Для всех в России мобилизация — беда, а для малочисленных народов — две беды: их и так мало. В России 47 малочисленных народов — около 300 тысяч человек. В большинстве они хорошо охвачены пропагандой и готовы защищать «русский мир» от «бандеровцев». Рассказывает правозащитник Павел Суляндзига.
— Много вы знаете случаев мобилизации представителей коренных народов?
— Да, уже очень много, и по многим регионам России, по многим малочисленным народам. Это Приморье, Хабаровский край, Якутия, Сахалин, Мурманская область. К сожалению, я не получаю информации по всем регионам. Некоторые эксперты пишут, что это очень сильно похоже на геноцид. По моему мнению, это не так. Нет целенаправленной задачи мобилизовать именно представителей коренных малочисленных народов. Власти просто не могут никого поймать и заставить воевать. Особенно сложно найти людей в городах — там либо прячутся, либо могут послать подальше. А в деревнях, где в основном проживают коренные малочисленные народы, там люди другие, у них менталитет другой. Не только послать они никого не могут — к сожалению, прятаться не хотят даже. И поэтому их отлавливают и отправляют.
— Какие именно народы попали под мобилизацию?
— Например, мой народ — удэгейцы. Я точно знаю, что из села Красного Яра (Приморье) с начала войны отправили пять человек, с объявлением мобилизации — еще семь. В селе живет примерно 600 человек. Я лично знаю семьи. Всего в России нас осталось очень мало — 1600–1800 человек.
Много нанайцев отправили. В России их чуть более 10 тысяч. Например, из села Дада, где преимущественно живут нанайцы, из 400 человек забрали 40 — практически все молодое население. В Мурманской области в селе Ловозеро забрали саамов. Еще забрали нивхов из Сахалина, в Ноглики.
Из села Красное Ненецкого автономного округа забрали 37 человек, из них 18 — представители коренных малочисленных народов. А один из них имеет семь детей. Еще в том же селе мобилизовали носителя эвенкийского языка, который активно занимался им с детьми. Ему 48 лет. В пункте приема он был признан негодным. Отправили автобус с негодными в аэропорт по домам, но по пути развернули — и отправили на войну.
— Как военкомат может понять, что человек относится к малочисленному народу?
— В городе никак. А в районах, к которым приписаны села, могут. Сотрудники военкомата же не на Луне живут, а вместе, в одном районе. Но военные очень циничны: им дали план — надо выполнить. В городах поймать невозможно — идут в села, где не будут сопротивляться. В моей родной деревне Красном Яру две матери отказались открывать двери военкомату. В итоге дверь выломали и парней забрали.
Забирали людей из арктической зоны — из юкагирского села Андрюшкино, рядом с Северным Ледовитым океаном в Якутии. Взяли троих молодых парней-юкагиров, из этого народа тоже мало людей осталось — около 1000 в России. Туда работникам военкомата пришлось добираться на самолете.
— Люди пытаются избежать мобилизации?
— Из моей деревни часть людей ушла в тайгу, на охоту. В Карелии в двух деревнях мужчин-вепсов не нашли, потому что ушли за ягодами. В Хабаровском крае часть мужчин из коренных народов ушли на рыбалку.
На охоту в моем селе обычно уходят с конца октября до конца декабря, потом приезжают на Новый год домой и с конца февраля опять уходят в лес. Там живут в своих избушках.
В законах Российской Федерации написано, что представители коренных малочисленных народов имеют право на альтернативную службу. Но мне рассказали матери мобилизованных, что, когда они ходили спрашивать в военкомат про это, им сказали: «Нет». Все отдано на откуп военкоматам, а они, естественно, не будут такое разрешать.
— Много ли среди коренных народов путинистов?
— К сожалению, да. Мне недавно звонила женщина, чтобы я поговорил с ее сыном. «Мы же пошли помогать украинцам, их там бандеровцы убивают же», — говорит он мне. Большинство представителей коренных народов искренне верят, что Россия спасает Украину от бандеровцев.
— Пропагандисты говорят, что Россия защищает «русский мир». Путинистов из коренных народов эта формулировка не смущает?
— К сожалению, не смущает. На самом деле, это более глубокий вопрос. Я разговаривал с учеными, с правозащитниками. Многие из них отмечают, что всегда, когда происходит совещание в ООН, представители коренных малочисленных народов мира ругают свое правительство. И только представители коренных народов России — официальные — рассказывают сказки про райскую жизнь в России. Они говорят: «Мы знаем, что в России плохо. Но зачем мы будем сор из избы выносить?» При этом они не понимают значения этих площадок ООН и для чего они созданы.
Эти ученые говорят, что практически все коренные народы во всем мире участвуют в движении за свои права. Они все в первую очередь себя идентифицируют как представителей коренных народов. А в России представители коренных народов — подавляющее большинство, с которыми мы общаемся, — в первую очередь себя идентифицируют как россиян, а уже во вторую очередь — как людей из коренных народов. Это очень странно. Представители коренных народов России, которые должны бороться за права своих народов, борются за права российского государства.
Нас воспитывали на историях о русских героях. Получается, что у удэгейцев героев нет. А если их нет, значит, и народ какой-то неполноценный. Я начал интересоваться историей своего народа, когда я впервые из своей родной удэгейской деревни поехал в русскую. Там меня начали обзывать узкоглазым и черномазым. Когда я туда поехал, я себя идентифицировал русским, потому что мы в детстве с пацанами играли в войнушку все время. В игре были немцы и русские. Те, кто был сильнее, — русские, кто слабее — немцы. Потом уже я понял, что я не русский, стал интересоваться своей культурой, историей, языком.
Источник: «Важные истории»
