопрос: а как России и ее западным соседям теперь обсуждать проблемы Арктики? Арктический совет, объединяющий страны, которые располагают территориями в этом регионе, не работает в полную силу из-за разногласий между Россией и западными странами. Что теперь – эту организацию можно списать со счетов в принципе?
– Списывать ее пока не нужно, хотя, конечно, негативные изменения трудно не заметить. В принципе Арктический совет и другие структуры регионального сотрудничества – это плоды периода, начавшегося после холодной войны, когда такое сотрудничество стало активно развиваться, выдвигались разного рода проекты, Арктикой начали заниматься представители бизнеса, научных кругов, экологические активисты… Это динамичное развитие продолжалось более двух десятилетий. Важно то, что военные вопросы, проблемы безопасности в рамках Арктического совета были вынесены за скобки. Поэтому сотрудничество в принципе не прекращалось и после того, как де-факто началась война России с Украиной в 2014 году. Россия разработала амбициозную программу своего председательства в Арктическом совете, которое началось в мае 2021 года. Но вторжение сделало уже существовавшие барьеры непреодолимыми. Сейчас неясно, как переформатировать работу совета, потому что некоторые программы, в том числе в области экологии и изменений климата, без участия России осуществить очень проблематично. Хотя первые прикидки уже делаются – например, на конференции в Исландии в начале осени.
– Есть сообщения о том, что из-за войны прекратились совместные исследования Арктики, связанные с изменениями климата. Насколько это серьезно и как еще может повлиять нынешняя военно-политическая ситуация на ход изучения Арктики? Не будет ли упущено очень важное время?
– Как я уже сказал, есть очень специфические программы, которые без России трудно продолжать – например, это касается изучения таяния вечной мерзлоты. Россия здесь ключевой объект исследований. В Египте открылся климатический саммит ООН – СОР27, вероятно, на нем станет более ясно, какое в целом влияние оказала эта война на ход и масштабы научной работы в Арктике. Очень важна будет тема энергетического кризиса, спровоцированного войной и ограничением импорта российских энергоносителей в Европу. Никто еще не готов делать новые выкладки, касающиеся того, насколько этот кризис подтолкнет европейские страны к более активному использованию альтернативных источников энергии, но уже скоро время для таких выкладок придёт. Сейчас важно, как пройдёт зима, как именно придётся перестраивать энергетические балансы. Нельзя исключать, что в конечном итоге этот кризис окажется плодотворным для развития новой “зелёной” энергетики. Что касается науки, то она точно не остановится: Арктика велика, есть Шпицберген, есть Гренландия, есть огромные северные территории Канады, так что исследования будут вестись там.
– Как может Россия компенсировать разрыв научного, экономического и политического сотрудничества с Западом в Арктике? Есть ли тут альтернативы? Реально ли говорить о возможном появлении китайского присутствия в регионе?
– Китай свои интересы в Арктике продвигает – осторожно, но неизменно. Россия для него здесь главный партнер. С точки зрения вложений Ямал был для Китая очень важным проектом. В то же время китайцы проявляют интерес к многостороннему партнерству, хотят действовать в широком арктическом “коллективе”. Поэтому они вряд ли будут избегать сотрудничества в рамках каких-то новых региональных форматов без участия России, которые там появятся. Москве рассчитывать на компенсацию разрыва арктических связей с западными странами за счет Китая не стоит. Тем более что очень многие проекты требуют таких технологий и научной базы, которыми Китай в достаточной мере не располагает.
Разрыв связей, как и исчезновение источников финансирования, которое нынче идет на военные нужды, может принести много неприятностей. И речь тут не только о науке, но и о чисто практических вещах, связанных, скажем, с той же проблематикой вечной мерзлоты, которая имеет большое практическое, экономическое значение при освоении Арктики. Или, допустим, развитие Северного морского пути, который был для России флагманским проектом в регионе: ясно, что в нынешних условиях он активно функционировать не может. Никакого транзитного коридора тут не возникнет. Для России масштаб проблем, которые она сама себе создала в Арктике, очень большой. Один пример: сокращение газового экспорта в Европу означает необходимость закрывать ряд месторождений, которые невозможно законсервировать, их больше не откроешь – особенно потому, что западные сервисные компании типа Halliburton из России ушли. Как работать в Арктике без этого сотрудничества, никто на самом деле не знает. В этих условиях риск того, что “что-то пойдёт не так” и завершится, к примеру, крупной экологической катастрофой, я бы оценил как достаточно большой.
Источник: Ярослав Шимов, «Радио Свобода»
