Война с Украиной оказалась тяжелым испытанием для всех видов вооруженных сил России. Сухопутные войска после первоначальных успехов безнадежно увязли в украинской обороне и были вынуждены бесславно отступать из-под Киева и Харькова. Воздушно-космические силы, обладающие подавляющим превосходством в численности, так и не сумели завоевать безоговорочного господства в небе. Но самым болезненным и неожиданным ударом стали крайне неудачные действия Военно-морского флота (ВМФ). До конца войны явно еще далеко, но все больше экспертов задаются вопросом: а зачем России, собственно, флот? The Insider пытается честно ответить на этот вопрос.
Главный союзник или главная беда
«У России есть только два союзника — ее армия и флот». Эту фразу, которую приписывают императору Александру III, любит повторять и президент Владимир Путин. Александр III, впрочем, никогда не воевал, а вот Путин воюет так, что армия и флот могут поконкурировать с дураками и дорогами за звание главной российской беды. Почему-то именно флот помянул Путин, оправдывая нападение на Украину: во время памятного митинга-концерта в Лужниках 18 марта 2022 года он вдруг решил вспомнить адмирала Ушакова:
«Так получилось, что начало операции совпало — совершенно случайно совпало — с днем рождения одного из наших выдающихся военачальников, причисленных к лику святых — Федора Ушакова, который за всю свою блестящую военную карьеру не проиграл ни одного сражения. Он как-то сказал, что грозы сии пойдут во славу России. Так было тогда, так — сегодня, и так будет всегда!»
В первые же месяцы войны Путин потерял больше кораблей, чем Федор Ушаков за всю жизнь. И Путин тут не одинок: вся история российского военного флота после Ушакова была историей унизительных поражений. В Крымскую войну (1853–1856) парусный Черноморский флот не смог ничего противопоставить паровым военным кораблям объединенной англо-французской эскадры. В русско-японскую войну (1904–1905) российский флот, который больше полугода добирался до театра военных действий (ТВД) из Балтийского моря, потерпел сокрушительное поражение от японцев в Цусимском проливе. Слово «цусима» в русском языке приобрело нарицательное значение чудовищной катастрофы. В годы Первой мировой войны моряки вместо подвигов на море прославились деятельным участием в февральской революции и октябрьском перевороте 1917 года.
В течение Второй мировой войны советский ВМФ боролся прежде всего с сухопутными и воздушными силами противника, отказавшись от попыток захватить господство на морских ТВД. По известным данным, «85% боезапаса корабельной артиллерии было израсходовано по береговым целям, до 40% самолето-вылетов морской авиации было произведено для нанесения ударов по сухопутным войскам». При этом флот потерял, по разным оценкам, около тысячи кораблей и судов.
В послевоенный период Советский Союз рассматривал в качестве основного вероятного ТВД Европу, то есть готовился к крупномасштабной конвенциональной сухопутной войне, а заодно и к глобальному ядерному конфликту. Этим объясняются выбор в пользу ускоренного развития ракетно-ядерного вооружения и специфические приоритеты в строительстве флота с упором на атомные подлодки.
Советский флот должен был контролировать районы размещения собственных стратегических ракетоносцев (так называемые «бастионы») и противостоять авианосным силам США. Несмотря на то что программы строительства крупных надводных кораблей запустили лишь в 1970-х годах, к концу 1980-х СССР располагал самым большим в количественном отношении флотом в мире и вторым по силе после американского.
Путинский флот
В новых экономических и военно-политических условиях, сложившихся после распада СССР, унаследованный Россией флот переживал не лучшие времена. Первые месяцы президентства Владимира Путина в 2000 году намертво связаны в общественном сознании с трагедией подводной лодки «Курск». Странное поведение Путина, в частности, его заявление с ехидной ухмылкой: «Она утонула», — на американском телешоу и неспособность спасти остававшихся некоторое время в живых после взрыва членов экипажа «Курска» казались низшей точкой падения боеготовности военно-морского флота.
Ситуация начала меняться только в середине 2000-х. На ВМФ выделили довольно большие деньги по государственной программе вооружения (ГПВ): сначала на 2007–2015 годы, а потом на 2011–2020 годы. Появилась возможность беспрепятственно покупать главные энергетические установки для кораблей новой постройки, рост военных расходов позволил России вернуться в некоторые районы мирового океана.
В 2008 году сторожевой корабль Балтийского флота «Неустрашимый» прибыл в Аденский залив для борьбы с сомалийскими пиратами. Позже в районе Африканского Рога удалось сформировать целый отряд боевых кораблей, выполняющих задачи по патрулированию и обеспечению безопасности морского судоходства.
Но уже в 2014 году в связи с войной в Украине перспективы развития флота оказались под вопросом из-за западных санкций и разрыва производственной кооперации с украинскими предприятиями ОПК. Кроме того, значительный объем выделенных на ВМФ средств «съело» одно-единственное направление — создание новой стратегической подлодки (проект 955 «Борей») и баллистической ракеты для нее («Булава»).
Поворотный момент в современной истории ВМФ наступил, когда Россия вмешалась в войну в Сирии. В октябре 2015 года малые ракетные корабли Каспийской флотилии выпустили 26 крылатых ракет «Калибр» по целям на сирийской территории. Удары «Калибрами» с надводных кораблей и подводных лодок повторились в ноябре и декабре того же года, обозначив новое предназначение флота в качестве ударного средства против наземной инфраструктуры противника.
В то же время сирийская кампания выявила и критические уязвимости морских сил: военные моряки не смогли наладить сносное снабжение российской сухопутной группировки в Сирии (пришлось покупать и переводить под свой флаг турецкие сухогрузы) и не слишком помогли в боевых действиях.
Поход к берегам Сирии единственного авианосца ВМФ, тяжелого авианесущего крейсера (ТАВКР) проекта 1143.5 «Адмирал Кузнецов», удивившего западных наблюдателей густым дымным следом, с военной точки зрения оценивается, по меньшей мере, неоднозначно. За три месяца: с ноября 2016 по январь 2017 года — из состава авиакрыла «Кузнецова» было потеряно два самолета — МиГ-29К и Су-33. Противник был ни при чем — оба самолета вылетели за пределы палубы при посадке и упали в море из-за оборвавшихся тросов аэрофинишера.
В 2017 году Путин подписал указ «Об утверждении Основ государственной политики Российской Федерации в области военно-морской деятельности на период до 2030 года». В документе для ВМФ ставилась амбициозная задача — «закрепиться на втором месте в мире по боевым возможностям».
По состоянию на 2021 год российский военно-морской флот представлял собой причудливое сочетание кораблей первого ранга советской постройки, безнадежно устаревших с точки зрения боевых возможностей, и новых корветов, фрегатов и малых ракетных кораблей, больше отвечающих определению «москитного флота».
На второй в мире «флот открытого моря» такой корабельный состав не тянет при всем желании — даже без учета хронических ремонтов крупных надводных кораблей. По западным оценкам, основу российской морской мощи сегодня составляют подводные лодки, а это, скорее, инструмент стратегического сдерживания весьма ограниченного применения.
Между тем, специальных судов-спасателей для подлодок на Северном флоте с 2000 года, когда затонула подлодка «Курск», так и не появилось. Из шести запланированных к постройке судов проекта 21300 на воду спущено только одно спасательное судно «Игорь Белоусов», пополнившее состав Тихоокеанского флота.
Украинская катастрофа
Перед войной с Украиной мало кто мог подумать, что самый тяжелый, если не материальный, то уж точно моральный ущерб понесет в этом столкновении российский военно-морской флот.
К началу конфликта Россия располагала в Черноморской зоне шестью дизель-электрическими подлодками, шестью крупными надводными кораблями, в том числе ракетным крейсером, 36 прочими кораблями и вспомогательными судами.
В январе 2022 года под предлогом учений в Черное и Средиземное моря пришли дополнительные силы из состава Северного, Балтийского и Тихоокеанского флотов. Шесть десантных кораблей пополнили черноморское соединение, остальные остались в Восточном Средиземноморье.
Украинские ВМС на февраль 2022 года включали один фрегат (находился в ремонте), 12 патрульных и сторожевых кораблей (включая один корвет) и чуть более десяти прочих кораблей, судов и катеров.
Тем не менее, в противоборстве со страной, у которой по сути нет военно-морских сил как рода войск, российские моряки умудрились потерять флагман Черноморского флота, гвардейский ракетный крейсер проекта 1164 «Москва».
В случае с «Москвой» к трагическому исходу привела не только блестяще спланированная и проведенная при западной поддержке операция ВМСУ, но и вечная российская нехватка средств. Из трех кораблей проекта 1164 («Москва», «Варяг» и «Маршал Устинов») современную систему пожарной сигнализации получил только «Маршал Устинов», а от модернизации «Москвы» отказались из соображений экономии.
По-своему трагикомично, что за несколько дней до начала войны с Украиной командующий Черноморского флота лично удостоверился в защите «Москвы» от ракетных ударов. Не меньшая ирония заключается в том, какое судно отправили к месту, где затонул ракетный крейсер — спасательное судно «Коммуна». Его спустили на воду в 1915 году (тогда оно называлось «Волхов») и это, по всей видимости, старейший боевой корабль в мире.
Помимо «Москвы», пошли ко дну или получили серьезные повреждения еще 10 кораблей: большой десантный корабль проекта 1171 «Саратов», большой десантный корабль проекта 775 «Цезарь Куников» (вернулся в строй), скоростной транспортно-десантный катер проекта 02510 «БК-16Е», десантный катер проекта 11770 «Серна», спасательное буксирное судно «Спасатель Василий Бех» и пять патрульных катеров проекта 03160 «Раптор».
Несколько десантных и патрульных катеров украинцы достоверно поразили при помощи турецких беспилотников «Байрактар». Пытаясь усилить корабельную ПВО, российское командование принялось размещать прямо на корме сухопутные зенитно-ракетные комплексы. В частности, комплекс «Тор-М2КМ» установили на судне «Спасатель Василий Бех», но все равно не сумели уберечь его от поражения американскими противокорабельными ракетами Harpoon (вполне вероятно, благодаря целеуказанию с американского патрульного противолодочного самолета P-8 Poseidon).
Понес потери и командный состав ВМФ. Замкомандующего Черноморского флота капитан 1-го ранга Андрей Палий погиб в боях за Мариуполь. Там же сложил голову командир 810-й бригады морской пехоты Черноморского флота, полковник Алексей Шаров.
Также известно о гибели в Украине командира БДК «Цезарь Куников», капитана 3-го ранга Александра Чирвы (при ударе либо ином инциденте в порту Бердянска) и командира дивизиона тральщиков 184-й бригады кораблей водного района Новороссийской военно-морской базы, капитана 2-го ранга Александра Боброва.
Всего в открытых источниках сообщалось о смерти 111 российских моряков, в том числе 12 офицеров, а также 396 морских пехотинцев (из них 56 офицеров).
Эпопея вокруг острова Змеиный продемонстрировала, что после потери крейсера «Москва» флотское начальство не только отказалось от идеи десантной операции в районе Одессы, но и решило беречь крупные боевые корабли, пытаясь наладить снабжение небольшими судами. Прикрыть группировку на Змеином в любом случае не вышло, гарнизон пришлось вывести.
В конечном итоге оказалось, что оснащение кораблей Черноморского флота средствами радиоэлектронной борьбы и противовоздушной обороны не отвечает возможностям противника — если иметь в виду поставки западными союзниками Украины противокорабельных ракет и, самое важное, передачу разведывательной информации по движению надводных целей.
Основная боевая нагрузка на российский флот в украинской кампании исчерпывается ударами крылатыми ракетами «Калибр» с надводных и подводных носителей. Причем и тут, по некоторым данным, кораблям приходится вести огонь «Калибрами», предназначенными для подводных лодок, потому что запасы корабельных ракет подходят к концу или уже закончились.
Западные официальные лица полагают, что сегодня Черноморский флот — не более чем флотилия береговой обороны. Российские корабли неохотно покидают военно-морскую базу в Крыму, а подлодки и вовсе перевели от греха подальше на базу в Новороссийск.
«Цирконы» и «Посейдоны» как новое вундерваффе
Ко дню Военно-морского флота 31 июля 2022 года Путин подгадал подписание новой Морской доктрины РФ. В ней впервые с советских времен упоминается возможность строительства авианесущих кораблей и расширение военно-морской активности в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Красном море.
Особое внимание в своей речи на параде в честь дня ВМФ президент уделил гиперзвуковым противокорабельным ракетам «Циркон», для которых, по его словам, «нет никаких преград». Согласиться с Путиным довольно сложно.
Во-первых, на роль «чудо-оружия» в целом стандартная, пусть и очень быстрая, крылатая ракета не тянет. К тому же ее пока даже не приняли на вооружение.
Во-вторых, для ракеты совсем не много кораблей-носителей дальней морской зоны. Это тяжелый атомный ракетный крейсер (ТАРКР) «Адмирал Нахимов» после завершения модернизации, фрегаты проекта 22350 типа «Адмирал Горшков» (три построенных), БПК проекта 1155М «Маршал Шапошников», превращенный недавно во фрегат, плюс остальные большие противолодочные корабли и ТАРКР «Петр Великий» после модернизации.
В-третьих, и в главных, гиперзвуковым «Цирконам» негде получать целеуказания. В российском флоте отсутствуют как класс самолеты ДРЛОиУ (дальнего радиолокационного обнаружения и управления). В советское время проблему решили, создав на орбите систему морской космической разведки и целеуказания (МКРЦ) «Легенда» с аппаратами пассивной радиотехнической и активной радиолокационной разведки, но к середине 2000-х МКРЦ вышла из строя.
Если принять за практическую дальность «Циркона» расстояние в 1000 км, то сразу встает вопрос о средствах разведки для эффективного целеуказания. Насколько можно судить, пока таких средств в распоряжении ВМФ нет.
Военно-политическое руководство России строит на смену «Легенде» орбитальную группировку «Лиана». Но пока в составе группировки всего один спутник активной радиолокационной разведки.
Другое «чудо-оружие» для ВМФ, о котором любит рассказывать Путин, — это ядерная торпеда «Посейдон» (он же комплекс 2М39). Анимационный фильм о возможностях ядерного беспилотника президент лично представил в послании Федеральному собранию в 2018 году.
Как раз в ходе войны с Украиной в строй вошел первый вероятный носитель торпеды, самая большая в мире подлодка — ПЛАСН (подводная лодка атомная специального назначения) БС-329 «Белгород».
По экспертным оценкам, торпеда «Посейдон» не имеет военного смысла, поскольку гарантирует глобальную экологическую катастрофу. Сама программа, финансируемая с 1980-х годов, очень похожа на «распилочный долгострой», поскольку — при гигантских вложениях в ПЛАСН, всех исследовательских работах и испытательных мощностях — самой торпеды в собранном виде, насколько известно, нет.
Пока же ВМФ не получил новое вундерваффе, в России обсуждают возвращение на корабли тактического ядерного оружия (ТЯО). Сейчас ТЯО нет как на американском, так и на российском флоте в результате джентльменских договоренностей, достигнутых в начале 1990-х. Правда, как это поможет решить главную проблему флота — отсутствие современных средств разведки и целеуказания, — совершенно неясно.
Будущее флота
Неудачи ВМФ в войне с Украиной запустили дискуссию о будущем флота в военном строительстве России. Даже лояльные властям эксперты безапелляционно пишут, что «имевшийся у нашей страны к началу войны флот имел в целом сомнительную боеспособность и боевую ценность. При этом флот отвлекал на себя огромные человеческие и материальные ресурсы».
Собственно, уже видны попытки буквально на ходу исправить самые вопиющие просчеты. Например, корабли и катера Черноморского флота пытаются кустарно добронировать мешками с песком, оружейными ящиками и даже вывешенными на бортах бронежилетами.
Впрочем, маловероятно, что руководство флота возьмется перепроектировать еще не сданные малые ракетные корабли проекта 22800 «Каракурт» или откажется от откровенно неудачных патрульных кораблей проекта 22160. А то и озаботится отсутствием ударной морской авиации на двух из четырех флотов России (Северном и Тихоокеанском).
Война с Украиной показала, что ВМФ России не может решать сугубо флотские задачи — такие как захват и удержание господства на море, блокада побережья, контроль коммуникаций — в первую очередь, из-за нехватки многоцелевых кораблей, способных самостоятельно решать задачи ПВО и ПРО.
Как на эти вызовы отвечает новая Морская доктрина России? Весьма странно.
Совершенно завиральные идеи про строительство авианосцев и расширение деятельности российского флота на Индийский и Тихий океаны, закрепленные в Морской доктрине, следует отнести к пустым декларациям с большим распилочным потенциалом.
Например, авианосцы проектов 23650 «Шторм» и 11430 «Ламантин» оцениваются в 300–400 млрд рублей за штуку. Если учесть, что для полноценного использования авианосцев требуется большая группа сопровождения, корабли снабжения, прикрытия, портовая инфраструктура, обучение и оснащение авиакрыла, то расходы вырастают до астрономических триллионов рублей.
Вряд ли у Кремля получится создать сеть из пунктов МТО, без которых об устойчивом присутствии в Индийском или Тихом океанах речи быть не может. Уже в ходе войны с Украиной в создании такого пункта России отказал Судан. Так и не удалось и вряд ли удастся договориться о возвращении военно-морской базы в Камрани (Вьетнам).
Нет понимания, как решать и гораздо более насущные проблемы. Например, как замещать или добывать импортные комплектующие, узлы и агрегаты: скажем, запчасти к немецким дизельным двигателям малых ракетных кораблей проекта 21631 «Буян-М». Или электронные системы и приборы для строящихся кораблей.
В любом случае, мощный военно-морской флот трудно представить без сопоставимых по величине торговых и промысловых флотов, а также широкого охвата мирового океана экономической активностью и научными исследованиями. Стратегия изоляции и конфронтации с развитым миром не обещает по этой части ничего хорошего, а это значит, что никакого океанского военно-морского флота у России просто не возникнет по объективным причинам — за отсутствием такой надобности.
«Построить флот, способный разгромить американский, — нерешаемая задача»
Иван Карпов, независимый военно-морской эксперт
При оценке действий ВМФ России в ходе войны с Украиной надо разделить вопрос на три части — действия морской авиации, морской пехоты и корабельного состава флота. Части морской пехоты показали себя лучше, чем все остальные. Они боеспособнее, чем сухопутные, очень хорошо и аккуратно взаимодействуют. Они умеют работать и с артиллерией, и с авиацией — с минимальными потерями. Морская авиация тоже проявила себя достаточно неплохо — они выполнили ряд сложных заданий с применением высокоточного оружия.
Проблема морской авиации, общая для всех вооруженных сил, заключается в дефиците современной и оперативной разведки, что, в свою очередь, вызвано дефицитом современной электроники в нашей промышленности. Современные средства разведки требуют большого количества электронных компонентов — при этом у нас хорошие ударные средства. Дефицит электроники ограничивает развитие средств разведки, связи и так далее. Это слабое место всех вооруженных сил.
Чисто технически те бюджеты, которые у нас планировалось в рамках госпрограммы вооружения истратить на флот, должны были быть достаточными для закупки очень большого количества современных кораблей, должен был быть гораздо более крупный флот, но его нет. Вложено четыре с лишним триллиона рублей, должно было появиться много разнообразных боевых кораблей. Я не вижу того количества кораблей, которое соответствовало бы этой цене.
Черноморский флот имеет неадекватный для текущих задач корабельный состав и у него практически нет средств для поддержания войск на берегу, для обеспечения высадки десанта. Можно было бы попробовать где-то высадить десант, но высадка принесла бы потери, можно было потерять два или три корабля со всем экипажем.
Тяжело принять такое решение — и в итоге оно не было принято. Кроме того, здесь действует такое соображение: когда ты угрожаешь десантом и десант не высадил — это проблема противника, а когда ты десант высадил — это твоя проблема, потому что тебе надо его снабжать и поддерживать. Противник имеет преимущество на берегу, у него коммуникации лучше.
Высадка крупного десанта потребовала бы серьезного напряжения сил. Рискнули только высадиться на Змеиный, но сейчас туда никто не может высадиться, потому что ни одна из сторон не может там закрепиться. Несмотря на то, что в море Украина явно слабее, Черноморский флот не может эффективно выполнять задачу по поддержке армии на берегу и высадке десанта, для этого ему не хватает кораблей.
Кораблей нужного класса в принципе сейчас в России нет, но это общемировая проблема — США сейчас пытаются изобретать способы действовать против Китая в спорных островных районах и тоже понимают, что у них нет корабля, способного поддерживать войска на берегу. У них проблемы другого уровня, у нас же — низкий КПД, не пропорциональный расходам на флот.
На такой масштабный конфликт никто не рассчитывал, и есть политические ограничения — крупная армия есть, военный потенциал есть, но его практическая реализация сопряжена с риском больших потерь, а большие потери политически уже неприемлемы. Есть негласный договор о том, что мы не должны просто так нести большие потери на войне.
Что касается потери крейсера «Москва» — корабль не прошел модернизацию, то есть был в старом техническом облике времен Брежнева. По уровню характеристик его оружие должно было отразить тот налет, из-за которого он погиб. Значительная часть крейсера не работала так, как надо, и оттого, что один из комплексов был выключен на техническое обслуживание, произошло то, что произошло.
Насколько можно судить, были допущены ошибки в построении соединения. В условиях, когда руководство знало, что «Москва» не в лучшем техническом состоянии, между крейсером и берегом должен был быть более новый и исправный корабль, который имел бы больше шансов обнаружить летящую ракету.
Главная проблема в том, что у флота, по сути, для эффективной поддержки войск есть только «Калибр», но нужно более дешевое средство и на меньшую дальность. Чтобы поддерживать войска на берегу, нужно что-то высокоточное, но не очень дорогое и со спутниковой навигацией, которую мы можем сами делать без иностранных комплектующих.
Можно что-то придумать с дальностью 150–200 км, но такой ракеты у нас сейчас нет. Мы используем либо «Калибры», либо дорогие противокорабельные ракеты — когда по наземным целям работают ракеты типа «Оникс». У противокорабельных ракет сложная система наведения, рассчитанная на движущуюся цель, и стрелять ими по берегу не очень логично, но приходится, потому что ничего более доступного, дешевого и массового у нас на флоте нет.
Нужна новая кораблестроительная программа, которая будет долгосрочной, защищенной, которая не будет пересматриваться и изменяться на каждый чих: мол, у нас нет денег, давайте откажемся, или давайте поменяем, потому что выдумали новый проект, который надо срочно реализовать. Нужна ориентация на долгосрочное серийное строительство.
Нужна развитая военно-морская экспертиза, а если ей серьезно задать вопрос, то она скажет: «Какое НАТО? Нам нужно оставлять на Черном и Балтийском морях минимальный набор сил и средств и смотреть на Тихий океан». Там реальная угроза — это возможность агрессии Японии, которая мечтает о Курилах, а с НАТО нам, по большому счету, кроме Украины, делить нечего.
Я согласен с тем, что ВМФ выполняет больше имиджевые функции. При этом подводные лодки атомные с баллистическими ракетами (ПЛАРБ), а точнее, ракетные подводные крейсеры стратегического назначения (РПКСН) — это не флот, а нагрузка на флот, потому что они выполняют задачу ядерного сдерживания, но это не задача господства на море или присутствия в морской и океанской зонах.
Это корабли именно узкоспециализированные, предназначенные для того, чтобы в случае чего нанести ядерный удар по противнику. Флоты нужно снабжать, готовить, защищать, сторожить районы их развертывания, но подлодка несет именно функцию ядерного сдерживания.
Новая Морская доктрина не может учитывать реальные возможности страны, потому что этот документ составлялся до начала специальной военной операции и другими людьми, не имеющими отношения к его планированию. Но, тем не менее, этот документ прагматичный, реалистичный, учитывающий ситуацию. Вопрос в его воплощении, потому что доктрина работает не сама по себе, а через реализацию в исполнительных документах, которые должны быть приняты.
Как констатация положения вещей и потребностей доктрина хороша. Будут ли в итоге эти потребности удовлетворяться — надо смотреть. Можно сказать, что диагноз поставлен правильно, а вот будет ли болезнь вылечена надлежащим образом — это отдельный вопрос.
Россия может себе позволить даже большой океанский флот, просто надо четко сформулировать задачу. Если мы должны построить флот, способный разгромить американский, — эта задача нерешаемая. Если ставить задачу построить флот, способный противодействовать союзникам США, например, Японии, один на один, — это задача решаема в рамках нашего бюджета и технологического потенциала. В мирное время без войны этот флот может решать задачу присутствия.
Когда говорят, что американцы строят авианосцы, а мы нет, то тут надо задаться вопросом, зачем нам такой авианосец? Мы собираемся драться с американским авианосцем один на один, как делали японцы в Коралловом море? Нет, у нас нет таких планов. Нам авианосец нужен для того, чтобы поддерживать действия флота в океане против той же Японии, или чтобы поддерживать в случае чего операции в Африке и так далее. Для этих целей можно иметь намного более дешевый корабль, чем американский, который можно строить серийно сейчас. Флот должен отвечать нашим потребностям независимо от того, какие у нас отношения с США.
Источник: Вячеслав Епуряну, The Insider
